Отец виновато вздохнул, понимая мои чувства.
- Я понимаю, сейчас ты имеешь право сомневаться во всём, что я тебе говорил, но…Кайли. Я никогда тебе не лгал о смерти мамы. Никогда.
Я сложила руки на груди, упорно глядя сторону. Меня вдруг скрутила колкая обида. Та правда, что в одну секунду навалилась на меня ещё вчера, была слишком…была слишком необъятной, чтобы не оставить след в душе. Я была обижена за отца, хотя понимала, что он хотел как лучше.
- Это было тяжёлое время, солнышко. Она ждала тебя. Очень ждала и мечтала подарить тебе хорошую жизнь, - со страданием в голосе сказал отец. - Поверь хотя бы, что она любила тебя.
- Папа! - воскликнула я, шокировано вглядываясь в грустное лицо отца. - Как ты можешь так говорить?! Конечно, я верю в это. Я… верю каждому твоему слову и…у меня нет причин сомневаться в твоих ответах. Просто, ты знаешь, мне было тяжело сразу принять всё это…
Отец улыбнулся, облегчённо выдохнув и прижимая к себе.
- Прости меня за это, солнышко. В любом случае, когда мы выберемся отсюда, я расскажу тебе всё о нашей с мамой жизни и отвечу на любой твой вопрос.
Я кивнула. Через четверть часа мы с папой и Догмитом покинули Убежище 112 и вышли на ночные просторы пустошей.
***
“Эй, ребятки, доброе утро! Да-да, уже утро! Сейчас три часа утра. Знаю, знаю - вечеринки в разгаре, и пока вы не надрались до чёртиков перед глазами надо бы послушать о последних событиях, произошедших в нашем удивительном постапокалиптическом мире!
Итааак, у меня для вас интересные новости. Совсем не так давно до меня дошли просто невероятные слухи! Мегатонна - город из металла и песка, выстроенный в кратере, на дне которого попкой к небу торчит нефиговая такая бомбочка.
Бомба, которая могла бы, внимание на этом слове, могла бы подорвать весь город к чертям собачьим, оставив на пустошных землях чёрную дыру.
Но! Теперь все дни, прожитые несчастными жителями Мегатонны в мучении и ожидании быстрой смерти, закончились. Ведь бомбочка-то теперь обезврежена и не представляет никакой опасности для мирных поселенцев города….а всё потому что кое-кто нашёл способ справиться с этой взрывоопасной проблемой. Вы же хотите знать, кому обязаны жители Мегатонны, а?
Да, да, именно тут на сцене появляется, барабанная дробь, Кайли Смит - умница из 101-го Убежища, что спасла обездоленных поселенцев, позволив нашей радиостанции доносить мой голос до заблудших душ, находящихся в самых далёких далях Столичной Пустоши!
Юпи! Конечно, детка из Убежища играла больше второстепенную роль в помощи Мегатонне, но ведь именно она вместе с покорителем женских сердец Рэем Сандерсом, который сопровождал её в её долгом путешествии, нашла некого офигительно умного и талантливого учёного-физика Вима Шнайдера. Гип-гип ура великому Виму!
Учёный и, между прочим, гуль после долгих и тягостных молений Кайли согласился помочь ей в этой великой миссии по спасению Мегатонны. И вот - бомба обезврежена, а наша конфетка, её лучший четвероногий друг Догмит и великолепный объект воздыханий, ой-ой, ну, всей женской половины Столичной пустоши Рэй Сандерс получают жилище в Мегатонне, сопроводив Вима в его долгое путешествие на запад.
Пожелаем же им всем всего самого лучшего!
Вим, а ты будь осторожен в пути и береги свою светлую голову, кто знает, сколько ещё скромных девчушек на твоём пути будут просить тебя о помощи.
Та-да-дам, дорогие слушатели, поблагодарите наших героев, если внезапно встретите их на пустошах, а теперь, послушаем музыку!”
Я почесала затылок и криво улыбнулась, замечая шокированное лицо отца. Папа уставился на меня. Обняв меня, он поцеловал меня в лоб и сказал, как он гордится за свою дочь, которая помогла стольким людям. Конечно, я была смущена, но очень рада услышать такие слова от папы. И вот сейчас мне предстояло рассказать отцу обо всём, что со мной произошло.
Мы шли по разбитым пустошным дорогам, через засыпанные мусором и бетоном овраги. Пробирались по заросшим сухой травой склонам. Шли под глубоким, тёмным небом, собравшим на себе бесконечные снежинки холодных звёзд.
Ночной ветер холодными вихрями кружил пыль, взъерошивал наши волосы и целовал лица, пока пустынная, погрязшая в ночной тьме земля отдыхала после жаркого дня.
Вдалеке изредка были заметны тусклые огоньки в старых зданиях.
Я была счастлива, что мы с папой снова вместе. И папа был счастлив так же. Я так редко видела его настолько радостным и весёлым.
Пустоши встретили меня привычными однообразными просторами с суровыми ветрами и бугристыми землями. И как же я была рада, что снова оказалась на этих мертвых землях!
Как же мне было приятно вдыхать пропыленный воздух, подставлять лицо ветру и чувствовать себя здесь, в настоящем мире. После пережитого ужаса, после давления виртуальной реальности я была счастлива снова вернуться в настоящий мир. Каким бы он не был.
К переправе, ведущей от пустошных степей к полуразрушенной столице, мы с папой подошли около шести утра. Рассвет томным заревом пробивался сквозь густые залежи пухлых туч, воздух стал сырым, отчего было очень промозгло.
Не могу описать своё счастье, когда, наконец, через почти полтора часа, я увидела перед собой огромную глыбу авианосца Ривет-Сити, потёртые статуи на постаментах и металлические конструкции в полуразрушенном городском пейзаже, утопающие в утреннем свете. Я обошла груду металла и сваленных прогнивших листовок, позвала отставшего Догмита, и мы прошли мимо гнутого металлического плаката с надписью “Ривет-Сити”.
Я отчего-то ужасно нервничала, хотя через усталость моя нервозность пробивалась с трудом. К счастью, трап уже был выдвинут, а возле Интеркома стоял заспанный офицер Харкнесс, глядя вдаль слипающимися глазами. Он кивнул отцу и мне, рассеянно проследил взглядом за Догмитом, и снова задумчиво уставился в сторону.
Мы, переглянувшись с отцом, с усталыми улыбками прошли дальше, к крепким металлическим корабельным дверям, ведущим в авианосец.
***
Ранним воскресным утром в узких проржавевших коридорах авианосца, заставленных всякой всячиной, никого не было. Я едва поспевала за торопящимся отцом и старалась ничего не снести на своём пути, но в таком усталом состоянии это едва-едва у меня получалось.
Я на самом деле думала, что лаборатория будет закрыта в выходной день, но у них, похоже, и выходных-то не было. Собственно, когда мы зашли в просторное прохладное помещение с мерцающим жужжащим оборудованием и гудящими трубами, свет там был включен, и как минимум три человека в белых халатах прохаживались между столов.
Я вслед за отцом спустилась вниз, не сдерживая зевоту. Я часто заморгала от яркого света и почти сразу увидела что-то быстро записывающую в лист на планшете доктора Ли. Она по-прежнему выглядела безупречно - с аккуратным пучком на затылке, волной густых тёмных волос возле левого виска, в белоснежном, слегка запачканном землёй халате.
Она выглядела уставшей, но была по-прежнему очень серьёзной. Однако когда она обернулась на звук шагов и увидела нас с отцом, я думала, что её хватит удар.
- Мэдисон, - прошептал взволнованно папа, медленно приближаясь к доктору Ли.
Сейчас, при искусственном освещении его лицо выглядело будто бы старее, глубокие морщины стали заметнее, как и тени под глазами, карие глаза казались больше и отражали какое-то непосильное страдание и просьбу.
Доктор Ли открыла рот от удивления, её лицо побледнело, а в глазах… в её глазах я увидела нечто странное. Я сию же секунду запомнила этот взгляд, обращённый на моего отца.
Взгляд, наполненный глубокой скорбью, облегчение и невероятным счастьем… Таким ошеломляющим и неподдельным, что мне стало не по себе.
И лишь взглянув на отца, я почти сразу поняла, что такой взгляд бывал у него, очень-очень редко и только тогда, когда он вспоминал о маме.
Я едва дышала, пытаясь осознать пришедшую мне в голову мысль, и так и замерла с открытым ртом и распахнутыми глазами.
