что у старшего наследника титула, Люция, не будет ни жены, ни детей, а Келион Аравейл окажется убит в гостинице на перекрестке и наследником станет именно тот рыжий мальчик с веснушками. Вспомнив о случившемся с братом Зеара, я печально посмотрела на парня и ужаснулась от нахлынувшего на меня осознания.
– Вы служите человеку, убившему вашего брата? – понизив голос, спросила я, не понимая, что парень здесь делает и почему еще не убил лорда Криста за его преступление против родного для Зеара человека. Приподняв брови в удивлении, парень посмотрел на меня, словно я сморозила какую-то глупость, он уже был готов ответить, как раздался другой голос:
– Служит еще как, даже остался на моей стороне в Эдельстауне, вот что такое настоящая преданность, – Велиант говорил тихо, но мы все его услышали, и Эдгар с солдатом в телеге тоже, почему-то я была уверена в этом. Второй заместитель таинственным для меня образом оказался рядом с кучером, а его суровый взгляд был устремлен именно на него, словно отдавая солдату мысленный приказ закрыть рот и больше никогда его не открывать.
– Ну, вообще, я поступал на службу к своему другому брату, по его наставлению, но да, приходится, – согласно кивнул Зеар и натянуто улыбнулся. На какое-то время воцарилась тишина. Пока Велиант ехал рядом, ни я, ни солдат не решались продолжить диалог, ну, а брат и его конвоир так вообще молчали сзади. Пару раз обернувшись, я увидела, что Эдгар дремал, растянувшись на скамейке, а его не поместившиеся ноги свисали и покачивались в такт. При виде настолько беззаботного будущего короля Апатии мне не удалось сдержать улыбки. Когда же лорд Крист оставил нашу телегу в покое и снова отъехал вперед, Зеар постарался незаметно нагнуться ко мне и шепнул:
– Его убил не лорд Крист. Того парня звали Влад, и он сильно за это поплатился, – шепотом, понизив голос до едва различимого, сообщил он, а я невольно уставилась на видневшуюся спину Велианта, помешавшего парню дать мне этот ответ сразу. Стало интересно почему, но ведь не спросишь же напрямую, иначе выдашь неповиновение Зеара. – А еще я тогда заглянул в ту кладовку, где вы прятались, и потом полночи стоял возле двери, следил, чтобы никто не открыл ее, – сказав это, он хитро подмигнул. От услышанных слов я сразу вернулась в тот миг, когда сидела в кладовке со швабрами и кто-то резко открыл дверь. Рыжие волосы и карие глаза сразу всплыли в памяти, но в тот момент и какое-то время после, я была сама не своя и совсем не различала лиц. Не поступи Зеар таким образом, я бы попала в руки к Велианту Кристу куда раньше, и кто знает, как все могло сложиться.
– Спасибо, – искренне прошептала я, и дальше мы ехали в тишине, нарушаемой стуком колес и копыт.
Путь предстоял долгий, и второй заместитель не хотел тратить время. Мы почти не делали остановок. Первый настоящий привал сделали, только когда одна из лошадей выдохлась и ехать дальше могло означать потерять ее. Такой расклад Велианта не устроил, и он отдал приказ о привале на ночлег. Мы были в пути больше десяти часов, а если учесть, что выехали после полудня, то сейчас должна стоять настоящая ночь, но отличить ее от дня из-за темного неба никто не мог.
Процессия из пяти телег и всадников съехала с дороги и остановилась на небольшой поляне между деревьями. Как назло, именно в нужный нам момент вокруг не оказалось ни одного города или поселка. До видневшихся впереди зданий несколько часов, и солдаты очень просили лорда Криста не рисковать, что он и сделал, и теперь нам предстояло спать под открытым небом. По крайней мере, я так думала, пока не увидела, что мужчины разбили несколько палаток. В центре поляны развели костер и соорудили импровизированные скамейки из бревен, мешков и седел. Пока все это делали, я стояла возле телеги и молча наблюдала. Брат весело болтал с кем-то из солдат, направляясь в сторону костра, где начинали готовить ужин, а я поняла, что не хочу идти к ним. Единственная девушка среди толпы парней в общую беседу не вклинится и будет лишней. При мне половина станет замкнутой, начнет подбирать слова, боясь сболтнуть лишнего, так всегда случалось прежде. Подхватив подушки, которые лежали на моем месте в телеге, я устроилась под деревом, недалеко от основной группы.
Сидя там в одиночестве, откинувшись затылком на кору и наблюдая за темным небом без единой звезды или облака, я пыталась смириться со своей участью. Не знаю, сколько я провела времени за самокопанием, пока не увидела, как от костра в мою сторону направляется мужская фигура. Даже в стоявшей темноте я сразу узнала его. Узнала по выправке, походке, едва наклоненной вбок голове. В руке у мужчины была тарелка, которую он всучил мне, даже не спросив, хочу ли я есть. Приняв порцию и буркнув «спасибо» в ответ, я рассмотрела содержимое. Хоть пахло и выглядело вкусно, но аппетит куда-то пропал.
– Вам стоит поесть, завтра планируем ехать весь день, без привалов, и из еды будет только то, что не нужно готовить, – сообщил Велиант и нагло устроился рядом, прислонившись к этому же дереву и слегка задевая мое плечо. Он что, собрался тут сидеть, пока я не поем?
– Нет аппетита, да и мне не нужно, наверное, – пожала я плечами и попыталась вернуть ему тарелку, но мужчина наотрез отказался и снова сунул ее мне чуть ли не под нос. Пришлось у него на глазах съесть несколько кусочков тушеного мяса, кажется, это был кролик или белка, с овощами, и демонстративно поставить тарелку между нашими ногами.
– Вам не следовало так поступать, ни ради нас, – неожиданно тихо произнес он.
– Почему? – поинтересовалась я, не совсем понимая, о чем идет речь.
– Я уже изливал душу над твоим трупом, второй раз делать этого не собираюсь, – резко заявил лорд Крист, чем вызвал у меня одновременно и улыбку, и очередной прилив злости на него, ведь мужчина снова резко и без повода перешел на фамильярное обращение.
– В любви признавался, не иначе, – буркнула я, не представляя, как смелости хватило на такие предположения, а Велиант усмехнулся и согнул одну ногу в колене, обхватив его руками.
– Не дождешься, – отозвался он, а затем все же посмотрел на меня. – Ты кое-кого мне очень напоминаешь, особенно сильно я это увидел в Эдельстауне, тогда я… – тихо проговорил собеседник, словно решившись признаться в своих преступлениях, а я подняла руку,