- Тебе не одолеть меня, малышка.
- Я хочу вернуться назад, Михаил. - Она постаралась сохранить контроль над своим голосом, поскольку не была уверена, что говорит правду.
Он знал ее. Он знал, что она чувствует; цену, которую она платит за свой дар. Влечение между ними было настолько сильным, что она не могла объективно мыслить.
Впереди замаячил дом - темный, пугающий, беспорядочно выстроенная каменная громадина. Ее пальцы вцепились в его рубашку. Михаил понял, что она даже не подозревает об этом нервном жесте, выдающем ее с головой.
- Рейвен, со мной ты в безопасности. Я не позволю никому и ничему причинить тебе вред.
Она нервно сглотнула, когда он толкнул тяжелые железные ворота и поднялся по ступеням.
- Прошу. - Он позволил себе потереться подбородком об макушку ее шелковистых волос, ощутив, как все внутри него перевернулось. - Добро пожаловать в мой дом, - мягко проговорил он, обволакивая ее своими словами, словно они были отблеском камина или солнечным светом.
Очень медленно, почти неохотно, он поставил ее на ноги перед порогом.
Михаил потянулся мимо нее, чтобы открыть дверь, а затем отступил.
- Ты входишь в мой дом по своей воле? - Официально спросил он, обжигая своими глазами ее лицо, скользя по нему, задержавшись на ее губах, чтобы затем снова вернуться к ее большим синим глазам.
Она была напугана, он мог легко прочитать это - пленница неистового существа, желающая доверять ему, но не способная устоять на месте, загнанная в угол, но желающая бороться до последнего вздоха. Она нуждалась в нем почти также, как он нуждался в ней. Кончиками пальцев он дотронулась до дверного поема.
- Если я скажу «нет», ты вернешь меня назад в гостиницу?
Ну, почему она так хочет остаться рядом с ним, если знает, что он так опасен? Он не «давил» на нее, она была слишком одарена, и могла определить это. Он выглядел таким одиноким, таким гордым, несмотря на то, что его глаза горели голодным огнем желания. Он не ответил ей, не пытался убедить ее - он просто молчаливо стоял и ждал.
Рейвен тихо вздохнула, признавая свое поражение. Она никогда не встречала человека, с которым могла просто сидеть и разговаривать, даже дотрагиваться, и не испытывать при этом наплыва мыслей и эмоций. Это само по себе являлось обольщением.
Она только подняла ногу, чтобы переступить через порог, когда Михаил схватил ее за руку.
- Скажи, что ты это делаешь по собственному желанию.
- Я делаю это по собственному желанию. - Она вошла в его дом и ее ресницы резко опустились вниз.
Рейвен не заметила, как дикая радость осветила его темные, точеные черты.
Тяжелая дверь, качнувшись позади Рейвен, закрылась с глухим звуком обреченности. Она задрожала, нервно потирая руки. И тогда Михаил завернул ее в плащ, укутавший ее теплом и его мужским лесным запахом. Он пересек мраморный пол и открыл двери в библиотеку, где спустя несколько минут разжег огонь. После чего, он указал ей на стул, стоящий возле огня, - с высокой спинкой, невероятно удобный, старинный, и, что самое невероятное, совсем не изношенный.
Рейвен с благоговением изучала комнату. Она оказалась большой: красивый пол был сделан из твердых пород деревьев, каждая частичка паркета представляла собой кусочек мозаики. Три из четырех стен были заняты книжными полками, полностью заставленными книгами, большинство которых имело кожаный переплет и многие из которых были очень старыми. Стулья были удобными, небольшой столик, стоящий между стульями, являлся предметом антиквариата и был в прекрасном состоянии. Шахматная доска была сделана из мрамора, а фигурки изысканно вырезаны.
- Выпей это.
Она чуть не выпрыгнула из своего тела, когда он появился рядом с ней с хрустальным стаканом в руках.
- Я не пью алкогольные напитки.
Он улыбнулся такой улыбкой, от которой ее сердце неимоверно забилось. А его острое обоняние уже обрабатывало эту часть информации о ней.
- Это не алкоголь, а настой из трав от твоей головной боли.
Тревога вновь поднялась в ней. Она, должно быть, сошла с ума, раз пришла сюда. Это было похоже на попытку отдохнуть в одной комнате с диким тигром. Он мог сделать с ней все что захочет. И никто не придет ей на помощь. Если он напоит ее… Она решительно покачала головой.
- Нет, спасибо.
- Рейвен, - его голос был низким, ласковым, гипнотическим. - Подчинись мне.
Она обнаружила, что ее пальцы уже сжались вокруг стакана. Она боролась с командой и ее голову пронзила такая боль, что она вскрикнула.
Михаил стоял рядом с ней, нависая над ней, его рука лежала поверх ее, обхватившей хрупкий стакан.
- Почему ты бросаешь мне вызов в таких обыкновенных делах?
Ее горло болело от слез.
- А почему ты заставляешь меня?
Его рука нашла ее горло, обвиваясь вокруг него и поднимая ее подбородок.
- Потому что ты испытываешь боль, а я хочу ее облегчить.
Ее глаза удивленно расширились. Неужели все так просто? Она испытывает боль, и он хочет ее облегчить? Действительно ли он такой заботливый или он испытывает радость, навязывая свою волю?
- Это мой выбор. Потому что свобода воли - это все.
- Я могу видеть боль в твоих глазах, чувствовать ее в твоем теле. Я понимаю, что могу помочь тебе, и разве это не логичнее, чем позволить тебе страдать от боли, чтобы ты смогла что-либо доказать? - Явное замешательство слышалось в его голосе. - Рейвен, если бы я хотел причинить тебе вред, я не стал бы тебя спаивать. Позволь мне помочь тебе. - Его большой палец скользил по ее коже, словно легкое перышко, чувственно, прослеживая пульс на ее шее, изящную линии челюсти, полноту нижней губу.
Она закрыла глаза, позволяя ему приставить стакан к своему рту, опрокидывая горьковато-сладкую смесь в горло. Она чувствовала себя так, словно отдала свою жизнь в его руки. Слишком уж собственническим было его прикосновение.
- Расслабься, малышка, - мягко сказал он. - Расскажи мне о себе. Как так получилось, что ты можешь слышать мои мысли? - Его сильные пальцы нашли ее виски и начали поглаживать в успокаивающем ритме.
- Я всегда могла делать это. Когда я была маленькой, то считала само собой разумеющимся, что все могут так делать. Но это было так ужасно - узнавать сокровенные мысли других людей, их секреты. Я слышала и чувствовала все каждую минуту дня. - Рейвен никогда никому не рассказывала о своей жизни, о своем детстве, и тем более совершенно незнакомому человеку. Хотя Михаил не ощущался как незнакомец. Он ощущался частью ее. Пропавшей частью ее души. Поэтому казалось таким важным рассказать ему все. - Мой отец считал меня каким-то уродцем, порождением демона, и даже моя мать немного боялась меня. Я научилась никогда не дотрагиваться до людей, не находиться в толпе. Мне больше всего нравилось находиться в одиночестве, в глухих местах. Только так я могла остаться в здравом уме.
