Я вовсе не знала графа, и никакие слова Назарова о нём ранить моих чувств не могут. Но всё-таки я считаю себя обязанной сказать:
– Извольте объясниться, сударь!
Доктор смущается под моим строгим взглядом.
– Думаю, Анна Николаевна, нам следует воздержаться от обсуждения этой темы – это причинит вам лишнюю боль. Тем более, что Сергей Аркадьевич уже не может мне возразить, а значит, ругать его было бы возмутительно с моей стороны.
Ага, так моего почившего мужа звали Сергеем Аркадьевичем! Ну, что же, хоть какая-то информация.
Назаров не намерен продолжать, и я не настаиваю. Вдруг он спросит меня, как мы познакомились с графом, и давно ли это произошло. Ни на один вопрос, разумеется, ответить я не смогу.
Остаток обеда проходит в тягостном молчании. Доктор чувствует себя виноватым. А я делаю вид, что обижена на его нелестные слова о графе. Хотя, честно говоря, мне на это наплевать – мне бы со своими проблемами разобраться.
После обеда Назаров отправляется на прогулку (ну, да, конечно, отчего бы в пургу не прогуляться?), а я прошу Сухареву показать мне кабинет графа.
– Вот, прошу вас, сюда, ваше сиятельство! Правда, Сергей Аркадьевич здесь почти и не бывал – не любил он с бумагами возиться. Да и вам они, наверно, без надобности. Если какие вопросы имеются, можете у моего Захара Егоровича спросить – он Даниловку как свои пять пальцев знает.
То, что его сиятельство редко бывал в кабинете, чувствуется сразу. Нет, тут чисто, и мебель подобрана со вкусом. Но никакого уюта я не ощущаю. Словно бы это помещение использовалось исключительно как свалка для всяких книг и документов, до которых хозяину не было никакого дела. А еще здесь холодно!
– Простите, ваше сиятельство! – краснеет жена управляющего. – Ежели изволите, мы завтра печь тут истопим.
Я важно киваю – да, изволю.
Я пробегаю взглядом по корешкам стоящих на полках книг. Фамилии авторов на них по большей части мне незнакомы.
– Но если граф не бывал в кабинете, то кто же собирал эту библиотеку? – интересуюсь я.
Книги по большей части в красивых дорогих переплетах – толстые и явно не дешевые.
– Старый граф – дядя его сиятельства. Сергей-то Аркадьевич только два года как владельцем Даниловки стал и титул получил. А прежний-то барин уж шибко книги любил. Бывало, как поедет в столицу, так непременно каких-нибудь романов оттуда привезет. Он и вслух иногда читал. Сядет в гостиной у камина и читает. А мы слушаем. Очень завлекательно получалось.
Я наугад беру одну из книг. Комаров.«Повесть о приключении английского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе». Ого, вот это название!
– В гостиной изволите читать или в спальне, ваше сиятельство? – ожидает распоряжений Анастасия Демидовна.
– В гостиной! – решаю я.
– Я сейчас туда Стешку пришлю с еще одной лампой.
Я киваю. Да, хорошо.
С книгой в руках я располагаюсь у камина. Я уже почти привыкаю к тому, что слуги ловят каждое мое слово. Неплохо, однако, жилось этим провинциальным помещикам.
Всё та же светленькая девчонка приносит мне лампу, весьма похожую на те, которые я видала в своей Даниловке в школьном музее. Она керосиновая? Но нет, керосином не пахнет.
– Я масло только-только залила, – докладывает девочка.
Значит, лампа масляная. Интересно, как с ней управляются? Глупо будет выдать свою полную неосведомленность в таком простом вопросе.
– Барыня, а вы Варю не продадите?
– Что? – не понимаю я. – О чём ты говоришь?
В больших зеленых глазах девочки стоят слёзы.
– Варя, сестра моя, – она говорит и опасливо косится на дверь. – Ее барин в Пригодинское продать грозился.
Я не сразу понимаю, что она не шутит. И только когда в очередной раз вспоминаю, что на дворе – эпоха крепостного правда, осознаю, насколько напуган ребенок.
– Конечно, нет, – уверяю я.
Я протягиваю руку, чтобы смахнуть слезинку с ее щеки, но девочка только еще больше пугается и, наскоро поклонившись, выскакивает за дверь.
Нет, с этим нужно разобраться! Но – потом, после того, как мы найдем и накажем человека, с которым я встретилась в лесу. Того, который убил несчастного графа.
10. Новые знакомые
Вечером мне приходится принимать гостей, хотя Назаров и пытается протестовать. Честно говоря, я и сама предпочла бы посидеть перед сном у камина с книжкой в руках (да-да, той самой, про английского милорда!), но отказать в визите духовной особе было бы вопиющей невежливостью.
Отец Андрей, местный священник, пришел, чтобы обсудить со мной вопрос отпевания графа Данилова. Признаться, я предпочла бы, чтобы столь важные решения в отношении его сиятельства принимал кто-то другой, но, как ни крути, именно меня пока считают его вдовой.
Священник производит весьма приятное впечатление. Он уже не молод, и рассуждает здраво и тактично. А поскольку я не имею ни малейшего представления о местных правилах проведения этой печальной церемонии, то я соглашаюсь с каждым его словом.
– А вы поплачьте, поплачьте, Анна Николаевна, – советует он, и в глазах его я вижу неподдельное участие. – Поплакать оно иногда полезно.
Я подношу к лицу шелковый носовой платок и отворачиваюсь. Нет, слёз у меня нет, но я вовсе не хочу давать повод упрекнуть меня в бесчувственности.
– Надеюсь, его убийцы будут пойманы и наказаны, – строго говорю я после некоторой паузы.
Назаров хмыкает, а отец Андрей только молча кивает. И снова я чувствую повисшее в комнате напряжение.
– Простите, батюшка, но вы же не станете вспоминать о прощении? – я воинственно вскидываю голову. – Если один человек умышленно лишил жизни другого, он должен понимать, что ему за это грозит.
– Суд Божий, – тихо произносит священник.
С этим спорить я не собираюсь, но всё-таки говорю:
– А как же законы мирские? Вы же не будете спорить, что они тоже должны исполняться?
– Кто я такой, чтобы с этим спорить, Анна Николаевна? – смиренно улыбается он. – Я всего лишь хочу сказать, что нам сейчас прежде всего о душе покойного Сергея Аркадьевича думать надобно.
Похоже, у доктора появился союзник. Ну, ничего, скоро вернется заседатель с полицией – уж они-то на это преступление посмотрят по-другому.
Но союзник в этом вопросе у меня появляется гораздо раньше. Мы только-только садимся за стол, когда Сухарева докладывает еще об одном госте.
– Денис Ефимович Пригодин, ваше сиятельство!
Фамилия эта кажется мне знакомой, но я не сразу вспоминаю, о ком идет речь.
Визитер оказывается солидным мужчиной среднего роста, лысоватым и с лоснящимся, будто намазанным маслом лицом.
– Великодушно прошу простить меня, ваше сиятельство, за столь поздний визит. Но прошу принять во внимание, что я только после обеда узнал об ужасном происшествии, случившемся с вашим супругом. Не имел чести быть вам представленным ранее, но всё же счел возможным приехать, чтобы выразить слова глубочайшего соболезнования.
За всеми этими витиеватыми фразами я почти теряю нить его мыслей. Я торопливо киваю – только, чтобы он немного сбавил темп своей речи.
– Право же, столь варварское преступление характеризует нашу губернию не в лучшем виде. Боюсь, вам, ваше сиятельство, наша провинция уже кажется дикой. Но смею вас заверить, такое тут случилось впервые. Да-да, прежде ничего подобного тут не было. И мы полагали, что все эти непотребные вольнодумства до нашей глуши не доберутся. Это в столицах народ позволяет себе всякие бунты, а у нас крестьяне до недавнего времени вели себя смирно.
– Денис Ефимович, не изволите ли отведать водочки с дороги? – Назаров тоже пытается прервать это словоблудие, но тоже безуспешно.
– Да-да, благодарю вас, – соглашается гость, – но исключительно за упокой души его сиятельства. Выдающийся был человек! Ну, да что говорить, вы, Анна Николаевна, и сами про это знаете. И смею вас уверить, мы приложим все усилия, чтобы обнаружить и примерно наказать супостатов. Надеюсь, сами вы не пострадали?
