— Для герцогского сына весьма неплохо.
Онтэрго моментально помрачнел. От добродушно настроенного сотрапезника не осталось ничего, красивое лицо исказила злость.
— Я их совершенно не помню. Ни мать, ни отца. Словно чужие люди, — процедил он, а затем, со звяканьем бросив приборы, встал из-за стола.
— Думаю, ты способна помыть посуду и не утонуть, — едко резюмировал, уходя.
Я в расстройстве закусила губу. Вот же дарх треклятый! Хотела сказать спасибо, а прошлась по больному.
***
Подобные стычки и вспышки ярости у Онтэрго происходили всю последующую неделю. Ежедневно. По несколько раз в день.
Недовольство и бешенство Марэка могло вызвать как нечто глобальное, вроде всегда запертой и заклятой на крови входной двери («Я не дархов пленник, не безумец! Мне опостылели четыре стены, я хочу выйти!» — орал он, пытаясь сломать ее), так и совершенно пустяковые фразы, детали, действия, заставлявшие парня осознать, что какие-то моменты и пласты собственной жизни он просто не помнит.
Я понимала, что все катится дракону под хвост, и, если не уравновесить моего подопечного, не заставить его контролировать себя, он не только не вернется в строй и к привычному образу жизни, не возобновит магическую подготовку (что для недавно проявленного грозит выжиганием дара), но и здоровым не будет. А следовательно, высокопоставленный папочка засудит и меня, и Домара Бия и протопчется по нашим судьбам так, что ничего не останется.
Артефактов, способных помочь эмоционально нестабильным, существовало множество. Поворочавшись бессонной ночью (как раз после того вечера, когда Марэк вспылил из-за эпитета «герцогский сын»), я вспомнила шестьдесят восемь таковых и мысленно создала еще пять, основанных на сопряжении противоположных полей элементов. Но беда в том, что все они не подействуют, ведь в основе их работы тесная связь с силой владельца. А пока на Марэке браслеты-ограничители, магия для него под запретом. Избавится же он от блокираторов только тогда, когда научится контролировать себя.
Колоссальное невезение!
Были еще травы, конечно. Но чтобы обуздать столь буйный нрав, Онтэрго придется пить настои в огромном количестве.
Лично мне отвлечься, сосредоточиться и переключиться всегда помогали работа в лаборатории, исследования, изучение монографий других магистров. Знание — сила, незнание — счастье…
Поэтому на следующий день перед Онтэрго легла стопка книг и учебников. Тот мгновенно потемнел лицом, символы шии-ка на браслетах блеснули, отразив вспышку огненной магии.
Предсказуемо последовало витиеватое ругательство.
— Следи за языком, — холодным тоном отрезала я, подбоченясь. — В этом доме есть правила, и ты будешь им следовать.
— Спешу и падаю, — огрызнулся Марэк. — Я не стану зарываться в литературу, я не умственно отсталый.
— Сомневаюсь, — приподняла бровь я.
Пару мгновений мы сверлили друг друга взглядами, непримиримыми, жесткими.
— Если будешь хорошим мальчиком и осилишь это за короткий срок, отпущу на прогулку, — пошла на уступку я.
Глаза подопечного удовлетворенно вспыхнули, лицо разгладилось.
— Идет.
Ну вот. Снискавший популярность педагогический метод кнута и пряника сработал и в этом случае.
Что ж, видимо, я недооценила усидчивость Марэка. Или же его желание хотя бы на время покинуть свою импровизированную клетку.
За неполных двое суток Онтэрго освоил «Краткую теорию магии» Ийта, «Введение в магинженерию», а также учебники по математике, начертательной геометрии, начальный курс философии и одиннадцать монографий по истории империи. И это парень, который, как я всегда считала, привык действовать и двигаться, а не просиживать над книгами, легко отвлекающийся, как только сталкивается со сложностями (впрочем, как и все курсанты). Ошибалась?
Подивившись рвению подопечного, я сходила в учебный корпус за очередной порцией литературы, а также тестами, которые должны были сдавать все поступающие в академию. Вернувшись, удовлетворенно вздохнула: тишина, покой, Онтэрго, устроившись за столом в кухне, решает задачи, поглядывая в книгу. И села за работу. Казалось, будто не возилась в лаборатории лет сто, потеряв часть себя…
Дело продвигалось. Я закончила расчеты и, обнадеженная, приготовила пасту из смеси шорцевой пыли и крошки хризоберилла. Осторожно нанесла ее на элементы будущего артефакта и, затаив дыхание, собралась дать импульс магии, чтобы пробудить образец.
— Эли, — раздалось негромкое над головой.
— Секунду! — отрезала я и выпустила искру магии.
Агат, серебро и алмаз, активизируясь, на миг осветились голубоватым светом, указывавшим на их слаженную работу и сопряженные поля. Но как только вынула их из круга и попыталась закрепить в держателе, вступили в конфликт, а после энергия попросту распалась.
— Ах ты ж, дархова задница! Я не могла ошибиться в расчетах! — вскочив, я с остервенением смяла лежавшие рядом записи, в бешенстве глядела на деактивированный образец, стиснув руки в кулаки и удерживая силу. Не хватало еще из-за очередной неудачи и домашнюю лабораторию разгромить.
— А как же правила? — услышала я насмешливое слева, повернула голову на звук.
Марэк сидел на табурете, приставленном к краю стола, куда я составляла чистые колбы, футляры и сосуды с растворами. Уж не знаю, как он поместился в тот угол. Широкое плечо подпирало стену, а правое мощное бедро — стол. В таком положении Онтэрго выглядел комично, я бы, возможно, даже пошутила по этому поводу, вот только уколола тревожная мысль: а как долго он наблюдал за мной? Погруженная в опыт, я обычно ничего не замечала.
Я напряглась под задумчивым взглядом Марэка, блуждавшим по моему лицу, домашнему платью, открывавшему руки, лабораторным перчаткам, встрепанным волосам. Да, такое изучение собственной персоны забавным не показалось.
— Какие правила? — ледяным тоном поинтересовалась я, вновь усаживаясь.
— Следить за языком, — подопечный издал смешок. — И не надо говорить, что они относятся только ко мне.
Я поджала губы: не надо, так не надо. Да и справедливое замечание.
— Что ты хотел? — спросила после затянувшейся паузы, устав гадать о настроении и поведении Онтэрго. Пусть память и потерял, но по-прежнему не боится меня и является упертым нахалом.
— С той кучей, — Марэк указал на книги, стопкой сложенные на чайном столике, — покончено. Хочу получить обещанное.
— Хорошо, — я кивнула.
Похвалить или не стоит? Не стоит. Расслабится еще.
— Не боишься, что сбегу? — спросил Марэк, когда я, надев теплое светлое платье с длинным рукавом, чулки и, повязав шейный платок, появилась в гостиной.
Замерла, на миг испугавшись, а потом решилась.
— Ты дурной, но не до такой степени. Кроме того, возьмемся за руки. Для гарантии.
Подхватив сумочку, я открыла дверь.
— Поползут удивительные слухи, госпожа Ш’энн, — тихо рассмеялся за моей спиной Онтэрго. — В отместку я даже отрицать их не стану.
— Ха! — с сарказмом выдала я. А сама подумала: действительно ведь поползут, и это будет неприятно, бросит тень на меня как на преподавателя. Наверное, не стоит за руки…
Но было поздно. Едва мы шагнули за порог, а я заперла дверь, Марэк сам взял меня за руку, крепко переплел пальцы.
Никуда не годится. Словно парочка влюбленных.
Хмурая, взвинченная, я пошла рядом с подопечным. Вырвать руку посчитала ниже своего достоинства. К тому же, непедагогично идти на попятную. Предложила — расплачивайся.
Парк в студгородке имелся, да еще какой: редкие экземпляры цветов, кустарников и деревьев, аллея пятисотлетних исполинов-дубов, сумрачный уголок хвойных, уютные беседки, фонтанчики, пруд с лебедями и даже летнее кафе, окруженное цветущей сиренью. Красоты зеленой зоны, каюсь, оценила лишь однажды, в день своего переезда в Кархерш, а после… было не до этого. Может, и зря редко (точнее, никогда) не гуляла.
Мы торопливо прошли по дорожке мимо домиков других магистров, будто оба опасались, что нас увидят. А возможно, просто хотели быстрее достичь аллеи, видневшейся впереди.
