— Но Вереск выиграл, значит ему выносить вердикт. А если проигравшие исчезнут, то кого судить? Что это за победа такая выходит?
— Победа в том, что вам решать судьбу проигравших. Вы сейчас, собственно говоря, это и делаете. Но не стоит забывать и о последствиях своего решения. Вы просто скажите, в чём ваша задача — устранить их? Разогнать? Публично казнить? Подавить? Достигнуть соглашения?
— Обезоружить, — он точно придумал это слово на ходу, лишь бы показать, что Хлоя ничего не знает и в её списке нет правильного варианта.
— Они безоружны. Скажу больше, они намеренно не ранили ни одного члена Вереска, даже когда вы напали. То же касается и грастий.
— Обезоружить, а после задержать. Не заговаривай мне зубы. Ты допускаешь вероятность того, что ситуация полностью перевернётся. И строишь свои схемы в голове, которые я пока не понимаю. Но с каждой секундой они выводят меня сильнее и сильнее.
— Допускаю. Но в моих схемах никто не умирает. Ни граждане, ни ваши люди, ни мои. Никто. Мы хотим позорно уйти, осуждённые гражданами, но живые, а не по частям. Но проткните кого-то своими стёклами, и через несколько минут мы все будем лежать в крови на земле. Полдесятка жизней ваших врагов в обмен на пару десятков тех, что вам не безразличны. Это будет твоя победа, Вереск?
Лидер насупился, но не ответил. Будто его уголькам не давали рвануть вперёд стены из слов, что совсем не внушали страха, но сеяли сомнения.
— Зачастую вопросы на истребление не затягивают надолго. Если бы хотели убить, банально бы задавили количеством. Но ваша цель не в этом, поэтому, если есть хоть маленький шанс на компромисс, им стоит воспользоваться. Так, чтобы мы проиграли, но никто не лишился жизней. Ради этого каждый из нас станет очень, очень послушным и понятливым.
Пока Хлоя говорила, город успокаивался. Жители наблюдали за происходящим с расстояния и не решались подходить близко. Никто не хотел попасть под горячую руку. Но никаких криков и шума, только слова.
— Трибунал. Трибунал, как ты в начале и сказала. Я не дам вам просто взять и уйти. Твой мечник накинется на нас за то, что мы передадим вас суду?
— Однозначно нет. Но при чём тут Вереск? Вы ведь не грастии, чтобы безукоризненно следовать уставу. Вереск выше по статусу, значит и решения принимать ему куда более нестандартные. Такие ситуации, поверьте, в уставе не прописаны. Я его наизусть знаю.
— И какие тогда альтернативы?
Только лидер Вереска задал вопрос, послышался приказ остановиться. Люди оборачивались, несколько секунд не понимали, что происходит, а затем охали и расходились в стороны. Образовался живой коридор, и в самой гуще событий оказалось свыше десяти человек. Горожане притянулись как магнитом. Видимо, думали, что в присутствии этих людей ничего дурного точно не произойдёт. Голос Маттиаса Мендакса всё так же мог резать воздух, настолько строго он звучал.
— Никаких! Никаких альтернатив. Успокойтесь, дорогие граждане. Это Конец. Пусть все сложат оружия. Эта нелепая бессмыслица закончится прямо сейчас.
Самая тёплая из всех существующих ладоней закрывала глаза. Кто-то не такой уж незнакомый стоял сзади, придерживая уставшее тело Мии. Её не беспокоило то, что она не чувствовала землю под ногами. Не требовалось даже открывать глаза чтобы понять, что Виоландо остался далеко позади, что звуки там совсем другие. И даже несмотря на ладонь перед глазами, Мия откуда-то знала, что перед ней раскрывался многоцветный, но в то же время тёмный мир. Где не нужно ходить по земле, где к насыщенности тёмных цветов нужно просто привыкнуть.
— Тебе страшно? — прошептал женский голос. — Мия, тебе страшно?
— Нет, — устало призналась она. — Раньше было. А сейчас у меня чувство, что я…
— Победила? — закончил тихий голос.
— Да. Я победила что-то, что сейчас не могу описать. Понимаешь?
Ей невероятно хотелось поделиться с той, кто стояла позади. До дрожи родной голос звучал привычнее, чем её собственный. Это был первый настоящий диалог с кем-то, кто всегда приходил к ней как морок, а не собеседник.
— Да. Понимаю, потому что ты — моя луна. Запомни, Мия, это существенно. Это единственное, что жизненно важно для нас обеих. Твоя победа над собой, твои друзья и переходы, о которых тебе так хочется узнать больше, — это очень весомо, и об этом нельзя забывать. Но есть понятия вне системы ценностей, и мы друг для друга — одно из них. Я прошу тебя не понять, а просто поверить.
Мия полностью расслабила тело, но не потеряла равновесия. Сложно было ощутить, стоит она или всё это время падает, сверху ли потолок, и, вообще, есть ли здесь верх и низ. Единственное, что точно существовало, — тёплая ладонь перед глазами и приятный голос.
— Я верю. Верю, как никогда. Потому что я много раз слышала тебя. И меня всё не покидало чувство, что мы важны друг другу. Но я до сих пор не до конца понимаю, с кем я разговариваю. Это, может, прозвучит для тебя наивно, но… кто ты?
— Ты сама. Я — это ты, только существующая под знаком звезды. Такой же свободный разум, но ты — дитя луны, а я — звёзд. Мы — одно целое, но рождены по-разному. И это делает нас противоположностями, к сожалению.
— Запутанно. — Мия улыбнулась, гладя родную руку. — Могу я посмотреть на тебя и на место, где мы находимся? Почему ты закрываешь мне глаза?
— Я переживаю. Это место… — ответ дался собеседнице с большим трудом. — …оно покажется тебе уродливым. Здесь слишком много всего, произошедшего до твоего рождения. Оно испугает тебя и поглотит, а твои слёзы я хочу видеть меньше всего. Когда создала твоё тело из крови и наделила его разумом, я… отсекла прошлое. Для тебя. Но из моей головы оно никуда не денется, поэтому я просто прошу тебя не смотреть. Здесь — прошлое. Болючее. И опасное.
— Хорошо. А что было до того, как я появилась из крови? Что-то ведь было?
— Ты была луной. Настоящей, просто облачённой в человеческое тело. Моей луной.
— И… что-то случилось, да?
— Да, — голос зазвучал неуверенно. — Сейчас я не найду достаточно храбрости в себе, чтобы рассказать. Прости.
Мия прижала руки существа к своим глазам — знак, что она не вырвется и не подсмотрит. Пусть родные пальцы прячут от неё целую вселенную, без разницы. Пусть прячут, только ещё немного делятся своим теплом. Мия аккуратно занесла руки назад и коснулась лица позади неё. Оно было настоящим, не только голос и не только глаза. Пальцы нащупали тёплые щёки, губы и всё то, что присуще обычному человеку.
— По правде… Так хочется разозлиться на это всё. На твои загадки, на загадки этого мира и больше всего на себя саму. Со временем в голове появляется так много вопросов, что я не могу задать ни одного из них.
— В этом месте ты сможешь задать те, о которых захочешь спросить лишь себя. Когда другие тебе мало чем помогут. И тогда я подскажу, — пообещал голос. — Если это не будет слишком сложно для меня. Здесь луне будет сложно находиться, как и звёздам. Но пока это единственный способ… Поговорить, но не увидеться.
— Разве это не единственная наша встреча?
— Думаю, что нет. И очень, очень сильно на это надеюсь.
— Тогда я совсем не понимаю… — Мия тоскливо покачала головой. — В меня ведь выстрелили. После такого уже никто ни с кем не встречается, даже здесь, понимаешь?
— Понимаю.
— Почему тогда ты говоришь о будущем? Как ты сможешь подсказать мне потом, если после этого разговора…
— Темнота? Так ты представляешь смерть?
— Нет, — промямлила Мия. — Никак не представляю. Наверно.
— Меня очаровывает твой стимул. Всё, что я говорила тебе во время твоих тренировок и снов — создать мотив, это так. Но знала бы ты как мне нравится то, каким он вышел. Я понимаю те чувства, которые испытала девочка, придя в этот мир. Можно действительно считать, что там, в узких улочках большого города, она родилась по-настоящему. Совсем недавно для меня она бездумно шла вперёд. Сама не могла ответить на вопрос, сколько телег ей ещё придётся провезти. Но я прекрасно помню, с каким интересом она смотрела на переходы в небе. Её взгляд становился осознанным, будто пелена перед глазами пропадала. Но потом она возвращалась, ела и начинала всё заново. Это не выглядело так, словно у девочки был шанс выбраться. Но вспомни чувства, которые она испытала, когда ей предложили бросить вызов всей своей жизни. Почему же она ответила «да» человеку, которого даже не знала? Ты ошибаешься, если думаешь, что в тот момент у тебя действительно не было выбора. Потому что я видела девочку, у которой не хватило сил согласиться. Она существовала до недавних пор, но не была настолько же живой. Ты собственноручно убила её в тот момент, когда подняла голову перед теми, кого боялась. Ты полностью растворила параллельную копию себя, которая проиграла, у которой в один момент просто не хватило духа, которая понадеялась на другой шанс. Ты убила то, что и без того было мертво. А той Мие, что стоит передо мной, почему-то захотелось уехать, захотелось прислушаться к внутреннему голосу и отправиться в столицу вместе с семьёй. Эти решения и делают тебя самой живой из всех возможных и существующих других версий тебя, которые ошиблись, сдались или струсили. И этот стимул жить, который мне так понравился, не в праве отнять у тебя ни одна пуля, ни один человек. Поэтому твоя рана — исключительный случай. Всё живое существует по законам, будь то природа, Вездесущие, покровители, здравый смысл или правила, работающие испокон веков. Но мы с тобой будем другими. Вдвоём станем друг другу и жизнью, и смертью, и тягой и отторжением. И боги, и природа вещей нам с тобой не нужны, потому что я — это целый мир, но лишь для одного человека. И ты. Ты тоже.
