удивилась бы меньше! Вот это новости. Пат упрекает меня в том, что я не спорю с родителями и всегда делаю то, о чем меня просят? Обычно за это не ругают!
– Пат! – возмущенно воскликнула я. – Но как иначе! Я должна выйти замуж! Уверена, что родители подберут мне подходящего жениха!..
Вздох брата, переходящий в стон, отбил всякое желание продолжать.
– Ты безнадежна, Ви. Оглянись вокруг, сколько всего интересного ты можешь упустить! За стенами нашего имения совсем другая жизнь! Ты могла бы поступить в академию…
– Что мне там делать? – спросила я резче, чем хотела. – Я не собираюсь учиться!
– Я хочу жениться, – передразнил меня Пат.
Я шлепнула его по руке.
– Я не знаю, чего я хочу… – призналась я, помедлив.
– Никаких желаний, значит?
– Угу…
– По крайней мере, пообещай мне, что не выйдешь замуж за этого хлыща!
Это он про Адриана? Ох…
– Поздно, – прошептала я.
Только что Патрик любовался небом, покачивал носком ботинка, но после моего признания он резко сел и, взяв меня за плечи, оглядел от макушки до пят. Зацепился взглядом за подушку, которую я прижимала к животу. Он так крепко сжал скулы, что они побелели.
– В смысле «поздно»? – Голос брата звучал жестко, но он тут же смягчил его. – Стрекозка, что эта тварь…
– Мы целовались! – выпалила я. – Теперь он должен просить моей руки!
Патрик всмотрелся в мое лицо, крепко обнял меня и расхохотался.
– Целовались! Ты меня испугала, Ви. Я невесть что подумал. Поцелуи – это ерунда. Возможно, ты удивишься, но никто не делает предложения руки и сердца после поцелуя.
Сделалось неприятно. У меня сегодня прямо вечер открытий. Я оттолкнула Патрика и скрестила руки на груди.
– Еще посмотрим!
– Ты хочешь провести с этим человеком всю жизнь, Ви? – тихо спросил Патрик.
– Да! Нет… Не знаю…
Патрик мягко улыбнулся.
– Это просто детская влюбленность, Виви, это пройдет. Я надеюсь, Адриан поцеловал тебя не против воли?
Много раз потом, вспоминая наш разговор, я пыталась представить, что было бы, расскажи я брату правду. О странных вопросах Адриана, о его грубости. Что если тогда еще можно было все изменить и маятник моей судьбы качнулся бы в другую сторону?
Но я, обидевшись на брата, ответила:
– Он отлично целуется, Пат!
Брат невесело хмыкнул:
– Куда ты дела мою младшую сестренку, незнакомка?
И тут же прижал палец к губам и вгляделся в темноту. Мне тоже показалось, что в саду раздался шум, а в конце подъездной аллеи мелькнула тень.
– Да просто кошка, – пожала я плечами.
– Крупновата для кошки. Я пойду проверю…
– Патрик, не ходи! У меня день рождения, а все разбегаются! Адриан ушел, теперь ты! С кем мне танцевать, с этим жирдяем Филиппом? Папа только недавно обновлял охранные амулеты на ограде, никто не зайдет, если не открыть ворота изнутри!
Патрик пару мгновений колебался, потом уступил и пошел следом за мной.
После разговора с братом мне стало легче на душе. Зачем, правда, торопиться с замужеством? Может, Адриан совсем не тот человек, который мне нужен.
Пока нас не было, веселье зашло на новый круг. Отплясывали не только сестры Бейли, толстяк Филипп Коннорс и Август Леман, которому едва исполнилось шестнадцать, поэтому все звали его «малым». Подумать только, теперь я считаюсь взрослой, а он все еще ребенок! Танцевали даже родители, словно вспомнив, что недавно были молодыми. Тучный барон Коннорс – сразу ясно, в кого пошел сынок, – кружил в вальсе жену, а худощавый виконт Бейли пригласил мою маму.
Только старшие Дейтоны и Фарли не принимали участия в веселье, стояли у стены и напряженно поглядывали на двери, ведущие на террасу.
Закуски на столе заканчивались, слуги не успевали уносить пустые бутылки из-под вина и лимонада. Приглашенные музыканты выбивались из сил, наигрывая быстрые мелодии.
Я рассмеялась, охваченная счастьем.
– Наступило время «Каскада», – возвестил распорядитель бала.
Каскад – заключительный танец, который может длиться час, два, а то и больше. Это танец-игра, когда танцующие должны исполнять особенные фигуры, а их бессчетное количество. Я сама иногда путалась, что делать в «Пирамиде», а что в «Полете бабочек». Хорошо, что родители с малых лет устраивали званые вечера: в сезон невест я не буду выглядеть провинциалкой-неумехой.
– Мышеловка! – объявил распорядитель первую фигуру.
В зал вошли слуги с корзинами, в которых лежали ленточки с закрепленными на них бубенцами. Мужчины обвяжут ленточки вокруг руки каждой леди, чтобы найти их даже с закрытыми глазами, ведь мы станем танцевать в темноте.
Я огляделась в поисках Адриана, но он так и не появился в зале. Так-то он выполняет обещания насчет последнего вальса? Патрик вытащил из пестрой мешанины фиолетовую, под цвет моего платья, ленту и завязал мне на запястье.
– Сколько свечей оставить, ваше сиятельство? – обратился распорядитель бала к отцу.
Чем меньше света, тем интереснее.
– Сколько, Ви? – спросил меня папа.
– Пять! – ответила я.
Свет магических светильников медленно погас, и зал погрузился в темноту. Слабое мерцание огоньков едва разгоняло ее.
Смычки тронули струны скрипок и виолончелей, и под потолок взлетела нежная мелодия. Фигура Патрика в мерцании свечей превратилась в широкоплечий силуэт, отсветы пламени искрами вспыхивали на пуговицах сюртука, белокурые волосы и сами как будто немного сияли.
Пат взял меня за руку и повел по кругу. Таинственно и тихо ступали другие пары, позвякивали бубенцы на руках дам. В полумраке я не могла различить танцующих, угадать можно было разве что толстяка Филиппа. Или это его отец?
Гости причудливо отражались в зеркалах, так что через некоторое время стало казаться, будто их стало в два раза больше.
Внезапно пронзительно взвизгнула скрипка, смолкла, словно захлебнулась. Кто-то вскрикнул от боли. В одно мгновение стихли инструменты. Испуганный мужской голос умоляюще произносил слова, но их невозможно было разобрать.
Пары застыли на месте, озираясь. Никто не понимал, что происходит. Патрик притянул меня к себе, обнял одной рукой за плечо. В другой блеснул металл: брат всегда носил у пояса длинный кинжал.
– Свет! – крикнул мой отец. – Включите свет!
Магические лампады под потолком разгорелись медленно, будто неохотно. Зажглись не все, зал по-прежнему был тускло освещен. Но и этого света оказалось достаточно, чтобы рассмотреть ужасающие подробности.
Перепуганные музыканты сидели над нотами, подняв руки. Скрипач, опустив инструмент на колени, зажимал глубокую царапину на шее – сквозь пальцы выступала кровь. Он, выпучив глаза, смотрел на человека в пыльном плаще и черной маске, который поигрывал в воздухе мечом, будто готовясь нанести еще один удар. На этот раз смертельный.
– Никому
