однако, уже открывая двери, она прикрыла её обратно.
– Две кошки выскочили из гаража, странно, Алешенька не любит кошек, да и хвостатые пушистики обходят его стороной, как они попали туда?
Она прикрыла глаза, в доме все спокойно. Наташа кормит сыночка с ложечки, – в конец избалует ребенка, – Чан Ми на кухне, по обыкновению, уткнулась в книгу, слегка фонит беспокойством, что-то произошло? Она прощупала окрестности дачи. Чисто. Еще раз окинув взглядом видимую территорию дачи, она посмотрела наверх. Над крышей засветилась маленькая точка. Оленька пристально смотрела на нее, точка стала увеличиваться, сползая вниз окутывая дом, гараж, хозяйственные постройки по периметру до земли прозрачным светом.
– Защитный купол, как же я забыла…Надо было до поездки его поставить, – она взялась за ручку двери, но снова передумала. Взглядом пробежалась по линии соприкосновения купола с землей, мысленно опустила светящиеся края вниз, сквозь землю метров на пять глубиной, там сомкнула его,– если есть опасность, то она придет из Нижнего Мира, – и вошла в дом.
– Мамочка! Ты приехала? Как там все? Обо мне спрашивали?
– Дана скучает по тебе.
– В следующий раз и меня возьми обязательно, хорошо?
– Конечно, в феврале они все будут у нас в Москве.
– Да? А дядя Всевладий?
– Обязательно, и даже Гриня.
– Ух, ты, домовой?
– Представь себе, Он тоже скучает. Как Алшенька?
– Нормально, он сейчас с Наташей в своей комнате. А что за вселенский сбор в феврале? Мамочка, ты голодна?
– Нет.
Оленька надеялась, что дочь сама расскажет, ей не хотелось вызывать видения, шпионить и подглядывать, это в любом случае некрасиво и недостойно в отношении близких тебе людей. Конечно, как всякому родителю, ей хотелось все знать о дочери, что кушала, с кем встречалась, о чем разговаривала с друзьями или недругами. Но, она прекрасно понимала, что такое личное пространство и как это неприятно, когда в него вторгаются, пусть даже и любящая мама, которая, естественно, хочет только добра.
– Тогда, чай, кофе или горячий шоколад?
– Давай чайку попьем. Доставай три чашки, Наташа скоро спустится.
– Я знаю.
– А что ты читала, когда я пришла?
– Троцкого.
– Кого?!?
– Льва Давидовича Троцкого. Он считал, что насилие допустимо. Революция – это насильственное принуждение пролетариата, к светлому будущему, ему же во благо.
– Насилие во благо? Это что-то новенькое.
– Как оказалось, старенькое. Мам?
– Да, слушаю тебя.
– Я тут, снасильничала над Алешей…
– Что?!?
– Ну, немножечко, ему же во благо, прости, я не видела другого выхода.
После рассказа Чан Ми о происшедшем, Оленька с облегчением выдохнула, глотнула горячий чай, схватилась за горло, метнулась к холодильнику, влила в себя полбутылки минеральной, да так и осталась стоять спиной к дочери.
– Мам?
– Сейчас, одну минуточку, – холодильник принял в себя початую бутылку и мягко шлепнул дверью, – во первых, как ты сформулировала фразу? Бог знает, что можно подумать…
– А как надо было?
– Да хоть так, – мне пришлось применить к Алешеньке запрещенное воздействие гипнозом.
– Фи, казенно.
– По крайней мере, все понятно. Дальше. Я не поняла, Алеша курил сигареты?
– В том то и дело, что запаха не было от него, вернее был но совсем другой, толи гнилостный, я не поняла, но не сигаретный, это точно.
– Протранслируй мне его, давай.
Чан Ми скривилась, вспоминая жвачку которую жевал Алешка.
– Достаточно, я поняла. И эту «конфетку» ему дал друг Ромка, который исчез, при твоем появлении?
– Ой, какой там друг, никого не было в комнате, я посмотрела, я же тебе говорю, у Алешки случился рецидив, на фоне психического расстройства, вот он и буянил, и мне пришлось его загипнотизировать, ему же во благо.
– Наташа спускается. Ты права, давай пощадим ее нервы пока.
– Олюшка! Ты вернулась! Как хорошо! Алешенька заснул, у него исчез насморк, представляешь? Алевтина Марковна ему промывание делала с травами, похоже, он больше ничего не помнит.
Вот как, сколько мы его лечили, ничего не помогало, а тут, с одного раза, правда метод варварский, бабушка плохо слушала доктора, надо было потихонечку, осторожно вливать. Это мне чай? Спасибо, девочки, вы же еще останетесь у нас? Алешенька такой слабенький, покушал и сразу заснул, видно лесной воздух так на него действует.
Наташа могла часами рассказывать о сыне, и Оленька всегда ее выслушивала, но сегодня она ее остановила.
– Как самочувствие Алевтины Марковны?
– Спасибо, что спросила, ничего, прогнозы утешительные, пришла в себя, но еще не разговаривает. Чанечка, бери конфетки, не стесняйся, Олюшка, а ты почему ничего не кушаешь?
Оленька взяла из вазочки две конфетки.
– Где покупала? Когда? – Вопрос прозвучал слишком строго, и Наталья Ивановна удивленно вскинув брови, посмотрела на подругу.
– В супермаркете, сегодня, да ты не волнуйся, они свежайшие, я уже пробовала. За стекляшками очков заблестел испуг, обида, отчаяние.
– Наташ, прости, я об Алеше беспокоюсь, кстати, конфет ему категорически нельзя, и вообще, корми его лично, и пробуй на вкус, даже если тобой приготовленное, хорошо? При любом изменении цвета, запаха, срочно мне сообщай, поняла?
– Ты мня пугаешь…
– Прости, за жаргонизм, но в нашем случае лучше перебдеть, чем недобдеть, правда? – подруги засмеялись, и инцидент был исчерпан.
– Я, пожалуй, проведаю Алешу. И, еще, лучше его одного не оставлять, пока, даже спящего.
Оленька проверила комнату, на всякий случай? глянула на Алешу, мальчик спал спокойным, глубоким сном.
Чисто. Красивая конфетная обертка на прикроватной тумбочке, тихонько зашелестела.
Любимое детское лакомство плывет по конвейеру, заливается шоколадом, ловкие руки автомата подхватывают его, заворачивают в разноцветные фантики, упаковка, машина доставки в магазин, руки продавца, руки покупателя. Все чисто. Она понюхала конфетку. Вкусно, безопасно, можно попробовать, но руки сами по себе потянулись к обертке.
– Батюшки-светы! – воскликнув про себя, не поверив своим глазам, еще и еще раз перечитывала название конфеты – «Слеза мужчины», да не могут так конфеты называться. Фантик был синего цвета, она взяла красную, – «Укус женщины». Час от часу не легче. Что это? Знаки? Пред глазами возник образ рогуль-чилимки Ады, перевертыша, что с легкостью может превратиться в кого угодно. По спине поползли морозные мурашки, она резко обернулась.
В первое мгновение, когда душа, как говориться, «ушла в пятки», она подумала, что кто-то пошутил, поставив ей за спину зеркало во весь пост. Но ее «отражение», спокойно стояло и мило улыбалось, тогда, как сама Оленька, побледнев от неожиданности, сделала шаг назад. Так и стояли они, молча изучая друг друга.
– Это Ада, – догадался «оригинал» придирчиво разглядывая собственноручно связанное платье с большим отложным воротником. На носке сапога такая же свежая царапина, отметина из леса. Она подняла взгляд. Гладко зачесанные волосы с тугим узлом на затылке.
«Копия» улыбнулась шире, положила руку на бедро, слегка оттопырив его.
– Нууу, скажи, что ни будь, оцени мои старания – глазки «копии» прищурились и лучились издёвкой.
От звука собственного голоса, издаваемым этим существом, Оленька окончательно пришла в себя.
– Как ты прошла сквозь защиту?
– Никак. Я уже была здесь, когда ты ее возводила, а ты меня и не учуяла, красавица, – и она опять
