Вероника Мелан - Бернарда

Заходить туда было все равно, что заходить в мир, в котором когда-то было светло и тепло, где звучал смех, где светились чьи-то глаза, где в воздухе плавали мечты, а теперь все потухло. Тихо, пусто, мертво. В шкафах спальни осталась ее одежда, обувь, а в прилегающей ванной – туалетные принадлежности: зубная щетка, расческа, мыло, шампунь, духи… Клэр даже взяла их в руки, чтобы понюхать, вспомнить Динин запах, а потом долго сидела на холодном полу, не в силах двинуться с места, растирая по лицу горячие слезы.

Огонек, почувствовав, что хозяйка вновь дрожит, перебралась с одеяла в районе ног последней на грудь. Клэр погладила мягкую шерсть трясущимися пальцами.

– Она принесла мне тебя… Подарила.

Боясь погрузиться в отчаяние, из которого едва выплывала в последние дни, она заставила память замолчать: хорошие воспоминания обязательно тянули за собой болезненный момент осознания, каждый раз одинаково сильно бьющий по нервам и сердцу, что всего того, что было, уже никогда не будет.

А сколько слез было пролито на медальон, отказывающийся показать лицо подруги, когда Клэр шептала «Дина… Дина… Дина…», и только серая мгла кружилась в его сердцевине при этих словах, будто возмущенная, что в сотый раз кто-то пытается вызвать несуществующего более человека.

И Клэр, скрючившись на диване в гостиной, снова и снова плакала. Забросила хобби, не могла заставить себя включить телевизор или выйти на улицу, забывала поесть, потому что каждый раз, проходя по коридору, видела сидящего на холодном подоконнике у дверей белого кота, смотрящего на пустынную зимнюю улицу.

Миша терпеливо ждал. Днем и ночью он сидел там, а она… как она могла объяснить ему, что хозяйка больше никогда не вернется?

Зародить жизнь легко.

Достаточно поместить клетку в подходящую субстанцию, создать необходимые условия – и тогда жизнь начнет развиваться, пробьет себе дорогу, даст рост, сформирует форму. Но «возродить» жизнь? То, с чем они оперировали до этого, уже содержало в себе искру – дар свыше, который было не под силу воссоздать членам Комиссии. Кем и где награждались клетки искрой? И как вернуть обратно наиболее важный элемент, случись его утрата? Нет, они хоть и достигли определенных высот в знаниях, пользовались в какой-то мере «готовым» продуктом, но не умели создавать сырье.

Джон Сиблинг, развернувшись в кресле спиной к столу, смотрел в окно.

На что рассчитывал Дрейк? Неужели верил, что шагнет выше головы и сумеет за несколько суток разгадать загадку, на изучение которой они уже потратили столетия?

Судя по тому, как содрогался мир, нет.

Джон не боялся того, что мир Уровней схлопнется, нет: члены Комиссии уже объединили свои усилия для поддержания его энергетической оси, и теперь идущие сквозь пространство волны лишь отражали эмоциональное состояние наиболее могущественного из людей их расы, но Джон боялся другого – того, что Дрейк, проиграв, изменится.

И тогда Сиблинг потеряет… друга.

Халк Конрад, сидя на диване в собственной гостиной, нежно гладил по кудрявой голове прижимающуюся к нему девушку.

– Как-то плохо стало на улице, – уткнувшись носом в его шею, прошептала та. – Туда не хочется, там почему-то страшно.

Взгляд светло-серых глаз соскользнул с камина на висящую на стене фотографию, окруженную сертификатами и наградами из бизнес – школы, в которой когда-то обучалась его вторая половина. На фотографии они оба счастливо смеялись – то был отпуск на островах, солнце и море вокруг.

А теперь мир кренился, они все это чувствовали. Мир обиделся, и Халк знал, что те, кто был в тот день на «F», являлись тому причиной. Глаза устало закрылись, челюсти сжались.

Она почувствовала, отняла лицо от шеи, провела тонкими теплыми пальцами по щеке.

– У него получится, милый… – прошептала Шерин. – За чем бы Дрейк ни ушел в эту лабораторию – у него все получится.

Оптимистка – она всегда ею была, даже сгорбленная тяжестью проблем в Тали никогда не унывала. Халк медленно прижался к рыжим кудрям лбом.

Он очень хотел верить. Очень.

Мак медленно, как если бы делал это в последний раз, натирал автомобиль воском. Багажник уже блестел, теперь пришло время капота и передних крыльев. Ткань равномерно двигалась по прямой линии, касаясь полированного металла, распределяя по поверхности защитный слой. Еще немного воска, и снова ровные отточенные движения.

Стеклянные стены и крыша гаража пропускали внутрь неяркий зимний свет и позволяли видеть часть сада и зависшее над головой серое небо.

Каркали вороны.

Чейзер отнял тряпку от поверхности и посмотрел на птиц, кружащих в небе, затем сместил взгляд вбок и долго стоял, устремив его к горизонту.

Что будет дальше? Он устал от царившего в воздухе ощущения беды.

Дальше будет то, что будет, и он примет это.

Но до того момента хотелось бы отполировать свой автомобиль.

Печенье совершенно не желало таять на языке, оно распадалось на мелкие сладкие камушки, похожие на дробленую гальку, которые приходилось грызть, грызть и грызть. Дэйн нашел его в тумбе у дальней стены и теперь, рассеяно скользя взглядом по широкому экрану-окну на стене штаба, доедал вторую пачку. Печенье было противным на вкус, затхлым и каким-то пыльным, но прекрасно справлялось с поставленной задачей: его хруст на зубах отвлекал главнокомандующего Уровня Войны от нежеланных в последнее время размышлений.

Боевые действия в разных точках разрушенных городов, передаваемые на ряд мелких экранов многочисленными камерами, в другое время стали бы самым занимательным шоу для Эльконто, но теперь едва ли удостаивались взгляда.

Печенье заканчивалось; сидящий в кожаном кресле блондин поморщился. И хорошо, что заканчивается, а то, подсев на вредную привычку, можно быстро разрастись в борова, что при двухметровом росте вряд ли будет смотреться особенно привлекательно.

Мигали точки на широком пульте, ожидал ввода команд синий экран. Надо бы выдать дополнительные юниты оружия и медикаменты повстанцам в северной части карты. Надо бы проследить за работой медиков, надо бы спросить, как идут дела у собственных солдат… Война – дело сложное.

Надо бы, надо бы, надо бы…

Дэйн вздохнул, кое-как стряхнул наплывшее после последнего прожеванного куска печенья оцепенение и катнулся вперед вместе с креслом. Надо бы заняться делом.

Но заниматься прямыми обязанностями он смог не дольше трех минут: лежащий справа на пульте браслет, брошенный туда после окончания (провала?) операции на «F», привлек внимание засветившейся лампочкой. Хм, кому могло прийти в голову воспользоваться этим гаджетом сейчас? Ведь были телефоны, почта, близко расположенные порталы, в конце концов…