так и много. Я сразу отсортировала те листы, где жилье находилось в центре города. У таких домов не было не то что сада, но даже места под крошечный палисадник. Я точно не была готова перебраться из своей тихой башни в такое людское скопище. Так отсеялись первые девять домов. Еще семь оказались слишком большими по размеру. Это были громоздкие двух-трехэтажные особняки, в которых на плане было видно по тридцать-сорок комнат, не считая полуподвалов. Протопить такого монстра зимой почти нереально.
Чем больше я перебирала описания, пытаясь вникнуть, что лучше выбрать – полностью каменный дом или же наполовину деревянное строение, тем больше я, совершенно незаметно для себя, увлеклась этим делом.
В конце концов, в руках осталось четыре листа. Все эти домики находились в тихом зеленом районе. У каждого был небольшой сад на десяток-полтора деревьев. Кстати, плодовые деревья тоже были указаны в бумагах и перечислены по сортам. И это не могло не удивить меня. Седрик Роше оказался поразительно дотошным хозяйственником, и я совершенно машинально отметила это:
-- Господин Роше, ваш способ ведения дел вызывает у меня уважение. Мужчины редко бывают так внимательны к деталям.
Барон Роше слегка смутился, а герцог с улыбкой сказал:
-- Видишь, Седрик, баронесса фон Розер оказалась достаточно внимательной, чтобы оценить твою работу.
По какой-то странной прихоти герцог решил показать мне четыре выбранных дома лично. Подали его карету, и смущенная Леста, придавленная важностью момента, молчала всю дорогу. Увы, до поездки у меня не было времени объяснить ей, что мы выбираем дом для нас.
Первый особняк оказался не слишком удачным. Слишком близко высаженные деревья почти полностью закрывали его от солнца, внутри было сыро. Сырость – это плесень и холод. Потому дальше первого этажа мы даже не стали подниматься, а просто вернулись в экипаж.
***
Когда все четыре дома были осмотрены, спутница герцога решила вернуться во второй и осмотреть его еще раз, более внимательно. Погода между тем, быстро портилась: небо затянуло низко висящими облаками, прохладный ветер с реки стал совсем уж ледяным.
Дом был не слишком велик – четырнадцать комнат, из которых пять совсем небольшие, предназначенные для прислуги. Баронесса обошла сад, оценила не старые еще деревья, повздыхала над беседкой, которая требовала срочного ремонта, обрадовалась собственному колодцу и вернулась в особнячок, желая еще раз оценить хозяйственные помещения.
В отличие от принятых здесь полуподвальных кухонь, в этом доме помещение для готовки было расположено на первом этаже, имело два довольно больших окна, огромный медный бак для воды и собственный сток в выгребную яму. К кухне прилагалось несколько кладовых для продуктов, не слишком обширный, но сухой погреб и спальня с кроватью для поварихи. Прежние хозяева, забрав всю посуду, оставили нетронутой кухонную мебель.
Шарль фон Берготт с интересом прислушивался к разговору баронессы и ее компаньонки, поражаясь про себя количеству мелких деталей, которые способны учесть женщина. Баронесса зябко поежилась, и компаньонка, всплеснув руками, сказала:
-- А ведь я говорила: надо накидку взять! Обождите минутку, госпожа Любава, я к карете сбегаю и принесу. Не ровен час, простудитесь.
Дверь в кухню хлопнула, и Шарль, понимая, что некоторое время придется ждать, подтянул один из стульев на середину кухни и уселся, предпочитая передохнуть. Баронесса же между тем открывала дверцы массивных кухонных столов, выстроенных в ряд, и приговаривала:
-- … а вот здесь надо петли поменять будет… Та-а-ак… эту полку нужно переделать обязательно…
Герцог любовался хрупкой фигуркой, пытаясь разобраться в собственных чувствах: «Есть… есть в ней что-то совершенно необычное! Дело даже не в её практической хватке… Скорее, редкое чувство собственного достоинства… Она никогда не лебезит, не пытается прогнуться, не кокетничает… Удивительная женщина! Похожа на прекрасный ограненный алмаз из королевской короны. Такая же цельная, яркая и бесстрашная!».
-- Присядьте на минутку передохнуть, госпожа баронесса. Если сомневаетесь, то можете подумать, посетить этот дом завтра и обойти его еще раз.
Она легко присела на краешек стула, расправила складки платья и, очень серьезно глядя герцогу в глаза, спросил:
-- Сколько будет стоить этот дом, ваша светлость?
-- Баронесса, такие вопросы нужно задавать Седрику, – улыбнулся герцог и добавил: – Обещаю вам, я прослежу, чтобы он не слишком задирал цену.
Чувствуя некоторое шевеление в складках платья, Любава машинально опустила глаза вниз и увидела, что по нежной батистовой ткани весьма бодро, уже почти подобравшись к ее коленям, карабкается мышь…
***
Возвращаясь от кареты, Леста несла в руках накидку Любавы и несколько растерянно думала: “Неужели и правда из глухомани сюда переедем?! Дай Бог здоровья герцогу! Не знаю, что уж он там придумал, а только негоже молодой женщине себя среди болот хоронить!».
По ушам резко хлестнул дикий визг, и на миг застывшая от ужаса Леста кинулась к дубовым дверям кухни, даже не успев ничего сообразить.
Сцена, которая открылась ее глазам, вызвала шок, недоумение и на некоторое время лишила компаньонку дара речи: в центре полупустой кухни, нелепо расставив руки, стоял герцог, а баронесса Любава фон Розер, крепко обхватив его за шею, висела на нем, поджимая ноги, и заливисто визжала. Лицо её, повернутое в сторону Лесты, казалось белым, а глаза были крепко зажмурены.
Герцог, стараясь сохранить равновесие, подхватил на руки баронессу, пошатнулся, выравнивая свою ношу, и неуклюже шлепнулся на стоящий сзади стул. Груз свой, тем не менее, он так и не выпустил из рук…
Я по-прежнему жила в герцогском замке и волей-неволей общалась с его светлостью как минимум за ужином. Документы о покупке особнячка были подписаны, и там уже начали делать ремонт. Сенешаль, господин фон Роше, оказывал мне всю возможную помощь: дал контакты хороших мастеров и даже прислал плотников из замка, чтобы те проверили окна и двери и заменили все, что требует ремонта.
