С мрачной ухмылкой он неожиданно признался:
— Меня тоже.
На её удивлённый взгляд фыркнул:
— Эсна, ты что же, думаешь, что ко мне кто-то подходит с вопросом: «Ваше повелительство, чем вы изволите заняться?» — он запрокинул голову и искренне рассмеялся. — Нет, обычно это бывает либо «Мой повелитель, совет вас ожидает», либо, на худой конец, «Мой повелитель, лошади готовы».
Наклонив голову набок, она несмело улыбнулось. Ей никогда не приходили такие мысли, ведь всегда казалось, что грозный владыка только и делает то, что пожелает. Впервые ей подумалось, что он столь же несвободен, как и она, а может, ввиду своего статуса и своих обязанностей связан даже ещё сильнее.
— Ну что ж! — не стала она медлить с ответной любезностью. — И чем бы тебе хотелось заняться прямо сейчас, Грэхард?
Первым, что пришло на его ум, были, разумеется, постельные утехи, но он справедливо рассудил, что для такого торжественного случая, как налаживание отношений, стоит подумать серьёзнее.
Честно задумавшись, он принялся копаться в себе и с удивлением обнаружил, что в принципе не способен понять, чего ему хочется.
Вся его жизнь настолько подчинялась долгу, что вопрос личных желаний перед ним обычно не стоял, и в какой-то момент он разучился понимать, хочет ли он вообще чего бы то ни было.
Но Эсна смотрела на него со спокойным ожиданием, и варианты «Не знаю», «Кусок мяса» и «Поцеловать тебя» явно не были тем, что он хотел ей озвучивать. Хотелось чего-то настоящего, не сиюминутного, не телесного, чего-то, достойного столь серьёзного вопроса.
Ему потребовалось минут пять — всё это время она спокойно улыбалась и ждала — пока, наконец, он с удивлением не вытащил за хвост из глубин своей души желание, о котором даже не подозревал.
Поймав её взгляд, он несколько растеряно спросил:
— Покатаешь меня на своей шхуне, солнечная?
На лице её отразилось удивление, быстро сменившееся рабочим настроем. Она оглянулась взглядом привычного к морским прогулкам человека, сориентировалась в состоянии ветра, неба и моря и решительно кивнула:
— Да, погода позволяет. — Встав, подала ему руку: — Пойдём?
— Прямо сейчас? — удивился он, принимая руку и вставая.
— Конечно, — с улыбкой кивнула она. — Но только тебе придётся помочь мне с парусом, я его в жизни не подниму!
Он замер.
— Не очень хорошо в этом разбираюсь, — смущённо признался он.
— Я подскажу, — легкомысленно махнула рукой она. — Мне только силы не хватает, а так-то я всё знаю.
...на деле оказалось, что всё несколько сложнее, но они справились.
Вечернее солнце золотило морские волны, запутывалось бликами в волосах Эсны, отражалось на лице Грэхарда. Они говорили и говорили — впервые, наверно, — о тысяче совершенно неважных вещей, которые, на самом-то деле, и были важнее всего на свете.
Он никогда не думал, что может быть так хорошо — просто стоять на яхте под лёгким морским ветерком, просто говорить, просто смотреть. Она никогда не думала, что может быть так легко с ним — когда он не хмурится, не бросает грозные взгляды, а улыбается и смеётся так, как это делает всякий обычный человек, катаясь с любимой на яхте.
А потом разговоры перешли в поцелуи, и это были те поцелуи, от которых мурашки идут по позвоночнику и подгибаются ноги.
А потом была ночь, и они разглядывали звёзды, указывая друг другу созвездия, и смотрели на большую круглую луну, которая прокладывала своим светом дорожку по морской ряби.
А далеко-далеко в море, на корабле, который вёз на одного пассажира больше, чем планировалось, этот лишний пассажир смотрел на ту же самую луну, плакал и слагал в своём сердце строки писем, которые так никогда и не решится отправить.
Но, может быть, однажды эти строки станут песней, и долетят до слуха тех, кому они предназначены?
Заключительная глава
Грэхард так и знал, что в этом деле возникнут проблемы!
По упрямо сжатым губам жены, по воинственному блеску в её глазах, по лёгкому наклону лба он считывал: будет скандал.
...дело было в открытии этой злосчастной школы для девочек. Эсна, видите ли, горячо желала присутствовать на этом торжественном мероприятии, а Грэхард, на свою беду, обещал рассмотреть вопрос, а рассмотрев — отказал.
Нет, к делу он подошёл весьма основательно, и действительно спросил советников, как они думают, возможно ли организовать присутствие дам дома Раннидов на торжественном открытии.
Советники были единогласны — даже и пытаться не стоит.
— Ваше повелительство! — аж подскочил Треймер. — Но ведь дело и так вызывает волнения! — он дальновидно не уточнил, что часть этих волнений финансировал лично. — Что, если кто-то попробует напасть на вашу супругу как на вдохновительницу этой идеи?
— У нас, конечно, усиленные кордоны, — степенно кивнул начальник стражи, — но для хорошего стрелка это не проблема.
Грэхард нахмурился и кивнул.
То, что сама идея со школой нашла не очень-то хороший отклик в обществе, он прекрасно знал и сам, и рисковать Эсной, конечно, не собирался.
Поэтому отказал решительно и безоговорочно.
И теперь вот наблюдал — сжатые кулаки и гневные взгляды.
— Но Грэхард!.. — начала было она, но он не стал выслушивать и перебил:
— Это опасно, солнечная. Вопрос решён.
Она моргнула и шмыгнула носом.
Сложила руки на груди и обличающе воскликнула:
— Ты опять делаешь это!
Он подскочил от возмущения. С его точки зрения, запрет был более чем оправдан, и лишь упрямство мешало ей это признать.
— Ну, знаешь ли! — мотнул он рукой в воздухе, волевым усилием удерживая гнев. — Это уж чересчур! — и двинулся было на выход (разговор происходил в её покоях).
— Грэхард! — он поймала его за локоть, вынуждая остановиться и обернуться.
Её полные слёз глаза смотрели прямо ему в душу.
Всё внутри него содрогнулось от любви и жалости; но в вопросах безопасности он был неумолим.
— Прости, солнечная, — тихо утвердил свою позицию он. — Но этот вопрос не обсуждается.
— Потому что?.. — побудила его продолжить она.
— Потому что, — возвёл он глаза к потолку, — это опасно. Не все довольны этой затеей, — изволил снизойти до настоящих объяснений он. — Могут быть провокации, стычки. В тебя могут стрелять.
Эсна растерянно и беспомощно заморгала.
— Как же так?.. — пробормотала она, отпуская его локоть и отворачиваясь.
Ей даже подуматься не могло, что кто-то может быть недоволен столь прогрессивным и необходимым для общества явлением.
Но потом ей вспомнились слова сестры — о том, что Треймер не планирует учить их дочь грамоте, — и с глубокой горечью она осознала, что, действительно, среди ньонцев хватает тех, кто будет недоволен её инициативой.
Грэхард обнял её, прижимая к себе нежно и осторожно. Погладил по волосам.
Она прижалась к нему, вдыхая знакомый и уже привычный запах, тихо призналась:
— Я... я так ждала этого дня. Это... моя первая победа такого рода, понимаешь? — она подняла на него растерянные и потерянные глаза.
Он запустил пальцы в её волосы, поперебирал золотящиеся в солнце пряди, любуясь их переливами.
— Победа... — одними губами повторил он и вдруг ожил и повеселел: — А знаешь что, солнечная? — приподнял он её подбородок, глядя в лицо самым хитрым и довольным образом.
— Что? — растерялась она, не зная, чего ожидать от его непривычно-весёлого прищура.
Взгляд его скользнул по её лицу — от лба через щёки ниже — вернулся к глазам. Хмыкнув весьма удовлетворённо, он высказал свою идею:
— Устроим-ка мы торжественный приём во дворце по этому поводу. На анжельский лад, солнечная, — глаза её широко распахнулись от удивления, и он с наслаждением нанёс довершающий удар: — Только принимать будем вместе, и пригласим всех этих напыщенных князей. — Нагнувшись, шепнул ей на ушко: — Представляю физиономию Треймера.
Эсна удивлённо захлопала глазами.
