большого сарая. Там стояла вполне себе готовая карета именно такого размера, который нужен был мне.
Полностью готовый экипаж, выкрашенный практичной серой краской. Один из работников тонкой кистью наносил на дверцу кареты золотистую линию. Я присмотрелась и поняла, что он прокрашивает некое подобие герба: в верхней части дверцы уже подсыхала баронская корона, а маляр выводил большие, украшенные листиками и вензелями буквы «Л» и «Р».
-- Любава фон Розер… – машинально пробормотала я.
-- Так ить что заказывали… – с некоторым недоумением ответил мастер Мерч.
-- Кто заказывал?!
-- Так ить откуда я знаю? – казалось, что мастер искренне удивлен. – Три недели назад мужчина благородный заказал. Щедрый и одет богато. Аванс внес – десять золотых. Сказывал, мол, баронесса забирать будет, остатки заплатит.
Пожалуй, я догадывалась, кто был этот «щедрый мужчина». Может быть, не сам лично, но явно кто-то из его подручных. Пока что я не ощущала ничего, кроме растерянности. По идее, я должна быть благодарна за такую помощь, но она вызывала у меня только недоумение. Неужели герцог и в самом деле собирается меня просто купить?
***
Остаток дня я металась как ужаленная. Съездила еще в три мастерские и заказала мебель. Заехала к художнику, который должен был расписать стены детской. Посмотрела и одобрила эскизы. Посетила мэтра Игнасио и нарвалась на еще один не слишком понятный разговор.
-- Добрый день, мэтр Игнасио.
-- Рад вас видеть в добром здравии, госпожа баронесса. Не изволите ли попить чайку со стариком?
Дом мэтра Бульдора выглядел гораздо опрятнее, чем при моем первом посещении. В холле на первом этаже мне попалась горничная, которая тихо исчезла при нашем с Лестой появлении. Пахло в холле теперь не пылью и запустением, а свежей сдобой и ванилью. Именно поэтому, когда мэтр предложил чайку, я не удержалась. Не известно, успею ли сегодня нормально пообедать. А есть хотелось так, что скулы сводило.
Чай накрывала другая горничная, пухлощекая и кудрявая толстушка, уютная и улыбчивая. Подала булочки, потрясающе вкусный джем из яблок и еще чего-то Я не разобрала с голодухи. Поставила мед и масло и, ласково кивнув, удалилась. За чаем, поглядывая на молчащую Лесту, мэтр Бульдор разглагольствовал о том, как он рад, что я нашла время навестить старика:
-- Оно, конечно, клиентуру я порастерял. Однако, – тут он значительно потыкал пальчиков в потолок, – как только узнали, что аж сам герцог моими услугами пользуется, так и вспомнили про старого Игнасио! А все благодаря вам, голубушка! А бумагу вы мне свою не суйте, не суйте... – мэтр небрежно взглянул на лист и отмахнулся: – Два дня назад с ней самолично его светлость и приезжал. Она даже и переписана моей собственной рукой, – мэтр вновь потыкал в потолок, показывая всю небывалую честь, которую он оказал герцогу, переписывая договор. – Все ваши интересы там учтены! Можете подписывать и ни о чем не беспокоиться. Более того, голубушка баронесса, я вам так скажу: балует вас его светлость своим вниманием!
Последняя фраза мэтра Игнасио мне сильно не понравилась. Не собирается ли его светлость создать у окружающих видимость, что я уже его любовница?! Леста же выслушала разглагольствования мэтра с таким спокойным лицом, что я заподозрила: поддержки от нее в этом вопросе ждать не стоит.
От мэтра Игнасио я вернулась в растрепанных чувствах. Зачем?! Зачем герцог обратился к моему законнику? Наверняка у его светлости есть свой собственный, которому он доверяет…
До ужина еще оставалось время. Леста тихо сидела в кресле, подшивая кружева на свое новое платье. А я сидела за столом у зеркала и первый раз максимально внимательно рассматривала саму себя.
Я еще очень молода. Если учесть срок жизни местных людей, то такой же молодой и красивой я останусь долгие годы. Мне нравится моя новая внешность: и тонкая белая кожа, и яркие темно-карие глаза, и брови вразлет, напоминающие формой очертания распахнутых крыльев чайки. Маленький прямой нос и сочные вишневые губы. Пожалуй, в этом мире я даже красивее, чем была в прежней жизни.
-- Что-то вы, госпожа Любава, слишком уж затихли сегодня, – Леста оторвалась от шитья, внимательно разглядывая меня. – Что-то я и не припомню, чтобы раньше вы на себя столько любовались.
Я, несколько смутившись, отложила зеркало, повернув его стеклянной частью к стене, а Леста продолжала:
-- Ну, перед ужином-то оно и не грех посмотреться. Может, что поправить нужно в прическе. Да и так мало ли... Пусть герцог полюбуется!
Лицо у меня полыхнуло от такого неприкрытого намека, и я раздраженно ответила:
-- Я ему не картинка, чтобы любоваться!
Леста, которая вернулась было к шитью, от неожиданности уронила комок ткани себе на колени и удивленно спросила:
-- Неужели вы ему откажете?!
-- Леста, прекрати! Пока еще мне никто ничего не предлагал. Мало ли, может быть, у него что-то другое на уме.
-- Так ведь, госпожа Любава, родненькая моя, неужто его светлость будет о всяких разных так заботиться, как о своей невесте?! Это ведь сразу видно, что не просто так он вокруг вас выхаживает.
-- Леста, замолчи!
Компаньонка надулась и занялась своим шитьем. Так мы и молчали, пока лакей не пригласил меня на ужин.
Никакого четко сформулированного мнения у меня не было. Как не было и любви к герцогу. Бабочки в животе, когда я смотрела него, были. Красив, статен, что тут скажешь… Я испытывала смущение, когда сталкивалась с ним взглядами… Но это ведь просто шалят гормоны?! Или нет?!
За ужином герцог сообщил, что из столицы поступило несколько заказов на костюмы, подобные его собственному:
-- Видите, госпожа баронесса, как удачно складывается наше начинание! – он явно был доволен произошедшим. – Что скажете, баронесса? Сможем мы угодить самому королю?
-- Думаю, для королевского
