Велько объяснил, насколько велика опасность. «Моссад» при поддержке американцев волен действовать, где захочет. Впрочем, в Хорватии у него могут возникнуть проблемы, стоит Барбьери позвонить старым друзьям, занимающим высокие посты в правительстве.
— Мы должны сами со всем разобраться. Мы не можем привлекать к себе внимание.
— Боюсь, в конце концов нам придется уступить одну из книг, если мы не хотим еще больших неприятностей, — сказала Виолета.
— Ни за что! — возразила Джейн. — Прежде чем сдаться, поборемся!
— Но тогда мы можем лишиться обеих книг. Теперь самое время поговорить с Николасом.
— Ты никогда не называешь его папой, — заметил Велько.
— Мы всегда обращались к нему по имени.
— Он вчера звонил мне из Милана. В Загреб он не поехал. Сказал, что на будущей неделе постарается добраться до Хвара, — сообщил Барбьери.
— Опять двадцать пять, — вздохнула Джейн.
— Твой отец, наш отец — особенный человек. Знаешь, сколько выложили бы американцы, чтобы заточить его в своих лабораториях? Десять миллионов долларов, которые предлагала Диана за книгу, вряд ли составят десятую часть суммы, которую предложили бы за самого Фламеля, — вмешалась Виолета.
— Да погодите вы, дайте подумать, — снова взял слово Барбьери. — Если Диана так нервничает, значит, они где-то рядом. Может быть, уже в Сплите, в худшем случае — в Загребе.
Тем утром передали сообщение о смерти Ясира Арафата в парижском госпитале; по радио и телевидению только об этом и говорили. Это печальное известие даровало нам передышку, дало возможность принять решение, поскольку сейчас весь «Моссад», все две тысячи с лишним его агентов, сосредоточили внимание на том, что могло случиться после кончины лидера ОАП. Кто станет думать о какой-то рукописи, когда нужно учесть тысячи последствий исторического события? Похороны состоятся в Каире, так что нам вполне хватало времени, чтобы спрятать книгу.
Переведя дух, мы отправились ужинать вместе с группой международных писателей. Мы договорились обсудить все на следующий день, когда писатели уедут и у Велько будет больше времени.
Вечер прошел довольно странно. С нами ужинали музыканты клапы, и, конечно, без песен не обошлось. Мы выпивали до самого рассвета. Ресторан покачивался, лица моих собутыльников искажались и расплывались.
Виолета и Джейн смотрели на меня с улыбкой.
Я напился. Несомненно, напился.
Помню только, что поутру у меня раскалывалась голова и перед глазами все кружилось. Меня тошнило, жизнь была мне не мила, а когда я вспоминал о Диане, сердился сам на себя.
Посмотрев на меня с состраданием, Виолета легонько шлепнула по моему безвольному члену и сказала:
— Все оттого, что ты такой невоздержанный, неразборчивый и блудливый.
Она в первый раз упрекнула меня в неверности. Она обо всем знала! А я-то надеялся, что все обойдется… Однако от Виолеты ничего не скроешь.
— Простите меня.
— Здесь нечего прощать. Мы — все трое — свободны и можем распоряжаться своими телами, как нам заблагорассудится.
Виолета смотрела на меня загадочным взглядом, и разделявшая нас пропасть все ширилась.
Мне подумалось, слова «мы — все трое — свободны» неискренни. Я не мог поверить, что, любя меня, Виолета ничуть не опечалилась бы, если б узнала, что я связался с другой женщиной. По крайней мере, поверить в такое было очень сложно. Но сложнее всего было разобраться с понятием «свобода». Если все мы свободны, значит, в любой момент Виолета и Джейн могут с кем-нибудь переспать и я обязан буду безропотно это снести, как сносят они.
Я осознал всю глубину своего эгоизма. Я превратился в похотливое преступное чудовище. Мне стало печально при мысли, что союз наш рушится. Я любил двух сестер всей душой, всем сердцем и не хотел их потерять. Я шел по лезвию ножа, и, если бы они запретили мне встречаться с другими женщинами — а они даже не намекнули на это, — я без споров подчинился бы их желанию. Я их любил, обожал, в этом я был уверен.
Встретившись с Велько в первом часу пополудни, мы решили на следующее утро отправиться в Сплит. Дальнейший маршрут мне не сообщили, однако среди наших приятелей поползли толки, что мы возвращаемся в Лондон, а Велько едет в Загреб.
Паром из Сплита на Хвар отошел в пять часов вечера.
Утром нам хватило времени, чтобы осмотреть город. Барбьери с увлечением показывал нам роскошный дворец Диоклетиана, ныне объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Заметив, что я заинтересовался, Велько взял такси, и мы поехали в близлежащий городок под названием Трогир, чью архитектуру отличает влияние византийского стиля в сочетании с другими: хорватским, венгерским, венецианским, французским, австрийским. В результате такого смешения возникла путаница средневековых улочек редкой красоты. Никогда бы не подумал, что задержка в пути может принести столько положительных эмоций.
Паром, пройдя через пролив между островами Солта и Брач, высадил нас в гавани Хвара в шесть часов вечера. В пути Барбьери рассказал мне, что Хвар некогда был испанским фортом, что на острове стоит древний замок, в котором позже разместился францисканский монастырь, существующий и поныне.
Нам следовало путешествовать осторожно, оставаясь в тени, хотя на острове нелегко было такое проделать. Как бы то ни было, на следующий день после переезда на Хвар и обустройства в отеле «Палас», старинном здании эпохи венецианского владычества, мы уже переселились на малолюдный и живописный остров Свети-Клемент, до которого можно было добраться на лодке за полчаса. Потом, взвалив на себя багаж, побрели по узкой тропинке и через пять минут дотащились до ресторана, из которого открывался вид на укромную бухточку, чьи берега поросли сосновым лесом. Из воды вставали скалы из белого известняка, такие неровные, что по ним вполне можно было спускаться и подниматься.
В этом поместье-гостинице, куда обычно наведывались лишь моряки да немецкие и австрийские туристы, жила Дагмара Менегелло, владычица этой части острова, которую называют Пальмизаной.
— Дагмара, — рассказывал мне Велько, — местная покровительница искусств и ремесел, ей принадлежит больше половины острова Свети-Клемент. Вместе со своими детьми и другими членами семьи (еще у нее есть наемные работники) она заботливо ухаживает за этим чудесным клочком земли.
Госпожа Менегелло, высокая элегантная женщина с загадочным взглядом, выстроила на Пальмизане несколько диковинных бунгало, в которых было собрано много произведений искусства. Из этих домиков виднелось прозрачное, чистейшее Адриатическое море. Климат здесь умеренный, незабываемый воздух ласкает кожу. Хозяйка и ее помощники замечательно готовят лангустов, угрей, морского судака и мурен: приезжие всегда в восторге. К еде обычно подается красное столовое вино «Ополо».
