— А ты никогда не указывай мне, что делать, — предупредил я Жервеза, постаравшись придать голосу строгость.
— Что случилось? — впорхнувшая за кулисы Лючия была легкой, радостной и крайне довольной собой. Она и представить себе не могла, как это мы можем ссориться или злиться, когда дела идут так хорошо, не только есть крыша над головой, заработок и еда, но и публика нами довольна. Вот уж кому никогда не являлись призраки, так это ей. Даже если б какой-то монстр забрался в зрительный зал, чтобы посмотреть на ее выступление, она бы ничуть не испугалась, наоборот, послала бы поклоннику воздушный поцелуй, решив, что жуткая наружность это вовсе не средство ее запугать, а всего лишь карнавальная маска.
— Нашему титулованному дружку почудилось, что сюда пришел кто-то из его старых знакомых, и от переизбытка чувств он чуть не упал в обморок, — на свой лад дал объяснения Жервез. — Я делал все возможное, чтобы привести его в чувство, но слов благодарности так и не дождался.
— Я хотел отблагодарить его монетой, но Жервез моралист, он считает, что деньги, к тому же дарованные вельможей, не могут принести счастья. Вот мы и повздорили слегка, ведь наши мнения на этот счет очень сильно расходятся, — я замял ситуацию, как мог.
Лючия из объяснений мало что поняла, только кивнула в ответ и скорее понеслась в гримерную, легкая, как стрекоза или бабочка. Ссора с Жервезом, хоть и была неприятной, но вернула мне ощущение того, что я жив и нахожусь среди таких же живых людей, как я сам. Разве мертвец смог бы утащить меня из общества живых?
В следующий раз, выйдя на сцену, я уже не увидел Даниэллы, только пустое кресло и цепочку грязных следов на ковре, которых, возможно, кроме меня, никто не видел. Почему-то мне казалось, что ее мертвые, злые глаза все еще следят за мной из зрительного зала. Один раз мне даже почудилось, что где-то на верхних ярусах, за спинами зрителей, мелькнуло ее бледное, подобное страшной маске лицо. Было ли это наваждение или подступающее безумие, или просто чье-то колдовство? Я боялся вновь увидеть копну платиновых локонов, элегантное бальное платье, обратившееся в алый саван, и бледные, искусанные червями губы, которые вот-вот могут сложиться в зловещую улыбку и, как в прежние времена, произнести мое имя. Оставалось только надеяться, что я никогда больше не увижу сестры. Я готов был сделать, что угодно, лишь бы только не встретиться с ней, готов был молиться в церкви или перед своей колдовской книгой, каяться во всех грехах или очертя голову кидаться в новые сомнительные предприятия, уповать на ангелов или демонов, которых я, возможно, прихватил вместе с книгой из поместья. Все, что угодно, лишь бы только не видеть больше мертвой гостьи на моих спектаклях, но надежды оказались тщетными. После того первого вечера Даниэлла начала являться на каждое представления. Я еще не видел ее, а уже слышал, где-то за плотно запертыми дверями шелест ее платья, тихий шорох копошения червей в ее длинных волосах, ощущал противный запах разложения, исходящий от ее кожи. Ни одна дверь даже не приоткрывалась, но Даниэлла каким-то образом проникала в зрительный зал и устремляла на меня пристальный, угрожающий взгляд. Она занимала то одно пустующее место, то другое, но не заметить ее было невозможно. Она резко отличалась от зрителей, и не потому, что длинные непричесанные локоны тут же привлекали к себе внимание, просто во всем театре она была единственной неживой среди живых. Иногда люди чувствуют необычность тех, кто наделен тайным даром, и начинают сторониться их, так и я чувствовал, что где-то среди людей сидит мертвое существо, похожее на большую тряпичную куклу и двигающееся размеренно, как механизм. Кто заставил труп подняться из могилы? Чьим творением была мертвая Даниэлла? Неужели тот, кто втайне посещал ее в закрытой комнате, теперь заставил ее тело подняться из земли и прийти в театр, чтобы таким образом за что-то наказать меня?
Один раз, заметив Даниэллу в ложе рядом с оркестровой ямой, я забыл речь и чуть было не сорвал представление. Когда я увидел ее лицо в освещении отблесков рампы, мне, действительно, стало жутко. А другие, как будто, не обращали внимания ни на нее саму, ни на то, что по ее тонкой хрупкой шее, как алая бархотка тянется кровавая полоса.
Иногда я один слышал шепот, исходящий из уст Даниэллы, но не мог понять слов. Все ее речи были произнесены на каком-то непонятном, древнем языке, и каждый звук был хриплым и угрожающим, как шипение змеи.
— Ты не видел среди зрителей никого необычного? — однажды поинтересовался я у Рено, но он только отрицательно покачал головой. Тот же вопрос я задавал и Коринде, и Джоржиане, и всем остальным, кто выходил со мной на сцену, и у каждого этим вызывал недоумение. Только Маркус признался, что заметил какую-то статную блондинку в алом, но она выглядела скорее нездоровой, чем мертвой. Никто не заподозрил, что рядом с нами поселился демон.
Однажды посреди ночи я проснулся у себя в комнате и понял, что не один. На этот раз книга и все духи, привязанные к ней, не создавали никакого шума и не подавали даже голосов, кажется, они боялись даже шелохнуться, чтобы не подать никаких признаков своего существования в присутствии более грозной и опасной силы. Даже тот, кто иногда по ночам приходил к столу, где лежала книга, на этот раз был ни при чем. У окна в лунном сиянии я заметил свою страшную гостью.
Она вошла неслышно, но на ковре остались грязные следы и несколько раздавленных червей. Только сейчас я увидел, насколько сильно изранена ее рука, мявшая штору. Кожа висела лоскутьями, но крови не было. Расшитый бисером корсет был зашнурован так туго, что живой девушке, наверняка, было бы больно, но Даниэлла не задыхалась, не чувствовала себя закованной. Она, кажется, вообще больше не дышала. Шлейф и юбки, мягкими волнами струившиеся до ковра, должны были бы уже стать тряпками, но почему-то напомнили мне о тех вечерах, когда я вальсировал с Даниэллой в одном из бальных залов нашего поместья, и моя партнерша казалась мне самой грациозной девушкой на свете. Теперь она была мертва и преследовала меня. Если при жизни она выглядела робкой и беззащитной, то смерть сделала ее величественной и опасной.
В голове в мгновение ока пронеслись сотни предположений. Может, если я буду действовать быстро и успею схватить колдовскую книгу, то мертвая не посмеет приблизиться ко мне. Может, мне даже удастся изгнать призрака, прочтя несколько строк. Я надеялся, что духи подскажут мне, что делать, но они молчали. Непривычная, могильная тишина была страшнее любых упреков и угроз. Если бы хоть по улице под окнами промчался экипаж, то стук колес и свист кнута вернули бы мне ощущение реальности, но ночь, как будто, усыпила весь город.
