— Почему тебя не убили? — прямо спросила Данан.
— Потому что в этом не было выгоды, — глухо отозвался Жал. — Меня вместе с парой ошейников продали эйтианцам, как идеального убийцу, вроде как даже за безумные деньги. Ордовир сегодня нечасто встретишь, но благодаря прежним хозяевам у Эйтианских Гадюк он был, и они могли мной управлять. Да и я, честно сказать, не особо сопротивлялся. Я отработал свою стоимость в первые десять лет, но обнаружил, что мне там, в общем-то и неплохо. Поверь, то, чем промышляют убийцы и головорезы — воплощение самой благочестивой морали против того, что вытворяют колдуны и жрецы церкви Митриас. Мы, по крайней мере, не пытаемся контролировать все и вся.
Потом помолчал и добавил:
— И меня там особенно сильно тоже давно никто не контролирует. В конце концов, те ордовирные ошейники я давно выкрал и продал. Теперь я с Гадюками, и просто делаю свою работу. Не сахар, но проще, чем было до того.
Данан осмысливала услышанное, водя пальцами по собственным ребрам. Без любовных объятий ночная прохлада подбиралась все ближе, и, не задумываясь, Данан соткала перед собой тонкую прогревающую печать.
— Ты помнишь других? — спросила тихо. — С кем… с кем делали то же, что и с тобой?
— О, — недобро протяну Жал. — Сотни. Всех подряд, но особенно эльфов и гномов, потому что мы живем дольше людей.
— Сотни?! — Данан немного приподнялась на локте.
— Может, и тысячи, — безынтересно отозвался Жал. — Но не бойся, и другу скажи, чтобы не трясся за свою задницу: почти для них всех их я собственноручно вырыл выгребные ямы. В смысле, для тел. Видишь ли, напичкать живого эльфа амниритом снизу до верху — так себе задача. Это же не эль и не вино! Мало, кто может пережить такое.
Возможно, эльф ждал другой реакции или не ждал никакой вообще, но Данан не сдержалась:
— Надо же, сколько у нас общего.
— О, ты даже не представляешь! — процедил он неожиданно ядовито. — Ты ведь — рыцарь-чародей! — бросил он сквозь зубы. Данан осмотрела мужчину, приподнялась больше, сев перед Жалом. Она еще ни разу не видела его настолько взвинченным, как весь сегодняшний день. Поэтому, собравшись с духом, чародейка качнула головой:
— Говори.
Жал покосился брезгливо — «кому сказать, тебе?!» — потом отвел взгляд и кое-как уговорил себя выговориться. Прикрыл глаза, сглотнул. Данан отчетливо отследила мгновение, когда эльф сдался.
— Всем и всегда нужны рыцари-чародеи! — глухо прорычал эльф, не открывая глаз. Будто так он мог поддерживать иллюзию, что он один, и его никто не слышит. — Всем и всегда! Думаешь, все маги, как ты? Одержимы совестью? Могут остановиться, когда нужно или затащить мужика в постель, чтобы справиться с нервами!? Нет! Своими благими якобы намерениями они оправдывают любую гнусность, конечная цель которой всегда одинакова — сравняться с богом и создать новую, особую форму жизни, удобную лишь для них. Големы, твари из дома Химеры, нежить, эксперименты вроде меня — всех нас состряпали маги, будь они прокляты, не считаясь с тем, что мы, кто мы, кем были и чего хотели!!! Чтобы бороться с исчадиями Пустоты! — твердили они. Чтобы увеличить число рыцарей-чародеев с помощью амниритовых бойцов, — убеждали они, ибо, собственно, магов с духовным клинком слишком мало! Чтобы удержать Разлом! — говорили теократы, и в действительности травили нас на своих врагов: вчерашних друзей, родственников, не желавших уступить право наследования… Ублюдки! Твари!! Выродки!!!
Он затих так же резко, как разошелся, и Данан ждала, не последует ли за этой вспышкой еще одна. Но Жал молчал.
— Ты не доверяешь мне, но выдал как на духу. Ты давно не повторял себе этого, да? А с тех пор, как я предложила тебе пойти с нами, твердишь, наверное, каждый день.
Жал глубоко вздохнув ответил намного тише:
— Уже нет, — ответил честно. — Но сначала я никак не мог понять — это напоминание должно сподвигнуть меня выдернуть тебе сердце, пока ты спишь, или смириться с тобой. Ведь ты, по крайней мере, похожа на вменяемого человека — ну, несмотря на все твои странности, — без усмешки сказал Жал. Данан показалось, что он перенял подобные шутливые замечания у Стенна, только ситуация была слишком натянутой, чтобы эльф мог улыбаться во время шуток. — На одной стороне с тобой я мог бы повоевать с уродом, которого маги, искалечившие меня, с радостью и большим энтузиазмом сочли бы своим новым богом.
Она — зло, осознала Данан, слушая излияния убийцы. Все еще зло, просто меньшее, чем тот, другой, неведомый и чудовищный маг, силу которого Жал видел вместе с остальными с возвышенностей Лейфенделя. Впрочем, Жал тоже все еще зло — не Девирн, но клинок, который тот купил, чтобы прирезать их отряд. Так что…
— И что ты выбрал в итоге? — спросила Данан, не замечая, как переняла тонкую ехидцу его обычной ухмылки.
Жал медленно ощупал её взглядом — от немного отросших темно-медных волос по точенной белоснежной шее, ключице, округлой высокой груди до талии и пупка, и ниже. Синие глаза мужчины горели незнакомым Данан чувством, и она с трудом смогла выдержать такое внимание. Подняв взгляд снова на женское лицо, Жал облизал пересохшие губы:
— Безумие.
Одинокий путник, укрытый плотным магическим щитом, стоял среди ночной чащи, прячась под плащом и опираясь на старый посох. С тех пор, как пробудился Темный архонт, в Лейфенделе почти всегда ночь, так что взаправду ли эта или нет — сказать не мог. Не двигаясь, мужчина полной грудью вдыхал запах хвои. Насыщенный, такой, что пробивал голову насквозь и прогонял недобрые мысли. Путник точно знал, сегодняшняя ночь — последний миг, когда здесь так пахнет.
Ночь равная мигу. Путник не сомневался, что так и будет. Он уже видел подобное.
Интересно, он пришел проститься, удостовериться, посочувствовать или позлорадствовать?
Наверное, все сразу. Так им и надо, думал мужчина. Озерники заслужили свою участь. Может, не все, что были живы именно сейчас. Может, те, к которым у него счет, частью уже давно почили. Но это не имело значения. Они заслужили быть уничтоженными, и мужчина выжидал, зная, что Лейфендель сегодня падет.
Путник немного ослабил защитный барьер, и звуки битвы, кипевшей впереди, донеслись до него. К аромату хвои примешался запах железа — в руках и в крови, напитавшей землю. Эльфы и трогги, объединенные общим врагом, отбивались от полчищ исчадий Пустоты. Их окрыляла приближавшаяся победа: исчадия часто отвлекались, чтобы поглотить очередной труп врага. А даже чудище беззащитно, когда ест. Эльфы и трогги пользовались этим, чтобы поливать исчадий стрелами, протыкать копьями, кромсать топорами.
«Исчадия захлебываются собственным голодом, облегчая защитникам задачу», думал путник, все-таки не сопереживая ни тем, ни другим. Он не видел этого, но знал, что все обстоит именно так. В начале Черной смерти исчадия всегда слишком голодны и лишь позже, насытившись, становятся более надежными бойцами Темного архонта.
Путник без колебаний шагнул туда, откуда доносился зов сражения — к одному из укреплений, на оборону которого собрались все обитатели леса. Дальше вглубь чащи будет столица озерников, и они сделают все, чтобы отстоять её перед всесокрушающим голодом Пагубы.
Мужчина чувствовал издалека, как эльфийские телеманты берегли стены защитных башен и исцеляли раненых. Хорошее дело, если лечишь достойных. И скверное, если лечишь не тех. С этой мыслью путник замер и через мгновение исчез вместе с шарообразным барьером — чтобы вскоре появиться в самой гуще сражения. Барьер по-прежнему берег его, скрывая присутствие. Маги могли бы засечь вспышку чародейского потока, но были слишком заняты. А исчадия, которым пришлась бы по вкусу его сила, не отличали магические колебания его чар от тех, что вихрились здесь прежде.
Только один колдун наверняка отреагирует на его могущество, расценив путника, как лакомый кусок. Мужчина знал и рассчитывал на это.
Высокие стены укреплений с легким гулом дрожали, как гудит скала, когда о неё разбиваются особенно мощные волны. Разглядывая из-за барьера лица защитников Лейфенделя — и бойцов, и магов, — мужчина видел: они верят в победу, верят в успех. Подбадривают друг друга, перебрасывают колчаны со стрелами тем, у кого собственные уже опустели; обливаясь потом, борются за жизнь каждого союзника, стараясь не допустить смертельных ранений. Они не понимают, что покуда жив хотя бы один Темный архонт, волны исчадий нельзя остановить. Исчадия, едят без разбору все, кроме женщин. Этих отбирают их верховоды: для каждой крепкой у них другое назначение. А остальных — можно сожрать.
