от Раяна и суетливо поспешила к тете. Оставалось только гадать, видела ли она поцелуй.
Украдкой покосившись на Раяна, Лика в который раз подивилась его самообладанию. Он стоял с таким неприступным, отстраненным видом, что никто не заподозрил бы его в романе со студенткой. Зато Лика выдавала себя с головой. Без всякого зеркала она понимала, что былую бледность сменил густой румянец.
— Как… как у вас тут жарко! — девушка попыталась выкрутиться из пикантной ситуации.
— Да, — согласилась Дария, — дров мы не жалеем. У Йена, знаешь ли, ревматизм, ему нельзя простужаться.
— Рад вас видеть, господин Энсис, — улыбнулась она Раяну. — Вот вы и стали частым гостем в нашем доме.
Показалось, или в ее фразе таился намек? Если так, магистр предпочел его не заметить.
— Времена меняются, люди тоже, госпожа Алес, — философски заметил он и, как положено лорду по рождению, поцеловал Дарии руку.
— О, не стоило! — сконфуженно пробормотала она. — Я вовсе не дама.
— Вы хозяйка дома, это гораздо важнее.
Троица вместе вошла в гостиную, где за аперитивом уже собрались остальные гости. Они внимательно внимали чем-то крайне возмущенному Гадару.
— Представляйте, какая наглость! — возмущался он. — Подбросить мне записку! И главное, прислуга клянется, что не имеет к этому отношения, никого не видела и не слышала. В самой лучшей гостинице Ойма!
— Господин Ульбрихт — столичный житель, — специально для спутницы шепотом пояснил Раян. — Руководит департаментом магических открытий. Прежде служил королевским карателем, но по состоянию здоровья переведен на почетную безопасную должность.
Они пристроились возле самых дверей: Лика чуть ближе, магистр — позади, прислонившись к косяку, — и до поры оставались незамеченными.
— И что же вам пишут? — лениво поинтересовался Дункан. — Угрожают пожаловаться королю и требуют патент на какой-нибудь артефакт?
— А, — отмахнулся Ульбрихт, — чья-то глупая шутка. Не первая и, боюсь, не последняя. В бытность работы карателем и не такого желали. Меня возмущает сам факт, что любой может безнаказанно пробраться в гостиницу. Ладно, если только пасквиль под дверь подсунут, могут и обокрасть.
Порывшись в кармане брюк, он вытащил мятый лист, явно выдранный из ученической тетради, и швырнул на стол.
— Сегодня ты умрешь, — нахмурившись, прочитал Дункан. — Что-то не похоже на шутку!
— Бросьте, Скотт! Какой-то сопляк решил позабавиться. Молодежи иногда приходят в голову странные фантазии, особенно, когда у них много свободного времени.
— На вашем месте я бы отследил отправителя, — настаивал Дункан. — Школьники так не шутят, студенты тоже.
— Потом! Не портите хороший вечер. Я и так жалею, что поделился с вами этими каракулями.
Выпустив пар, Гадар потянулся за рюмочкой вишневого ликера:
— Он у вас удивительно хорош, Йен, чувствуется, что домашний.
И тут Ульбрихт заменил Раяна. Улыбка мгновенно сползла с его лица, глаза подозрительно прищурились.
— Как, и вы здесь?
— Право, не притворяйтесь, будто не в курсе моей судьбы. На суде вы выступали на стороне обвинения, с вашей работой и вовсе знали день и час, когда меня освободят.
— Вот именно — работой, — подчеркнул Ульбрихт. — Поэтому не держите на меня зла, как я не держу его на вас.
— Рана была пустяковой.
— Я бы так не сказал. — Оставив пустую рюмку на столик, Гадар шагнул к магистру. — Хотя по сравнению с раной в вашем сердце… Мне очень жаль, но я обязан был участвовать в ее уничтожении.
— Понимаю.
Взгляд Раяна на мгновение заволокла дымка.
— Но теперь мы на одной стороне?
— Безусловно!
Магистр первым протянул руку для рукопожатия.
Застывшие в напряжении гости с облегчением выдохнули и возобновили прерванную беседу — старые враги помирились. Вскоре Дария и вовсе позвала всех к столу:
— Кухарка утверждает, что жаркое сегодня получилось изумительное!
Однако полакомиться им никто не успел.
Только все расселись, как свет внезапно погас, стекла задрожали. Не выдержав сильного напора ветра, невесть откуда налетевшего вместе с зимней пургой, одно из них разбилось. Вихрь снежинок закружился в столовой, обжигая ледяными поцелуями.
— Свет! Зажгите же свет! — слышалось со всех сторон.
Сразу несколько стихийников озарили комнату лепестками огня.
Собравшиеся дружно ахнули — посреди стола, словно главное украшение праздничного ужина, застыла укутанная с ног до головы женщина.
— Эй, кто вы? Назовитесь! — потребовал Йен.
Незнакомка не спешила отвечать. Развернувшись лицом к Гадару, она медленно скинула шелковый платок. Он соскользнул прямо в соусник, но никому не было до этого никакого дела.
Глаза Ульбрихта расширились до предела, того и гляди выскочат из орбит.
— Что, узнал меня, мерзавец? — криво усмехнулась женщина.
Водопад светлых волос рассыпался по плечам, практически сливаясь с мертвенной кожей. Единственное темное пятно — губы, половинки спелой вишни. И глаза. Раскосые, как у дикого зверя, они пылали злобой. Довершало образ длинное, напоминавшее подвенечное платье.
Ответом на эффектное театральное появление Альмы стал шквал заклинаний. Над обеденным столом закружились спирали смерча, полыхнули огненные шары и вихри, даже оскалился сотканный из сотен игл череп. Увы, они не причинили Альме вреда, отскакивали от сотворенного ей щита, напоминавшего гигантский мыльный пузырь.
— Ах, мои обои! Мои вазы! — причитала Дария.
Тесно прижавшись к супругу, она вздрагивала, когда очередное заклинание, срикошетив, наносило непоправимый урон интерьеру.
— Сильна! — с восхищением протянул Дункан Скотт.
При всем своем высокомерии он вынужден был признать, при жизни Альма Авести обладала большим потенциалом, который смогла преумножить после смерти. Она на равных сражалась с превосходящим числом противником и все ближе продвигалась к своей цели — Гадару Ульбрихту.
Из всех магов только Раян не принимал участие в бое. С его пальцев не сорвалось ни одно заклинание. Стиснув челюсти, он, не мигая, смотрел на Альму… и ничего не чувствовал. Разве только глухую злобу. Из некогда самой желанной женщины на свете, за которую магистр, не раздумывая, отдал должность и титул, едва не поплатился жизнью, она превратилась в бесполое существо, предавшее его доверие.
Перед глазами огненными буквами полыхнули последние строки секретного дневника.
— Дурак, значит! — заскрежетал зубами Раян.
Темная, давно спавшая сила заворочалась в его груди. Она медленно, но верно наполняла каждую клеточку тела. Осторожно выглянувшая из-за спины отца (в данной ситуации кодекс чести Скоттов позволял женщине укрыться за мужчиной) Лика заметила, как сузились, а потом практически исчезли зрачки магистра, поменяла цвет его радужка. Она пылала!
Однако внимание девушки тут же переключилось на Альму. Она сумела вплотную приблизиться к Гадару, наклонилась к нему. Запаниковав, Ульбрихт ошибся в одном из компонентов заклинания. Шансов исправиться стригесса ему не дала.
Пошатнувшись,
