улыбнувшись ей.
Он передал ребёнка знахарке. Та, вместе с Ириной, осторожно стали обмывать его тёпой водой из таза. На другом столе Ани уже расстилала подогретые пелёнки. Только Настя стояла без дела. Обиба Элья кивнула ей:
- сейчас тебе надо покормить сына. Садись на диван и возьми подушку.
Настя послушно положила подушку на колени, расстегнула платье на груди. На нём расплывалось мокрое пятно. Ей казалось, что грудь прямо лопается от прилива молока. Малыш припал к соску и жадно зачмокал. Настя с нежностью смотрела на крохотное личико с малюсеньким, чуть крючковатым, носиком! На кого похож младенец, определить было невозможно, но вот нос, однозначно, принадлежал венценосному.
Тем временем Крелл положил на стол второе яйцо и внимательно на него смотрел. Стука и треска скорлупы не было. Настя с тревогой спросила:
- Крелл, он там жив? Почему-то наружу не выбирается, да?
Тот покачал головой:
- нашему малышу придётся помогать, что-то силёнки у него маловато.
Осторожно сжал верхушку яйца пальцами. Настя напряжённо наблюдала за ним. Она помнила, какой силой он обладает, ведь тогда, в джунглях, венценосный шутя вскрывал рукой твёрдые кокосовые орехи.
Яйцо лопнуло, и Крелл стал быстрыми, точными движениями отламывать кусочки скорлупы. Затем сунул обе ладони внутрь. Яйцо развалилось на две половинки, а на одной из них залилась писклявым плачем крохотная девочка. Обиба Элья быстро перерезала пуповину, уходящую в остатки желтка, а ликующий Крелл подхватил на руки малышку:
- Настъя, Настъя, я самый счастливый из венценосных! У меня сын! И дочь!
Ирина отобрала у него ребёнка и понесла к тазу с чистой тёплой водой, приготовленной Ани. Пока девочку мыли и пеленали, Крелл метался по детской в поисках подушек. Затем, махнув рукой, выскочил из комнаты и через минуту ввалился, неся несколько штук из Настиной спальни. Общими усилиями малышку пристроили ко второй груди. Она тоже стала сосать, но лениво, часто останавливалась.
Знахарка и Ани прибирали в детской, а счастливый отец присел на корточки перед Настей, внимательно наблюдая за детьми.
- Настъя, посмотри, какие они большие! И какие красивые!
Она пожала плечами. Малыши совсем не казались ей большими. Мальчик был, наверно, чуть больше трёх килограммов, а девочка и того меньше. Но, как и Креллу, дети казались ей очень красивыми. Хотя крошечный носик-крючочек присутствовал и у дочки.
Ирина сидела рядом с Настей на диване, с умилением наблюдая за восторженными родителями. Ей подумалось, что, возможно, её дочь и вправду будет счастлива с этим странным и диким мужчиной. Кажется, он на самом деле любит её и новорожденных, такой восторг, благоговение и нежность отражаются на его, обычно суровом, лице.
Уснувших малышей Крелл осторожно переложил в колыбельки, приобретённые Настей ещё две недели назад. Стояла поздняя ночь, поэтому Ирина с Ани и знахаркой решили лечь спать. Мать задержалась на пороге, неуверенно глядя на молодых родителей: - Настя, баас Крелл, может, мне остаться? Вы устали, а малышей надо будет перепелёнывать, да и вообще посматривать за ними...
Крелл счастливо улыбнулся:
- миз Ирина, не зови меня баасом! Может быть, ты согласишься принять венценосного в сыновья?
- Хорошо, Крелл, - та усмехнулась, - тогда и ты зови меня просто по имени. Ну, а насчёт того, быть нам родственниками или нет, вы уж с Настей сами определитесь, наконец. Так остаться мне вам помочь?
- Нет, мама, - вмешалась Настя, - иди отдыхать, мы справимся.
Родительские заботы.
Дни понеслись один за другим. Не сказать, чтобы Настя валилась с ног. Только сейчас она поняла, как замечательно, что рядом с ней всё время находится Крелл. Он вставал ночами к детям, чтобы сменить мокрые пелёнки, обязательно участвовал в процедуре купания, вместе с Ани ходил на рынок, чтобы донести корзину с продуктами и овощами, не гнушался помогать Ирине на кухне.
Настя не узнавала его. Он не роптал, не возмущался, терпеливо делил с женщинами тяготы и заботы, свалившиеся на них в связи с рождением малышей. Дело осложнялось тем, что Ирина всё же, стала работать в библиотеке вместо Насти. Крелл предлагал бросить это. Собственно, он и так оплачивал все расходы, вплоть до жалованья Ани. Настя пыталась возражать, но он, нахмурившись, велел ей прекратить препирательства и лучше беспокоиться о том, чтобы для детей было вдосталь молока.
Она замолчала и ушла в детскую. Через полчаса Крелл пришёл к ней, глубоко вздохнув, обнял, несмотря на её сопротивление, усадил к себе на колени:
- не сердись на меня, родная. Разве ты не видишь, что я во многом подчиняюсь тебе? Я исполняю всё, что ты скажешь. Почему же ты не можешь изредка уступить мне? Я твой навсегда, а ты - моя. Друг без друга нам не жить. - Он наклонился к её губам, ласково и долго целовал: - ты моя жизнь, моя любовь и счастье. Ты же говоришь, что тоже любишь меня...?
Настя уже остыла. На самом деле, всё это мелочи. Есть они с Креллом, есть их дети, их любовь. Она обняла его за шею, прислонилась к груди:
- Конечно, люблю, ты же знаешь. Но библиотека для нас с мамой очень важна, Крелл. Она в ужасном состоянии, хотя мы и разобрали значительную часть. Но до сих пор ещё многие древние манускрипты просто свалены кучей на полу. А ведь там хранятся бесценные знания! Знаешь, - она куснула его в основание шеи, потом поцеловала, - мне до того хочется прочесть всё это богатство, и маме тоже, а ты хочешь лишить нас этой радости.
Он виновато улыбнулся:
- Прости, Пёрышко, я об этом не подумал.
Конечно, они заключили мир и закрепили его в постели, предварительно закрыв дверь на ключ.
Их дети пользовались повышенным вниманием. На следующий же день вереницей потянулись соседи. Всем было любопытно взглянуть на сына и дочь Насти и венценосного. Крелл был любезен и, кажется, даже улыбался, принимая поздравления и подарки, но к детям никого не пустил, отговариваясь тем, что они ещё очень маленькие и всё время спят.
Затем приехал Повелитель мархуров с Патриком. Их верховые страусы, привязанные к калитке, пронзительно кричали, и Настя неприязненно поглядывала в их сторону, опасаясь, что они разбудят детей и подумывая, не треснуть ли их чем-нибудь увесистым, чтобы они, наконец, замолчали. Крелл на ухо шепнул, что он мог бы выйти на крыльцо, чтобы глупые птицы его увидали, но
