вижу, куда ты смотришь.
— Куда уходит Син? — спросил Даор вместо того, что бы ответить.
— Я не знаю. Даор, ты же… — Келлфер осекся, но недосказанное им «помнишь данное мне слово» повисло в воздухе. — Ты говорил с Келланом.
— Да, говорил, — Даор, наконец, перевел взгляд на друга, и тот испуганно отшатнулся.
— Не помню тебя таким, — сказал он сдавленно. — Чем Келлан тебе насолил? Насчет того приказа… Я думаю, это Син решил тебя подразнить. Хотя, учитывая, что происходит, Син мог просто не подумать об исключениях. Но пойми: у Келлана не было выбора. Он повел себя абсолютно правильно. Отдай приказ ты, ты был бы рад, если бы кто-то его исполнял так, верно?
Даор усмехнулся: Келлфер думал, что он сердится из-за проявленного к нему неуважения.
— Если бы он не был твоим сыном, я бы уничтожил его, — сказал он холодно. — Если он будет путаться у меня под ногами — пострадает. Я не убью его, как обещал, — опередил он Келлфера. — Но уберу его со своей дороги.
— Что он сделал?
Келлфер сел возле Даора в кресло, которое раньше занимал Олеар. Даор впервые за долгие годы видел друга таким взволнованным. Если бы Келлфер так не любил своего младшего сына, насколько же все было бы проще!
— Келлфер, — обратился к нему Даор вкрадчиво. — Мне будет нужно, чтобы ты кое-что сказал своему сыну. Помоги мне убрать его с моего пути мягко, а жестко я и сам смогу, если придется.
— Ты же говоришь об Алане? — недоверчиво проговорил Келлфер. — Ты был у нее? Ты ее видел?
— Да, — кивнул Даор, ставя бокал на подоконник.
— Тебя не смущает, что она живет на кухне? Эта глупая безымянная девчонка…
Даор протянул руку и сжал горло Келлфера, борясь с желанием причинить ему по-настоящему сильную боль. Келлфер неверяще приоткрыл рот, а затем схватился за руку Даора своими руками, пытаясь сдвинуть ее, но с какой бы силой он ни жал, Даор не шевелился, и его хватка, подобная тискам, не становилась слабее.
— Что ты творишь? — выдохнул Келлфер, царапая ногтями.
— Никогда больше, — вкрадчиво проговорил Даор, — не стоит говорить о ней так в моем присутствии. Я думал, что донес это достаточно ясно в прошлый раз, друг. Кто меня интересует — не твое дело. Держи свои мысли на этот счет при себе.
— Прости, — просипел Келлфер.
Даор отнял руку, и теперь Келлфер тяжело дышал, со смесью испуга и отчаяния глядя на друга. Вот он оглянулся, и Даор усмехнулся.
— Никто не обратил внимания, — это могло бы прозвучать примирительно, если бы он хоть немного сдержал еще клокотавшую в груди ярость. Невозможность убить Келлана, раз и навсегда уничтожить мальчишку, чтобы его Алана никогда больше не потерлась щекой о чужие руки, воплотилась сейчас в лице Келлфера, и Даор был готов раздавить и его.
— Я разлучу их, и сделаю, как ты скажешь, — сказал Келлфер. — Только дай мне и Келлану время.
Даор кивнул, беря себя в руки. Келлан пропал, и Даор с ненавистью подумал, что он мог пойти к Алане, чтобы предупредить ее о желающем ей смерти черном герцоге. Возможно, стоило последовать за ним.
«Да что же ты делаешь со мной, девочка?»
Даор встретился глазами с Олеаром, и тот опустил круглые от изумления глаза.
— Прошу вас вернуться за стол.
Тихий, но отчетливый голос Сина заполнил весь громадный зал, все совмещенные с ним комнаты, террасы и закутки, по которым разошлись уже измотанные герцоги и маркизы. Даор Карион неспешно поднялся, наблюдая, как резво собираются вокруг большого вытянутого стола те, кто еще несколько часов назад считал себя хозяевами собственной жизни. Сейчас они, облеченные властью, выглядели жалко, семеня к своим местам подобно собачкам, ожидавшие, что Син, разрушивший ужасными новостями их мелкий мирок, теперь успокоит их и подскажет, что делать дальше. Но вместо этого Син неожиданно заговорил совсем о другом:
— Причина, по которой я попросил вас остаться, несмотря на то, что мы обсудили все касающиеся войны вопросы, довольно необычна. Я хочу поставить вас в известность: Тамалания Вертерхард жива, она находится под крышей Приюта. Не вижу смысла более скрывать ее от вас. Прошу помнить, она под нашей защитой.
70. Алана
Алана набрала полную грудь воздуха, чтобы поздороваться, но это оказалось по-настоящему нелегко. В повисшей тишине, прерываемой лишь дыханием, шорох ее платья был оглушающе громким.
Зал был громадным, из него вели десятки дверей. Все они были открыты, но света за проемами не было. Само помещение освещалось сферами под потолком, и их чуть подрагивающие желтоватые лучи казались отблесками пламени. Свет необычно, будто не подчиняясь привычным законам пространства, обтекал и присутствующих, и предметы, не оставляя ни уголочка тени. Драгоценные броши на воротниках, колье и тиары на дамах, серебряные и золотые пуговицы — все металлическое приглушенно светилось, но бликов почему-то не было. И только два камина в дальних углах зала вполне естественно бросали на каменный пол оранжевые световые пятна. Взор задерживался на них как на спасительном островке спокойствия.
Окна уже привычно были заполнены лишь небом, без деревьев, крыш или скал, и перетекавшие друг в друга облака беспокойно вились за толстыми стеклами, добавляя к магическому свету холод пасмурного утра. Высокие оконные проемы почти от самого пола до потолка располагались по двум стенам сплошным рядом, и Алана вдруг поняла, что с небом за ними что-то не так: с обеих сторон, расположенных друг к другу под прямым углом, вид был одним и тем же, и освещение, и рисунок меняющегося неба тоже. Теперь, когда она заметила эту несуразность, было чрезвычайно сложно прекратить думать о
