потерял. Постоянное напоминание о могущественном, уважаемом Льве, которым я когда-то был. И она все еще смотрела на меня так, словно я был тем самым зверем Альфа. Но она ошибалась.
— Что тебя так расстроило? — спросила она, нахмурив брови.
— Тебе не понять, — я отвел взгляд от ее лица, и она издала раздраженный рык.
— Я больше не ребенок, Роари, перестань относиться ко мне как к нему, — она схватила щетку с моего колена и потянулась, чтобы провести ею по моим волосам.
Я схватил ее за запястье в последнюю секунду, рычание сорвалось с моих губ.
— Ты знаешь, что означает расчесывать Львиную гриву, щеночек?
Она закатила глаза.
— Я не знаю, что ты думаешь, это означает, но я думаю, что это означает, что я хочу оказать тебе услугу и разобраться с тем кустарником, который ты носишь на голове, Рор.
Я улыбнулся, направив ее руку вниз, чтобы она опустилась на колени.
— Это большое дело для Львов.
Я никому не позволял расчесывать свои волосы с тех пор, как был ребенком, и этим занимались мои мамы. Отец научил меня терпеливо ждать, пока я не найду своих королев, но я полагал, что в этой адской дыре не так уж много шансов на настоящую любовь. А Роза была ближе всех к семье, так что, возможно, это была не самая плохая идея в мире.
— Это может означать лишь то, что мы хотим, — она наклонилась ко мне заговорщически, словно мы делились секретом, и ухмылка заиграла на моих губах.
— Хорошо, но ты, вероятно, влюбишься в меня еще сильнее, если сделаешь это, так что я не несу за это ответственности, — поддразнил я, и она толкнула меня в плечо, когда я захихикал.
Я опустился на пол, и она придвинулась сзади, притянув мою голову к себе. Ее ноги свисали по обе стороны от меня, и я обхватил их, держа ее босые ступни в своих руках.
— Пощекочи меня и умрешь, Роари Найт, — предупредила она, и я фыркнул от смеха, испытывая сильное искушение сделать это, просто чтобы подразнить ее. Но я совершенно утратил способность думать об этом, когда она провела щеткой по моим волосам, и удовольствие пробежало по коже головы и вниз по позвоночнику. Я застонал, когда она повторила это снова, и мои глаза стали закрываться с каждым движением щетки. Это ощущалось так. Чертовски. Приятно.
В моей груди раздалось глубокое мурлыканье, и она захихикала, продолжая распутывать колтуны в моих волосах, а я погрузился в Львиный рай, закрыв глаза, пока все мое тело вибрировало.
Я начал водить большими пальцами по ее ступням, и ее пальцы подогнулись, но она не отстранилась.
— У тебя это хорошо получается, — вздохнул я, полностью расслабляясь.
Я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так непринужденно. В этом месте никогда нельзя было терять бдительность, но с ней мне не нужно было беспокоиться о том, что мне нанесут удар в спину. Я доверял ей безоговорочно. И я надеялся, что она тоже доверяет мне, потому что иметь здесь настоящего друга — самое ценное, что только может быть.
— Я постоянно заплетала волосы своим кузинам, — сказала Роза. — И я всегда укладывала волосы тете Бьянке для вечеринок. Она говорила, что это иронично, что столь дикий Волк может настолько хорошо приручить самую непослушную шерсть.
— Она любит то, что ты дикая, — прокомментировал я, но на самом деле мне хотелось сказать: «я люблю, что ты дикая».
И я так рад, что ты не утратила этого.
— Ага… иногда я чувствую себя скверно. Я так усложняла ей жизнь, постоянно что-то ломала, застревала, попадала в несчастные случаи. Никогда не забуду, как я упала с крыши крыльца и сломала лодыжку. У нее чуть не случилась аневризма.
Я сжал ее ногу, когда улыбка растянула мой рот.
— Жизнь была бы скучной, если бы никто никогда не попадал в неприятности. Особенно ты.
— Верно, но, полагаю, когда взрослеешь, последствий становится больше, — она вздохнула, и я ощутил в ней тяжесть, от которой у меня сжалось сердце.
— Ты в порядке?
— Ага… в смысле… не совсем. Я скучаю по дому.
— Ты сможешь принимать посетителей после того, как пробудешь здесь месяц, — мягко сказал я, хотя знал, что это не самое большое утешение в мире. И, учитывая ее планы выбраться отсюда, я чувствовал, что она чего-то недоговаривает, но когда я собирался ответить, она провела рукой по моей щеке.
— Мне так жаль, что я одна из причин, по которой ты здесь, — она склонилась, прижавшись губами к моему лбу, и мое горло сжалось. — Я вытащу тебя, — вздохнула она.
Я резко развернулся, поднялся на колени и схватил ее за плечи.
— Ты не несешь ответственности за то, что я нахожусь здесь, Роза, — прорычал я. — Ты мне ничего не должна.
Часть меня знала, что выбраться из этого места невозможно, и хотя я отчаянно желал, чтобы она избежала подобной участи, я боялся, что она подписала смертный приговор, явившись сюда. Может быть, она начинала понимать, что теперь она действительно здесь, и это больше не было просто каким-то диким планом, из-за которого можно было волноваться дома, в окружении своих родственников.
Ее ноги все еще были раздвинуты по обе стороны от меня, а щеки раскраснелись под моим пристальным взглядом. Я сглотнул комок в горле, когда мои глаза переместились на ее губы, и дикая часть меня жаждала снова овладеть ими. Ее ноги сомкнулись вокруг меня, ее бедра плотно обхватили меня по бокам и вырвали из моего горла низкий рык желания.
Я обхватил ее щеку, и рваный вздох вырвался из ее губ, когда я навалился на кровать и склонился над ней. Я окинул взглядом ее груди и ноги, сомкнувшиеся вокруг моей талии. Она была моей маленькой Розой, моим греховным искушением. Прошедшие десять лет превратили ее в самое желанное существо, которое я когда-либо знал. Но я тоже постарел за это время, и никакая магия Солярии не могла этого изменить. Я всегда буду старше, всегда буду хранить верность ее кузену Данте. Я должен был оберегать ее в этом месте, а не пользоваться ею.
Я обхватил ее руками и притянул к себе, крепко обняв. Она прижалась ко мне с поскуливанием, и я в ответ прижался к ее голове. Я всегда буду рядом с ней, но я никогда не смогу переступить черту, проложенную на песке между нами. Я должен был оставаться сильным, даже когда мое тело умоляло меня отступить от этой стойкой
