своём недомогании. Включается режим доктора. Весь мой организм резко настраивается на исполнение высшего долга – вырвать пациента из лап смерти любым способом.
— Всё ясно, ведите меня скорее! — обрываю его объяснения и пояснения. — Подробности нападения расскажете адмиралу! А меня быстро вводите в курс дела, куда ранена, какие данные, что уже сделали…
Соутт и касс переводят на меня взгляды, полные немого удивления, будто я не человек, не доктор Мэй, а какая-то букашка, которая вдруг научилась говорить.
— Ну?! Чего стоим, кого ждём? Живо! Смерть не станет вас ждать! — рявкаю я.
— Вы не спросили разрешения у своего мужчины… — тихо произносит касс.
Я начинаю злиться. Поднимаю взгляд на хмурого и явно недовольного дракона и говорю Рику:
— Это мой долг, Рик и ты должен это понимать. И прости, но конференция пройдёт без меня.
Ласково хлопаю его по руке и добавляю с мягкой улыбкой:
— Ты справишься.
Ну конечно он справится. Это я скорее пытаюсь отвлечь дракона от своей персоны, но не вышло.
— Ари, я не отпущу тебя одну… — начинает он, и я демонстративно закатываю глаза, потом едва сдерживаясь, говорю: — Отправь следом за мной кого-то из драконов, чтобы тебе было спокойно, хорошо? Пусть они стоят у операционной и докладывают тебе обо мне.
Он явно борется с самим собой и своим острым желанием оставить меня при себе и послать ко всем чертям и кассов, и соутов, и селтов, особенно селтов, из-за которых столько проблем вокруг.
Тяжёлый вдох, такой же тяжкий выдох и он говорит:
— Хорошо, Ари.
Смотрит тут же на касса и соута таким пронзительным, многообещающим, да что там, просто убийственным взглядом и говорит:
— Хоть волос с неё упадёт, и я разнесу в пыль эту станцию и всех вас.
— Доктор Мэй будет в полной безопасности, адмирал. Я даю личную гарантию, — обещает безопасник.
Рикард через свой симбиот вызывает драконов. Когда меньше чем через минуту к нам присоединяются Нил, Лекс и Дойл, адмирал даёт им краткие, но точные указания и с тяжёлым сердцем отпускает на операцию.
Я жутко злюсь, так как время для любого хирурга – это очень важная переменная в поставленной задачи по спасению жизни.
Мы буквально бежим в операционную, и по пути соут вводит меня в курс дела.
А ситуация – дерьмо.
⅏
В просторной и ультрасовременной операционной светло, будто здесь зажгли солнце. Но операционная больше походит на кровавую бойню. На полу стоят судна с бинтами, тампонами, насквозь пропитанными кровью. Пол, операционный стол тоже в крови. Глянцевый багрово-красный цвет словно бросает вызов стерильности и яркой белизне.
Белое тело красивой женщины соута лежит на операционном столе-капсуле абсолютно безучастное и расслабленное. Сейчас её ничего не трогает, она ничего не чувствует и не знает, какая отчаянная борьба идёт за её жизнь.
За её жизнь борются три сильных хирурга – я, доктор Равк и доктор Хейс, оба соуты. Они ассистируют мне. Без разговоров и с надеждой передали бразды ведения операции в мои руки. Надеются, что я спасу девушку. Ох, а как я на это надеюсь.
— Расширитель!
Ассистент мгновенно мне его протягивает.
— Тампоны!
Обкладываю рану тампонами и осторожно ввожу корицанг.
— Как её пульс?
— Сто пять.
— Давление?
— Сто тридцать.
Мне хочется ругаться, но я стискиваю зубы и делаю своё дело.
Девушка попала под серьёзный удар.
Если кратко, то после нападения селтов на самом корабле произошёл взрыв, и осколками ранило соуту сильнее всех остальных. Ей раздробило кость правой ноги. Ногу хирургам сохранить не удалось, будет протез.
Но не это так страшно, как остальное.
Осколки повредили её репродуктивную систему. Мне приходится удалять важные женские органы. Она больше не сможет иметь детей. Хоть матку и яичники я заменяю на новые, её яйцеклетки отныне будут пустыми. Конечно, можно жить и так. Современная медицина имеет хорошую гормональную программу для женщин любых рас.
У меня вон дракон остался без возможности иметь детей, и я сделаю всё от меня зависящее и даже больше, чтобы он не страдал. Быть может, возьмём малыша на усыновление…
Зашивать предоставляю ассистенту, а сама перехожу к ещё одной ране.
Ранение в грудной отдел.
Кровь. Разорванные мышцы. Тампоны. Расширитель. Тампоны. Зажим. Осторожно удаляю мелкие осколки. А дальше осколочное отверстие ведёт...
Бог мой… Оно ведёт к седьмому позвонку.
Седьмой позвонок – это нечто вроде «вехи». Он не такой как все. Он особенный. Сердце иннервируется через область седьмого шейного позвонка, если говорить более понятно, то мозг управляет работой сердца через нервы, проходящие в этой области.
Я чувствую, как моё сердце совершает кульбит и падает вниз.
Медленно выпрямляюсь и говорю всем присутствующим:
— Задет седьмой позвонок.
Соуты склоняются над раной. Качают головой и в один голос произносят:
— Это очень плохо.
Плохо?
— Это безнадёжно, — произношу упавшим голосом.
Несколько часов бесполезной, абсолютно бессмысленной операции, чтобы в самом её конце осознать своё поражение.
— Ей ничего не поможет, — тяжело вздыхает доктор Хейс.
Я смотрю на свои руки в перчатках и крови. Тонкие руки, но сильные. У меня хорошие просто идеальные для хирурга руки. И мои руки сотни, тысячи раз оперировали – резали и сшивали тела людей, соутов и кассов. Руки меня никогда не подводили, они творили чудеса, выигрывали схватку даже в самых безнадёжных случаях. Сейчас мои руки не могут ничего сделать – они бессильны в данном положении.
Никто не может помочь в этом случае. Никто. Ни один хирург, какой бы расы он ни был. Ни один аппарат. И даже наниты, которые способны регенерировать любые раны. Любые. Кроме этой.
Они уже работают в её теле, но данный вид травмы фатален.
Оперировать соуту бессмысленно.
— Доктор Мэй, неужели для неё это конец? — спрашивает доктор Равк.
— Продолжать операцию бессмысленно. Осколок даже удалять нельзя – это ускорит конец, — говорит за меня доктор Хейс.
Несколько мгновений я смотрю на молодую и красивую женщину, которую где-то далеко ждут её муж и дети. А она приговорена к смерти благодаря проклятым ящерам – селтам.
Я снова склоняюсь над операционной капсулой. Ставлю бинокуляры на режим мощнее и всматриваюсь в положение осколка.
Нет. Ты не умрёшь, девочка. Не пришёл ещё твой день и час. Ты обязательно снова увидишь своих детей и супруга.
В висках стучит. Я всем своим существом ощущаю, как тикает где-то в незримом небытии
