— Это не какая-то зараза, которая передается через кровь. Тобиан, ты прекрасно знаешь, что оборотничество заключается в твоих генах.
Тоби провел рукой по волосам.
— Ну, если у кого-то есть объяснение получше, я слушаю.
15 голосов заговорили одновременно, и большинство отзывались обо мне не особенно тепло, а еще требовали немедленно убрать меня с территории стаи. Не самая приятная беседа, на которой можно присутствовать.
— Весело-то как, — процедила я сквозь зубы.
— Пошли. — Чарли встал и протянул мне руку. Я проигнорировала ее, но пошла за ним. — Я отвезу тебя домой.
Чарли забрал ключи из сумочки Талли, и никто не заметил, что мы покинули комнату.
Утреннее солнце выпарило всю росу с земли. Я слышала, как работают комбайны в дали, а запах свежей земли действовал как антидепрессант. Я была в восторге от того, каким живым казался мир. Мои уши замечали даже самые тихие звуки, а нос наполнялся запахами слой за слоем.
Чарли молчал всю дорогу. И хорошо. Я не знала, что ему сказать. Прошлый месяц изменил нас. Он уже не был похож на того парня, который ехал четыре часа, чтобы удивить меня на выпускном. Он сбросил вес, и его острые черты стали выступать еще сильнее. Под усталыми глазами появились темные мешки. Он даже отрастил косматую бородку, но больше напоминал голодающего художника, чем бездомного. Но хуже всего было что-то, что труднее выразить. Пропала уникальная для Чарли искра. Его глаза стали тусклыми, а плечи покорно опустились.
Той ночью я потеряла обоих парней, которых любила.
Пока мы не подъехали к дому, он продолжил смотреть куда угодно, но только не на Скаут.
— Спасибо, что подбросил.
Небольшой кивок был единственным знаком, что он меня услышал.
Я начала выходить из машины, но замерла, опустив одну ногу на землю.
— Чарли, что будет, если они убедят Тоби, что я не стою всех этих проблем, и он решит выгнать меня?
— Такого не будет.
— Но если будет?
— Скаут, этого не произойдет. А теперь иди и успокой своего отца, иначе через пять секунд он сам вытащит тебя из этой машины.
Я слышала спор родителей даже со двора и понимала, что он прав. Папа узнал обо всей этой истории с оборотнями и не особо обрадовался. Впрочем, как и я.
— Это все полная чушь, — сказал папа уже не в первый раз. — Такого просто... не бывает. Люди не превращаются в зверей, а раны волшебным образом не затягиваются.
Он сидел на краю старого плетеного кресла, которое мама безуспешно собиралась выкинуть на протяжении последних семи лет, и закрывал лицо руками. Со своего места я заметила, что его светлые волосы тронула седина. Когда это успело произойти?
— Я знаю, в это сложно поверить, но это правда. — Я подняла подол, чтобы показать свой заживший живот. — Как еще это объяснить?
Папа посмотрел на меня тем же взглядом, каким удостоил Джэйса, когда тот пытался доказать, что дерево само выпрыгнуло на дорогу и помяло нашу первую машину.
— Думаю, я смог бы придумать что-нибудь, не связанное с оборотнями, Скаут.
— Не поможешь мне? — Я попыталась обратиться к маме, свернувшейся на диване. После физических нагрузок, которым даже врачи меня не подвергали, она укрылась в своем маленьком уголке. Не думаю, что она слушала мои оправдания о том, где я была и чем занималась. Я издала что-то вроде раздраженного рыка, когда она продолжила смотреть на свои руки, сделав вид, что я ничего не сказала.
— У меня есть книжка, — наконец выпалила я, догадавшись, что это может быть единственным способом помочь ему признать правду о шифтерах. Мы были очень похожи. — Там все описано с научной точки зрения. Что происходит с их... с нашими телами во время превращения.
Хотя, там не сказано, как это больно на самом деле.
— Книга? — Взглянув на маму, я подумала, что лучше бы она и дальше не принимала участия в разговоре. — Про книгу мне никто ничего не говорил.
Я присела на край кофейного столика. Мама никак не отреагировала, а это многое говорило об ее душевном состоянии.
— Она очень редкая. Я даже не знаю, известно ли о ней Хэйганам. Мой экземпляр мне подарил Алекс, и…
— Алекс? — Голос отца стал суровее. — Алекс Коул? Этот парень... — Он глубоко вдохнул. — Он был одним из этих?
Черт. Об этом стоило промолчать.
— Оборотнем, папа. Алекс был оборотнем.
Отца трясло от ярости. Он смотрел на мой живот.
— Это он с тобой сделал?
— Что? Алекс? — Я привычно прикрыла живот рукой. — Нет. Алекс никогда бы мне не навредил.
При упоминании его имени я едва не расплакалась.
— Но это был одним из них, так? — спросил папа. — Один из них напал на тебя и сделал тебя… — Я заметила, что ему сложно подобрать слова. — ... другой.
— Мне не известна причина моего превращения.
— Кто ранил тебя, Скаут? Что за мерзавец оставил тебя умирать одну в холодном лесу?
Я уставилась на пятно от апельсинового сока на восточном ковре. Оно было там так долго, что я не помнила, кто его оставил: я или Джэйс.
— Скажи мне, Скаут. Кто это был.
Ковер был уже старым и выцветшим. Надо попросить папу подарить маме новый на день рождения.
— Скаут, — холодно сказала мама. — Это же не был...
Несколько слезинок упали из глаз, и «нарисовали» смайлик на пижаме, которую я стащила из спальни Талли.
— Нет... — Она тоже заплакала. Я слышала ее всхлипы, чувствовала соль ее слез, но не могла заставить себя посмотреть на нее. — Он твой брат. Он любит тебя. Он бы никогда...
Я не выдержала и понеслась вверх по лестнице, убегая от правды.
Берег озера не изменился, но в то же время стал другим. Цвета были слишком... яркими. Контрастными. Зелеными. Все выглядело так, словно надвигался мощный летний шторм.
Так же, как все выглядело вчера после Превращения.
Алекс был не один. У его ног игрался волчонок с серыми человеческими глазами.
— Все изменилось, — сказала я, подходя к Алексу, кидавшему камешки в воду. Он пускал блинчики. Точнее, пытался, упорством компенсируя недостаток умения.
— Такое бывает после превращения, — сказал он, бросив еще один камешек в водную могилу. — Это же превращение. Перемены. В этом вся суть.
Он улыбнулся, но в этот раз даже ямочки были другими.
— Спасибо, Оби-Ван[3]. Что бы я делала без твоей мудрости?
Волчонок заметил меня и подбежал поближе.
— Привет, малыш. — Я почесала его за ухом. — Какой хороший мальчик.
Я засмеялась, а волчонок зарычал.
— Она милашка, но Николь точно укусит тебя, если снова назовешь ее мальчиком.
Волчишка перестала рычать на меня, подставив брюшко Алексу для почесывания.
