— Зачем?
— С них текло и они воняли.
Торин закатил глаза.
— Не ворчи как старый дед только, — ишь, осмелел как воробышек! — У нас еды достаточно. Я слазала на чердак, там еще гора сушеной рыбы. С голоду не умрем. К вечеру метель утихнет…
— Не утихнет, — перебил ее барселец. — Это дней на пять, не меньше. И вообще… я и есть старый дед, кстати.
Не удержался, напомнил ей о своем возрасте.
— Какой же ты старый? — удивилась она. — Ты в самом расцвете сил.
— Мне в три раза больше, чем тебе.
— Врешь. Здесь время не меняется. Сколько тебе было, когда ты попал сюда?
— Тридцать восемь, — он зачем-то назвал цифру меньшую, чем она была на самом деле.
— А мне двадцать шесть, — она завысила свой возраст на два года. — Ты мне даже в отцы не годишься, глупец.
— Ну… И что теперь? Все равно я значительно старше.
— Если считать годы подземелья хотя бы за два… мы ровесники.
Он невольно рассмеялся, а она сделала шаг к нему и обвила руками голый торс. И почему он не надел рубашку? От ее горячих ладоней по остывшему телу невольно пробежала дрожь.
— Что ты делаешь, воробышек? — разом осип Торин.
— Сравниваю счет, — непонятно ответила она, поднимаясь на носочки и потянувшись к нему, как цветок к солнцу.
Какой мужчина посмел бы остаться равнодушным? Это было бы великое оскорбление, которое смыть можно было только кровью. А Торин не собирался еще умирать. Он очень любил жизнь.
Глава 8. На двоих
Гейна впервые в жизни была твердо уверена в своих желаниях. Он — тот самый. Да, это не была любовь с первого взгляда. И со второго тоже не была. Осознанный выбор — вот что это такое.
Но это вовсе не означало равнодушия. Она отчаянно хотела… и так же отчаянно боялась всего происходящего. Но помнила — своим страхам надо смотреть в глаза.
Торин, как ни странно, даже не сопротивлялся. Она-то ожидала, что он отскочит от нее в ужасе. А он очень бережно и осторожно прикоснулся губами к ее губам. Так нежно, так мягко, так трепетно… Она неумело отвечала на поцелуй, враз заледеневшими пальцами хватая его плечи. Он же вполне уверенно прижал ее к себе, углубляя поцелуй.
Ее натурально трясло. Дрожащие руки, дрожащие губы, дрожащие колени.
Торин отстранился, серьезно глядя на нее.
— Так дело не пойдет, воробышек. Мне не нравится твой страх.
— Я не тебя боюсь, — сбивчиво объяснила она. — Себя, скорее. Ну, и боли.
— Ты планируешь зайти так далеко?
— Разумеется.
— Прямо сегодня? Это принципиально?
— Нет, — немного подумав, ответила Гейна. — Но я хочу.
— Я понял. Сегодня ничего не будет. Нам не обязательно сразу ложиться в постель. Давай будем просто привыкать.
Она недоверчиво на него поглядела, открыла было рот, но он благоразумно прервал все возражения поцелуем. Нечего тут! Он гораздо опытнее и лучше знает, что делать. А все же слишком остро она на все реагирует. Нужно снова успокаивать.
И оо сделал все, что мог. Опустился на лавку, усаживая ее к себе на колени, целуя губы, скулы, шею — до тех пор, пока она не расслабилась, доверчиво к нему прильнув. Теперь уже она сама его трогала, смело и решительно. Консенсус был достигнут. На сегодня уроков достаточно.
— Но мы… — запротестовала Гейна, ссаженная на лавку. — Но я…
— Пора завтракать, — мягко сказал Торин. — Продолжим вечером.
Он знал, что долго тянуть не выйдет, она не позволит, но и спешить не собирался. Пусть все идет так, как положено.
К вечеру Гейна успокоилась абсолютно, став прежней принцессой. Только в поведение ее добавилось нечаянное женское кокетство. Она теперь каждое движение делала для Торина. Откидывала волосы со лба изящным движением руки, улыбалась задумчиво, будто нарочно прижималась бедром к его колену. Когда он резал мясо, встала рядом, так близко, как могла. Да, места в домике совсем мало. Но раньше им удавалось почти не касаться друг друга. Теперь же вдруг стало тесно.
И ему нравилось, очень нравилось. Вроде бы Торин разумом понимал, что он просто единственный в этом мире мужчина, будь у Гейны выбор, она бы вряд ли обратила внимание на старика, но все равно было приятны и взгляды ее, и прикосновения, и тот огонь в крови, который уже давно угас, а теперь снова загудел, заметался, обжег.
Нет ничего зазорного в том, чтобы стать ступенькой для нее. Приятным воспоминанием, доброй улыбкой спустя много лет, когда у нее уже будут дети и внуки. Торин не честолюбив, этого ему вполне достаточно.
Ветер завывал снаружи, метель билась грудью в окна, ночь и снег взяли в суровый плен маленькую избушку, а двое одиноких людей отчего-то радовались непогоде, которая их так сблизила. Вдвоем было тепло и уютно.
Они вместе сварили суп, вместе испекли лепешки, вместе поели и вместе легли на меховые одеяла. Сомнения куда-то исчезли, Гейна первая потянулась к губам мужчины. Сняла через голову рубашку, смело и решительно. Торин смотрел восхищенно: при неверном свете пламени ее тело казалось ему совершенным. Он еще помнил, что нужно делать, когда рядом лежит красивая юная женщина. А если б не помнил, то из глубины восстали бы древние, как весь мир, знания.
— Не спеши, — шептал он. — У нас впереди дни и ночи.
Гейна хотела спешить. Ей нужно было все и сразу, как можно быстрее. Девушке казалось, что время у них истекает, как песок в песочных часах. Но она подчинилась, интуитивно понимая, что этим сделает ему приятно.
Торин наслаждался ее телом. Что ни говори, а мало какой свободный мужчина откажется от такого подарка. Гладкая, нежная, хрупкая, она завораживала его и утягивала в омут греховных мыслей. Но он должен был стать у нее первым, а это накладывало определенную ответственность. Торин хотел, чтобы ночь с ним она потом вспоминала, как волшебную сказку. Ласкал, целовал, гладил, срывая с ее губ сладкие и откровенные стоны. Гейна вся дрожала в его руках, бессвязно бормотала, пыталась вырваться даже, но он не пустил. Сколько раз она обмякала в его руках? Никто не считал. Только когда она уже ничего не стеснялась, когда громко требовала большего, больно прикусила его плечо и дернула за волосы, он позволил себе то, от чего не смог отказаться. А потом она уснула от изнеможения, а он гладил ее волосы и тихо улыбался. Ночь ли была, день ли, они не знали. Время было неважно.
Она проснулась, попыталась приготовить завтрак, уронила миску. Ноги Гейну держать отказывались, руки ослабли. Торин вскочил и усадил ее на одеяла.
— Я растоплю снега и ты помоешься в ведре. Все еще метет.
— И часто тут такая непогода?
— Каждую зиму.
— Мы умрем с голода?
— Нет, я же принес оленя. Теперь ты понимаешь, зачем?
О, она понимала!
А еще она понимала, что сидеть в крошечной избушке могло бы быть очень тоскливо, если б им нечем было заняться. Но теперь она точно знала, что они будут делать. Каждый день. Каждую ночь.
Конечно, Гейна переоценила свои силы. Надолго ее не хватило. Они еще и готовили, и разговаривали: у Торина было множество историй в запасе. Никогда он так много не говорил. Ни с кем не был столь близок. Никому не открывал душу. Только ей, этой упрямой и нежной принцессе.
— О чем ты мечтаешь? — спрашивала она. — Если за мной придут, ты вернешься?
— Да. Раньше мне было тут хорошо, но теперь я вспомнил, что есть другая жизнь. Я бы поехал домой. Сходил на могилы родителей. Поглядел на нового князя. Думаю, у него найдется для меня работа.
— А Мэррилэнд? ты мог бы остаться там… со мной.
— Нет, принцесса, это неправильно. Кто ты, а кто я. Мы с тобой не пара.
— А если я забеременнею? Что тогда?
Он замолчал, мрачно глядя в слепое от снега окно.
— Не знаю, — ответил тихо. — Заберу ребенка и уеду домой.
— А если я не отдам?
— Тогда останусь рядом. Буду вас охранять как верный пес.
— Неужели я совсем тебе не нужна? — в отчаянии вскрикнула Гейна.