Он подошел к картинке и только тогда вспомнил, что не может на самом деле прикоснуться к ней.
— Это так больно, — всхлипывала она.
— Атти, да сделай же что-нибудь! — сказала блондинка, глядя в упор на рыжеволосую девушку, которая была, по всей видимости, самой старшей. — Иди и убей его за то, что обидел ее.
— Нет, — запротестовала Астрид. — Даже думать не смейте. Я никогда не прощу вас, если вы с ним что-нибудь сделаете.
— Кто эти женщины с ней? — спросил Зарек.
— Три Мойры. Атти, или Атропос, та, которая с рыжими волосами. Клозо — это та блондинка, которая обнимает Астрид, ну, а брюнетка — это Лашиси, или же Ласи.
Зарек непрерывно смотрел на них. Его сердце было разбито той болью, которую он причинил своей нимфе. Меньше всего он хотел ранить ее.
— Зачем ты показываешь мне это?
Ашерон ответил вопросом на вопрос.
— Ты помнишь, что я сказал тебе в Новом Орлеане?
Зарек криво взглянул на него.
— Ты наговорил мне кучу всякого дерьма.
И тогда Эш снова повторил сказанное.
— «Прошлое умерло, Зи. А завтра наступит, несмотря на то, какое решение ты примешь».
Ашерон обжег его своим взглядом.
— Не без помощи Диониса, ты все испортил той ночью в Новом Орлеане, когда напал на копов, но смог заработать себе еще один шанс, спася Саншайн. — Он указал на Астрид. — Перед тобой еще один критический выбор, Зи. Так что ты решишь?
Ашерон сомкнул руку в кулак и изображение Астрид и ее сестер исчезло.
— Все заслуживают быть любимыми, Зарек. Даже ты.
— Заткнись! — заревел он. — Ты ни черта не знаешь, о чем говоришь, Ваше Высочество.
Зарек просто выплюнул название титула. Ему опротивели лекции со стороны людей, которые понятия не имели, через что он прошел.
Для такого, как Ашерон, было легко рассуждать на тему любви. Да что этот принц мог знать о людях, которые ненавидели его? Презирали его?
Плевал ли кто-нибудь в этого атлантца?
Но Ашерон ничего не ответил. По крайней мере, словами.
Вместо этого, в мозгу Зарека появилась картинка. Там был белокурый подросток, закованный в цепи, посреди древнегреческого дома. Мальчик был весь в крови и побоях. Он молил окружающих о снисхождении.
У Зарека перехватило дыхание, когда он узнал юношу…
— Я понимаю тебя, как никто другой, — тихо вымолвил Ашерон. — Тебе представилась редкая возможность, Зи. Не проморгай ее.
Впервые за все их существование, он прислушался к Эшу, и посмотрел на него уже совсем по-другому.
Между ними было гораздо больше общего, чем он мог себе представить. И ему вдруг стало любопытно, как Ашерону удалось обрести человечность, которая покинула Зарека давным-давно.
— А что, если я причиню ей боль? — спросил Охотник.
— А ты что собираешься?
— Да нет же, но я не могу жить здесь, а она…
— Почему бы тебе самому не спросить ее об этом, Зи?
— А как же ее мать?
— А что с ней? Ты был готов сражаться с Танатосом ради Артемиды. Разве Астрид не стоит того же?
— Даже более чем, — он встретил взгляд Эша с обжигающей решительностью. — Где она?
Зарек даже моргнуть не успел, как обнаружил себя в атриуме, который ему показывал Ашерон.
Атти взглянула на него с шипением.
— Ни одному человеку не позволено находиться здесь.
Та, которую Ашерон представил, как Клозо, стала надвигаться на Охотника. Но резко отпрянула в тот момент, когда рядом с ним появился Эш.
Зарек не обращал на них никакого внимания, сфокусировавшись лишь на Астрид, которая сидела с глазами, полными слез, и смотрела на него так, как будто видела перед собой привидение.
С бешено колотящимся сердцем, он подошел к ней и встал на колени перед ее стулом.
— Звездам не положено плакать, — прошептал он так, чтобы его могла расслышать лишь она. — Они должны смеяться.
— Как же я могу смеяться, когда у меня нет сердца?
Зарек взял ее руку в свою, и поцеловал кончики каждого пальчика.
— У тебя есть сердце, — он положил ее руку себе на грудь. — Вот оно и бьется лишь для тебя, Принцесса.
Она одарила его трепещущей улыбкой.
— Зачем ты здесь, Зарек?
Он вытер слезы с ее щек.
— Я здесь, чтобы забрать свою Розу, если она, конечно, согласится отправиться со мной домой.
— Даже не смей никуда идти, — закричала Атти. — Астрид, только не говори мне, что ты прониклась этой глупой болтовней?
— Он же человек, младшая сестренка, — поддержала Ласи. — Если его губы двигаются, значит, он точно врет.
— Почему бы вам троим не прекратить лезть в свое дело? — спросил Ашерон.
Атти напряглась.
— Прошу прощения? Но мы Мойры и…
Нечто промелькнувшее во взгляде Эша оборвало ее на полуслове.
— Почему бы нам и вправду не оставить их наедине друг с другом? — спросила Атти у своих сестер.
Они поторопились убраться, а Ашерон, со сложенными на груди руками, остался наблюдать за Зареком и Астрид.
Охотник все никак не мог отвести взгляд от девушки.
— Ты что собрался понаблюдать за нами, Эш?
— Даже не знаю. А что будет на что посмотреть?
— Если так и продолжишь там стоять, то без сомнений.
Зарек посмотрел через плечо.
Ашерон поклонился и развернулся, чтобы уйти. Когда он сделал так, дуновение ветерка заколыхало его рубашку, обнажая кусочек плоти у него на плече. Зарек уставился на красные следы, которые открылись его взору. По своему собственному опыту, он знал, что это следы от плети.
— Подожди! — проговорила Астрид, останавливая Ашерона. — А как же душа Зарека?
Эш едва заметно напрягся прежде, чем тихонько позвал.
— Артемида?
Она появилась позади него.
— Что еще? — завизжала она.
Он кивнул в их сторону.
— Астрид нужна душа Зарека.
— О, а мне какое до этого дело, и вообще, что он здесь делает? — Богиня прищурилась, глядя на Астрид. — Ты же прекрасно знаешь, что тебе не стоило приводить его сюда.
Эш прочистил свое горло.
— Это я привел сюда Зарека.
— А-а, — Артемида мгновенно успокоилась. — И зачем ты это сделал?
— Потому что они созданы друг для друга, — Ашерон улыбнулся с иронией. — Это предначертано самой судьбой.
Богиня закатила глаза.
— Все это чушь собачья.
Астрид упала ей в ноги.
— Я хочу забрать душу Зарека, Артемида. Верни ее ему.
— У меня ее нет.
Они все были ошарашены ее словами.
— Что ты имеешь ввиду, говоря, что у тебя ее нет? — спросил Ашерон голосом, полным резкости и злобы. — Только не говори мне, что ты потеряла душу.
— Конечно, нет.
Она посмотрела на Зарека и Астрид, и если бы Охотник не знал богиню, то даже мог бы поклясться, что она выглядела смущенной.