двинулась ко мне.
-- Что, барышня, полегче вам? Попить не хотите?
Она напоила меня прохладной водой и, жалостливо вздохнув, спросила:
-- Поели бы вы, хоть сколь, барышня. Я вас бульоном-то подпаивала, пока вы не в себе были. Только ведь разве это добрая еда? А вы и так завсегда худышка были, а сейчас и совсем… -- она махнула пухловатой оранжевой рукой. Заметила мой удивленный взгляд и несколько раздраженно пояснила: -- От краски это все, от ейной! Теперича неделю, а то больше такая и буду. Мачеха ваша когда красилась, так у горничной ейной Милли, тоже по пять ден руки не отмывались.
Приговаривая все это, она споро натянула на меня халат и, бережно придерживая, подвела к столу:
-- Садитесь, миленькая моя, садитесь. Сейчас я.
Она покопалась в стоящей на столе корзине, достала оттуда приличных размеров тесак, плоскую деревянную тарелку и принялась резать на ней сероватый, дурно пропеченный хлеб, приговаривая:
-- Ироды-то эти кормят этакой-то дрянью, что впору от нее богу душу отдать.
-- Барб…
Она оторвалась от куска заветренного сыра, который нарезала вслед за хлебом, и подняла на меня глаза:
-- Что, миленькая? Худо вам?
-- Нет-нет, Барб. Хорошо все. Я просто сказать хотела… -- я машинально подняла руку и потрогала рану под шапочкой. – Когда меня по голове ударили, наверно повредили что-то, с памятью у меня совсем плохо, Барб.
Она испуганно взялась оранжевыми руками за пухлые щеки и смешным, неожиданно тоненьким голоском сказала:
-- Осспади боже! Это чего ж теперь делать? Лекаря ведь эти ироды-то не позовут!
-- Да ничего особенного делать не нужно, ты бы мне рассказала обо всем, глядишь, я и вспомню.
Барб торопливо подвинула мне тарелку с едой и спросила:
-- Дак а что рассказывать, миленькая моя?
Всё это время она так и стояла у стола и я, чувствуя тянущую боль в желудке, указала ей рукой на стул.
-- Да ты садись и поговорим, пока я ем.
-- Да как же это садись?! Разве ж это можно такое?! При барышне чтобы сидеть? Вовек такого не было!
Я жевала кислый хлеб и пыталась сообразить, в чем собственно дело. Потом дошло – Барб служанка и сидеть при госпоже, то есть при мне, ей не положено. Но заставлять стоять ее мне было сильно неловко, поэтому я повторила:
-- Садись, я приказываю.
Неудобно устроившись на краешке стула, будто готовясь в любую минуту подскочить с него, она повторила:
-- Дак что рассказывать-то?
-- Барб, я даже не помню, как меня зовут…
Пару минут она еще охала и вздыхала, приговаривая: «Осспади, беда-то какая», но потом как-то собралась и начала говорить, попутно отвечая на мои многочисленные вопросы. В целом все выглядело довольно закручено.
Зовут меня Элиза де Бошон, я дочь франкийского дворянина, барона Фернандеса де Бошона, девица благородного происхождения, девятнадцати лет от роду, по местным меркам – уже перестарок. Баронетта Элиза де Бошон – звучит совсем недурственно!
Мать умерла много лет назад. Есть молодая мачеха, с которой я не ладила.
-- Уж она то, змеюка подколодная, чего только на вас папаше вашему ни наговаривала. Всяко-то всяко гадостей наплетет, а он потом гневается.
У мачехи было одно неоспоримое преимущество -- она родила моему «папаше» сына, наследника дома де Бошонов. В конце концов барону надоели домашние стычки и он, списавшись с кем-то из дальних родственников, нашел мне подходящего мужа – некоего господина Андрэ де Бюлле, сорока трех лет от роду, почтенного дворянина без титула, родом из Бургандии.
Решив, что морским путем путешествие выйдет дешевле, папенька отправил меня вместе со свитой к своему двоюродному брату и его жене. Той самой семейке, которая и предложила мне в мужья господина де Бюлле.
В мою свиту входили: Магда, точнее, мадам Магда -- моя компаньонка, разоренная дворянка, которую наняли специально для сопровождения -- она продана с первой партией пленных; Сэм, Питер и Андрэ – солдаты папаши, которые должны были обеспечить нашу безопасность, двое из них убиты, один легко ранен и продан; Полин, моя горничная, красивая молодая девушка которую продали вместе с мадам Магдой; Жорж, пожилой лакей -- продан две стоянки назад. Ну, и собственно сама Барб, бывшая ранее кухаркой в "папашином" доме.
-- Она господина-то долго пилила -- подавай ей повара! Дескать, зазорно высокородным, ежели простая кухарка готовит. И ведь добилася своего, подколодная эта!
Барб с такой обидой рассказывала мне, как ее, много лет главенствующую на господской кухне, просто рассчитали как «…прости осспади, простую скотницу!». Поэтому она тоже оказалась в свите уплывающей к семейному счастью невесты, то есть моей.
-- Да ведь я вас с малых лет знаю, сколько вам пирожков сладких скормила, и не перечесть. Завсегда вы ко мне с любовью были, потому: как позвали с собой, я и раздумывать шибко не стала. Оно хоть и боязно на чужбину-то, но так мне вас жалко отпускать было, сиротинушку горькую!
Судно на котором мы плыли подверглось нападению каперов, был бой, в котором и погибли два из трех моих охранников, а я сама, точнее, тогда еще настоящая Элиза, получила удар саблей по голове. Благо, что плашмя. Потому тело и выжило.
Баронесса Гондер, та самая дама, что красила волосы, плыла вместе с нами на этом же судне, где мы сейчас и находились. После боя пираты столкали всех более-менее ценных пленниц в каюту баронессы. Это сейчас нас осталось трое, а изначально, по словам Барб, было больше десяти. Конечно, мадам была недовольна таким обстоятельством, но пираты не обращали внимания на её недовольства. Зато она требовала от находящихся на ее территории женщин почтения и услуг, хотя в данный момент являлась точно такой же пленницей, как и все остальные.
-- Такой же – да не такой… -- многозначительно заявила Барб, а потом, махнув рукой, пояснила: -- Нас-то всех продадут на три года, а как отслужим, так и свободны. А у нее вроде как родня богатая, так она заявила, что за нее выкуп дадут.
-- А за меня? За меня дадут выкуп?
Барб с сожалением покачала головой и ответила:
-- Мы уж и то с мадам Магдой кумекали… а только змеюка папеньку вашего разорила изрядно. А Жан, ну лакей евонный, сказывал, что даже на приданое вам обещанные деньги у ростовщика барон брал. Мы потому и забоялись правду-то сказать, а чепец вам на голову Полин свой нацепила.
Я, на
