— Что это с тобой? — поинтересовался он, как обычно не из словоохотливости, а из подозрительности. В этот раз я был даже рад тому, что он решил вести постоянную слежку за мной. Я не хотел сейчас оставаться один.
— Я видел одну даму в зале… — пробормотал я.
— Ну и что? Их там много, — беспечно отозвался Жервез.
— Ты не понимаешь. Я видел ту даму, которая быть там не должна.
— Неужели бывшую знакомую? — злорадно усмехнулся Жервез. — Боишься опозориться перед всем высшим светом, так не шел бы в бродячую труппу.
Он, кажется, был близок к тому, чтобы изменить свое мнение обо мне. Наверное, уже почти решил, что я стал меланхоликом и подался в актеры после того, как меня бросила возлюбленная, возможно, нареченная, а друзья высмеяли по этому поводу. В этот раз я сам хотел развеять его предположение, хотел закричать, чтобы он скорее читал заупокойную, что в театр пришла мертвая, но он бы мне не поверил. Скорее всего, решил бы, что я совсем лишился рассудка или перебрал вина.
— Она не должна там быть, — упрямо повторил я, будто мои слова могли прогнать призрака.
— Почему это не должна? — усмехнулся Жервез.
— Потому что ей место на том свете, — прошептал я, но он меня расслышал.
— Эй, ты же не собираешься никого убить, — запаниковал Жервез. — Ты же не ради этого пришел к нам? Не для того, чтобы выждать момент, замаскироваться и убить кого-то из старых знакомых, а потом всю вину свалить на нас?
— Нет, конечно, — попытался возразить я, но он меня не слушал.
— Теперь всем расскажу, что ты опасен, — пригрозил он и хотел идти прочь, но я схватил его за руку. Мне было нужно чувствовать рядом с собой присутствие живого человека, чтобы не сойти с ума.
— Жервез, там, среди зрителей, сидит дама, которая давно умерла. Ты ведь мне веришь?
— Может, ты обознался, — Жервез с самым невозмутимым видом высвободил свою руку.
— Говорю тебе, нет.
— Да, много ли можно рассмотреть в полутьме, ты бы лучше работал постарательнее, а не озирался по сторонам.
— Ты еще недавно сам чуть ли не называл меня проклятым, а теперь…
— Я и сейчас готов тебя таким назвать. Пока тебя не было с нами, никому не мерещились мертвецы, даже после нескольких бутылок.
— По-твоему, я всего лишь нарушитель спокойствия.
— И еще какой, — подтвердил Жервез. — Не удивлюсь, если, благодаря тебе, нас скоро выставят из театра, и труппе снова придется скитаться по улицам в плохую погоду, а ваша светлость тут же сбежит в какое-нибудь теплое поместье.
Жервез отвесил мне шутливый поклон. Он, кажется, напрочь забыл о том, что в этот театр и его, и всю труппу пригласили только благодаря мне. Главное, он нашел хоть какой-то повод меня упрекнуть, и теперь был крайне собой доволен.
— Только никому больше не говори о том, что, по твоему мнению, какой-то даме из числа зрительниц место в аду, а не в театре, — строго-настрого предупредил меня Жервез. — А то еще, чего доброго, о нас поползут далеко не лестные отзывы, решат, либо ты свихнулся, либо кто-то из труппы замышляет злодеяние. Я не хочу, чтобы нас оттащили на допрос только из-за предположения, что мы, очевидно, втайне готовим убийство, а один из сообщников проболтался.
— Тебе бы сочинять пьесы, а не мне, — зло огрызнулся я, но сразу постарался взять себя в руки, не пускать же в ход кулаки, если один глупец мне не доверяет. — Мне тоже не хочется, чтобы кого-то из труппы оттащили на допрос, в тюрьму или на плаху.
— Конечно, — подхватил Жервез. — Ты бы знал, что рассказывают о каменных мешках и пыточных, куда по приказу Августина волокут осужденных. Говорят, там такое творится, что злым духам стало бы страшно. Послушаешь, голова идет кругом.
Кажется, он готов был весь вечер рассказывать о том, какие страсти, по слухам, происходят в здании инквизиции. Может, даже все эти предположения были не услышанными, а вымышленными. Жервез любил пощекотать нервы собеседнику, ему нравилось кого-то припугнуть, заставить опасаться собственной тени, возможно, поэтому он и не хотел поверить в то, что в театре, прямо у нас под носом, может происходить что-то страшное.
— Погоди, я не говорил тебе, что ей место в аду, — запоздало спохватился я. — Ты сам употребил это слово и попал в точку. Теперь я знаю, откуда она пришла.
— Откуда? — насторожился Жервез.
— Из ада!
Я поплотнее прижался к стене, словно хотел раствориться в ней, стать частицей каменной кладки театра и таким образом спастись от призрака, преследующего меня.
Жервез наблюдал за мной с недоверием и испугом. Он даже чуть попятился назад. Наверное, лихорадочно размышлял, что же делать, вылить на помешанного ушат холодной воды, чтобы он хоть немного пришел в себя, или бежать прочь, сломя голову, чтобы разверзающаяся где-то рядом адская бездна не поглотила вместе со мной и его самого.
— Я отправлю ее обратно в ад, я знаю, как это сделать, с помощью книги, — тихо шептал я, пока Жервез мучился сомнениями.
Понаблюдав за мной какое-то время и, очевидно, решив, что я еще не совсем буйный, Жервез все-таки осмелился подойти ко мне вплотную. Я ощутил его горячее дыхание у себя на ухе, когда он наклонился ко мне и доверительно шепнул:
— Скажи честно, ты заключил с ними хартию?
— Что? — я бы отпрянул от него, если бы мне не помешала стена. В этот момент он сам выглядел безумцем.
— Я никому не расскажу, даже поклянусь, что не стану посылать Августину анонимного доноса, — быстро пообещал Жервез. — Только откройся мне одному, а не всей труппе. Поведай, ты заключил с ними договор, сделку, пари, а может, просто поспорил на что-то. Ты был высокородным, но разорившимся дворянином, но продался им за богатство? В этом случае тебя многие поймут. За это аристократов не осуждают. Сколько есть таких людей, которые готовы вступить в сговор с ними ради достижения своей цели.
— С кем? — я, как ни силился, а все же не мог понять, каких таких всесильных безымянных существ Жервез настойчиво обозначает словом «они». Не может же он знать о тех, о ком знаю я?
— Кого ты имеешь в виду? — торопил я Жервеза, пока он быстро обдумывал, как точнее сформулировать ответ.
— Ну…всех их, — Жервез сделал быстрый стремительный жест рукой, будто одним взмахом пытался объять необозримо огромное пространство. — Тех, кому имя зло. Тех, кого, по преданиям, вызывают отчаявшиеся и отверженные с помощью колдовских книг. Я имею в виду всех тех, кто не должен разгуливать по этому миру рядом с людьми, потому что их присутствие здесь противоестественно.
— Да, ты сам рехнулся, — одернул его я. У меня едва хватило дерзости притвориться и сделать вид, что я никогда не поверю в тот бред, который он несет. А Жервез — то оказался далеко неглуп и не так уж не осведомлен. Он ведь чуть меня не обличил, а я снова притворился, сделал вид, что считаю вздором все то, что давно уже стало для меня непреложной правдой. Ну, разве я не великий актер, задал я сам себе вопрос, и тут же кто-то, проворный и незримый, быстро подобравшийся к моему уху, нагло шепнул: «Или великий лгун».
