— О, Мороз Морозович, — широко улыбнулась. — Какой день… По одному с моим пробуждением не справляетесь, решили действовать сообща?
Ректор сперва удивился, а следом нахмурился.
Не идет ему вот это выражение: брови съехались, глаза прищурились…
Лис моего энтузиазма не разделил и побелел еще больше. Он поднялся с кровати и вытянулся, словно струна, не шевелясь и не говоря ни слова.
— Липова, — угрожающе начал Мороз Морозович.
Эх…
— Липова-Липова, — вздохнула, сползая с кровати, — что Липова? Я никого в свою комнату не приглашала, все сами пришли, — тонко намекнула на самого ректора.
Не Академия, а гостиный двор. Поспать не дадут, в покое не оставят…
Красота!
— Васильев? — Мороз переключился на друга, когда я прошаркала тапочками по полу мимо незваных гостей.
— Э-э… я…
— Будить меня пришел, Мороз Морозович. Вы ведь тоже думали, что я проспала?
Мороз устремил взгляд на настенные часы, я тоже на них посмотрела.
Ох, ты ж… ель-метель! Занятия полчаса назад начались!
— По какой причине вы, Васильев, будите Липову во время занятий? — строго поинтересовался Мороз, а друг бочком пробирался к выходу.
— Вы же меня знаете, профессор, я одной ногой тут, другой тоже тут, в общем я там… — и выскользнул за дверь.
Теперь внимание Мороза принадлежало мне одной. К сожалению.
— Мороз Морозович, он ведь из добрых чувств и побуждений, — встала на защиту друга, стоя в дверях ванной.
— Липова, ваше рвение оправдать Васильева похвально, но оно не отменяет факта, что вы проспали во второй раз, — достаточно спокойно произнес ректор, но лицо его выражало крайнюю степень недовольства.
Всего-то проспала… а так злится, будто я пол-академии в щепки разнесла.
— Осознаю, признаю, каюсь, — согласно покивала своим словам. — А можно вопрос, профессор?
Ректор чуть склонил голову набок, в ожидании.
— А… как я вчера попала в вашу гостиную? Это ведь был ваш дом, верно?
— Вы бы предпочли плясать перед студентами в белье? — с той же напускной суровостью произнес Мороз.
— Разумеется, нет. Но… вы не ответили.
Сама я никак не могла очутиться в его доме. Списать на чью-то шутку тоже не получится — никому из студентов не под силу вытворить подобное.
— Я полагал, ответ очевиден, — Мороз Морозович обратил внимание на корзину с пирожками на столе. — Я перенес вас.
Он взял один пирожок, откусил…
— Авдотья? Ее стряпню не спутаешь, — произнес он жуя.
Говорить с набитым ртом… совершенно не вяжется с образом строгого ректора. Больше подходит к уютному вечеру, когда собираются за столом и обсуждают прошедший день, а чувство голода так велико, что ты без стеснения ешь и одновременно рассказываешь историю. Очень по-домашнему.
— Почему вы улыбаетесь?
Мороз Морозович смотрел с непониманием.
И впрямь, до ушей улыбка…
— Так… это… Мороз Морозович, можно я уже в душ пойду? Я на сорок минут опоздала, — взмолилась я. — А вы можете взять пирожки с собой или здесь ешьте, я не против.
Как я могу быть против? Это его Академия, где хочет, там и ест.
— Скройся с глаз моих, Липова, — ректор махнул на меня рукой.
Два раза просить не надо.
***
— Логика не поможет вам на моих уроках, мои дорогие, — тягучий низкий голос донесся из-за двери с табличкой "Криомантия, профессор Линда Коржик". — Ты, напомни свое имя, дорогой?
Постучавшись, я заглянула в кабинет. Высокая статная женщина в очках с узкими прямоугольными стеклами упиралась ладонями в первую парту и вглядывалась в лица учеников. Красное платье длиной до колен обтягивало спортивную фигуру. При виде меня она искривила полные губы под слоем алой помады.
— Липова, я полагаю? — она смерила взглядом поверх очков.
— Да, — кивнула в легком замешательстве.
— Проспали?
Кивнула в еще большей растерянности под столь строгим взглядом.
— Считаете, вам позволительно? — в голосе появилась претензия.
Тонкий намек, ничего не скажешь.
Без страха и сожаления выдержала ее взгляд.
— Профессор Коржик, вмешиваться в личную жизнь студентов — занятие, недостойное профессора. Вы как считаете?
Женщина тонкими длинными пальцами подцепила дужку очков и стянула их, угрожающе сверкая карими глазами.
— Смеете дерзить? — пророкотала Коржик.
— Вовсе нет, — спокойно ответила. — Просто считаю, у такого профессора, как вы, наверняка есть дела поважнее личной жизни студентов.
Однокурсники захихикали, а я не отводила взгляда от гневного лица преподавателя.
— Займите место, Липова, — прошипела она и захлопнула дверь так яростно, что портрет Вульфрика Свободного опасно покачнулся.
"Житель" портрета изображался с поджатыми губами и довольно злым взглядом. Длинные густые волосы торчали во все стороны, словно его раз десять ударило током. Художник особенно выделил чернеющие круги под глазами и невероятно огромный нос. Золотая табличка под портретом гласила: "Вульфрик Свободный. Первооткрыватель криомантии. Автор научных работ по "Структуре льда", "Воздействию с помощью льда на человечков" и "Лед как важнейший инструмент Снежной магии". А по нему и не скажешь, что он настолько "знаменит".
Коржик вернулась в положение "упри ладони в стол", в котором я ее и застала. Она обводила взглядом студентов, а меня будто не замечала. Когда на траектории движения появлялось мое лицо, ее взгляд скользил как бы сквозь, словно здесь по-прежнему пустое место.
Может это и к лучшему.
Девушки нет-нет да оборачивались, бросали гневные взгляды. Некоторые — и их меньшинство, — ободряюще улыбались, одна украдкой показала поднятый вверх палец, пока профессор не видит.
— Криомантия не для слабаков во всех смыслах этого слова. Предельное внимание — то, что требую от учеников, мои дорогие. Записываем: криомантия — наука изучения магии льда. Также сюда входит дисциплина "гадание по снегу", но не у всех из вас есть предрасположенность к столь сложной науке. Вот у вас, Липова, совершенно точно этой предрасположенности нет. Увы, мои дорогие, гадание по снегу под силу не каждому.
Большинство девочек ахнули, запереживали: "У меня есть способности?", "Профессор, а я смогу?", "Может, у меня получится?"
У меня лишь бровь непроизвольно поднялась. На мою реакцию Коржик отреагировала едва заметной ухмылкой.
С профессором в открытую конфронтацию вступать я не собираюсь. На провокации не поведусь. Я знаю, что большинство учителей поставили на тотализаторе немалые суммы на то, что я вылечу из Академии до новогодних каникул.
Скорее коржик зачерствеет, чем я предоставлю им повод для радости. Ох и озолотимся мы с Васильевым!
Магия льда оказалась занимательным предметом. Всяким там гаданиям я не особо доверяю, особенно гаданию по снегу, но Коржик сказала, что к нему мы перейдем в следующем семестре, а пока — лед.
Чтобы сразу обозначить, насколько важно овладеть магией льда, она рассказала о нашей Академии. Вернее о здании, в котором мы живем и учимся. Лед снаружи служит для отвода глаз на случай, если какому-нибудь человечку взбредет в голову явиться за полярный круг черт знает куда, поскольку никто, в сущности (в том числе профессора), не знают, в какой точке пересечения меридиан мы находимся. Лед — защита Академии от магического воздействия извне, он служит гарантией от неразрушения под влиянием времени. Это самое главное. А вообще у него много разных функций, а казалось бы — просто лед! Красиво, необычно, а продумано как! Гениально ведь.
— Создать такую глубокую защиту с помощью льда для огромного здания под силу не каждому волшебнику, — подытожила профессор. — Вы, вне всякого сомнения, не овладеете этой магией в полной мере. На следующем занятии вы попытаетесь воду превратить в лед.
Студентки разочарованно загудели. Профессор Коржик повысила голос, чтобы все ее услышали, и четко сказала:
