смерти.
Страх мой был напрасен. Послышался шорох, и вскоре из-под телеги ползком, рывками, выбралось животное. Дождавшись, когда оно окажется в безопасности, отпустила рычаг, позволив телеге рухнуть на прежнее место.
Внимание привлекло спасенное животное. В памяти еще свежи были воспоминания о его грозном рычании, поэтому подходить ближе я не спешила, разглядывая его с безопасного расстояния.
Небольшое, размером со среднюю собаку. Мохнатое — не разобрать, где голова, где хвост. Светло-серая шерсть, заляпанная грязью и сажей. Кое-где виднелись участки розовой, обожженной кожи.
Животное все порывалось встать, но лапы его не слушались. Видя такую явную беспомощность, я немного осмелела и подошла ближе. Зверь тут же напрягся и зарычал.
— Да ладно тебе, — не сдержав улыбки — хотя, казалось бы, чего улыбаться, в такой-то ситуации — пробормотала я. — Не съем же.
Животное насторожилось, прислушиваясь к моему голосу. Я, наконец, разглядела, где у него голова и ужаснулась. Поперек глаз, словно кто-то специально, желая помучить, творил такое, тянулся ожог. Сгоревшая шерсть, кожа, мокрые дорожки крови, слез, дождевой воды и сукровицы… Выглядело это ужасно.
«Интересно, глаза уцелели?»
Может, и уцелели — не разглядеть. Может в моем мире ему бы и помогли. Но здесь? Кто будет делать это здесь? И как?
Движимая острым приступом сочувствия, я наклонилась ближе и… едва успела отскочить. Острые белоснежные зубы клацнули в опасной близости от моего носа.
«И откуда только у него силы взялись?» — подумала немного обиженно.
Животное между тем повело себя странно. Оно вдруг перестало рычать и принялось жадно принюхиваться. Вскоре к сопению прибавилось тихое повизгивание, в котором не было ничего угрожающего. Только отчаянный плач потерявшегося щенка.
Перемена была столь разительной, что я не поверила своим глазам. Зверюга же медленно, с видимым усилием, не переставая жадно принюхиваться, поползла ко мне. Я отступила в растерянности. Животное приблизилось еще немного и жалобно взвизгнуло. Сердце кольнуло жалостью.
— Больше не будешь кусаться? — спросила я, осторожно протягивая к нему руку. — Я тебя сейчас поглажу, хорошо?
Зверь наклонил голову, прислушиваясь к звуку моего голоса, но рычать больше не стал. Помедлив немного, я все-таки решилась. Сперва кончиками пальцев, а потом всей ладонью, погладила животное, стараясь не задеть ожоги. Оно вытерпело ласку, хотя было видно, что ему сильно не по себе. По мохнатому телу то и дело волнами пробегала нервная дрожь.
«Странно… Может он дикий, раз так на прикосновение реагирует? Но что тогда делает в деревне?» — озадачилась я.
— А теперь я тебя осмотрю, хорошо? — отогнав усилием воли непрошеные мысли, вернулась к насущным вопросам.
Я ощупала зверька, как могла, не забывая внимательно следить за его реакцией. Особенно болезненным оказалось прикосновение к правой передней лапе и левой задней — животное вздрагивало всем телом и глухо стонало.
«Скорее всего, кость треснула. Надо наложить шины».
Хорошо, что нас этому в школе учили. И как мы тогда возмущались! Мол, не надо нам этого, не в каменном веке живем, случись что, всегда скорую вызвать можно… Кто б мог подумать, что эти знания пригодятся в таком месте и в такой ситуации!
Занятая осмотром и поиском подходящих для шин деревяшек и тряпок, не заметила, как начало темнеть. Темнота опускалась очень быстро, я уже с трудом могла разглядеть что-нибудь на расстоянии пяти метров, поэтому следовало поторопиться. Оставаться ночью, в сожженной деревне, среди трупов мне однозначно не хотелось. В лесу тоже мало хорошего, но там я, хотя бы, не буду вспоминать все виденные в жизни фильмы ужасов с участием зомби.
«Зато вспомнишь все слышанные сказки про леших и другую нечисть», — встрял внутренний голос, но я поспешила от него отмахнуться.
Подходящие досочки нашлись быстро, а вот из-за тряпок пришлось понервничать: ничего подходящего вокруг не наблюдалось. Я сунулась было в ближайший дом, но дальше порога зайти не рискнула: внутри было темно, как в подвале, маленькие окошки и днем-то, наверное, мало света пропускали, а уж вечером… Пришлось искать снаружи. Я была уже на грани отчаянья, когда заметила валявшуюся под лавочкой веревку. Вознеся мысленную благодарность всем известным богам, я торопливо схватила ее и метнулась к зверьку, который все это время терпеливо дожидался меня.
Медсестра из меня получилась плохая. Руки тряслись, в горле стоял противный комок. Да еще и быстро сгущающаяся темнота вокруг нервировала. Я все время норовила оглянуться — все казалось, что за спиной кто-то стоит.
«Черт! Черт!! Черт!» — ругнулась я, когда дощечка в очередной раз съехала с предназначенного ей места.
Будь у меня возможность развести костер, я бы так не дергалась. Но, увы, я не курю, поэтому спичек у меня с собой нет по определению, а привычки таскать с собой зажигалку просто «чтоб было» не имею. Можно бы рискнуть и все-таки зайти — морально я уже дозрела даже до этого — в один из домов, поискать что-нибудь, чем можно развести огонь, но я и приблизительно не знала, что искать. Явно не спички с зажигалкой. Огниво? Кремень? Кто б еще рассказал, как они выглядят!
Жаль не подумала о костре раньше — можно было от уголька развести, пока они не погасли. Беда в том, что в тот момент мне не верилось, что я застряла здесь надолго. Я даже мысли не допускала, что мне понадобится огонь. Казалось вот-вот и все закончится, как дурной сон.
«Да что теперь», — мысленно махнула рукой.
Решив, что даже без костра в лесу всяко лучше, чем в деревне, рядом с трупами, я подхватила кое-как перебинтованную зверюшку на руки и самым быстрым шагом, на который была способна, пошла прочь. К слову сказать, найденыш больше не пытался огрызаться. Стойко терпел все мои неловкие манипуляции и только шумно сопел, когда было уж совсем невтерпеж.
«Надо ему хоть имя дать…»
Я сидела в лесу, привалившись спиной дереву. На коленях дремал найденыш, после долгих размышлений и переговоров (услышь их случайный свидетель, решил бы, что я свихнулась), получивший имя Рокси. Так звали ту самую соседскую дворнягу.
Что тут сказать — на большее фантазии тогда не хватило.
Сон зверька был беспокоен. Рокси то и дело вздрагивал всем телом, перебирал здоровыми лапами и еле слышно скулил. Я гладила его, он ненадолго успокаивался, но вскоре снова начинал метаться.
С наступлением ночи сильно похолодало — разве что пар изо рта не шел. Я зябко куталась в многострадальную, так и не просохшую ветровку и грела руки в шерсти Рокси, но это мало спасало. Зато
