восклицаю я, возмущение кипятит мою кровь.
В груди Эллиота зарождается рык.
– Ты превратила мое проклятие в загадку?
Мгновение она разглядывает свои ногти, совершенно не обращая внимания на гнев Эллиота.
– Может, я и коварна, Фловис, но не жестока. Зачем мне из-за тебя заставлять человека страдать больше, чем он того заслуживает? Находиться с тобой достаточно долго, чтобы проникнуться к тебе светлыми чувствами, уже само по себе пытка. Слишком жестоко было бы после этого еще и заставлять их приносить ради тебя настоящую жертву. Тебе бы, напротив, пришлось принести настоящую жертву, если бы ты сам решил снять проклятие. – Последнюю часть она произносит с довольной улыбкой, как будто ее забавляют собственные слова.
Грудь Эллиота вздымается от ярости.
– Эта твоя маленькая загадка могла меня убить.
Она пронзает его испепеляющим взглядом.
– Поверь мне, Верховный совет был готов пойти на этот риск.
Я ощетиниваюсь от этого, чувствуя, как жар приливает к моим щекам. И жду, что Эллиот набросится на нее, и на мгновение складывается впечатление, что так он и поступит. Но после Эллиот опускает голову и бормочет себе под нос череду проклятий.
– Ты можешь винить нас? – спрашивает Никсия.
Он потирает затылок и бормочет:
– Не совсем. – Он бросает на меня смущенный взгляд, затем снова смотрит на Никсию: – Мы были не в лучших отношениях, да?
Она изгибает бровь.
– Ты говоришь только о нас с тобой? Или о тебе и остальных? Потому что на последнее я бы точно дала утвердительный ответ.
– Чертовы фейри, – выпаливает он. – Я понял, ясно? А теперь, может быть, уберешься с моей территории?
Она открывает рот в притворном изумлении.
– О, то есть теперь, когда проклятие снято, ты все еще считаешь это поместье своим? Означает ли это, что тебе стали нравиться человеческие жилища?
– Как долго ты собираешься издеваться? Ждешь аплодисментов? Объятий?
Она усмехается, затем открывает диковинную серебристую пудреницу.
– Пока, – прощается она, изящно взмахивая пальцами. И из пепельницы вырывается та же вспышка света, что мы видели до этого. Она уносит фейри в мгновение ока.
Несколько мгновений мы стоим молча, уставившись на то место, где только что находилась Никсия. Затем я медленно поворачиваюсь лицом к Эллиоту. Мой пульс учащается, голова идет кругом от всего, что я только что узнала и пережила. Но главенство надо мной держит тревога, которая только усиливается, когда я вижу жесткость позы Эллиота. Я поднимаю на него глаза и вижу в его лице неуверенность.
Теперь, раз проклятие снято, между нами все изменилось? У Эллиота есть магия, бессмертие, воспоминания. Даже способность принимать неблагую форму. Так ли я для него важна, как была, пока он ходил проклятый? Или снова все пойдет наперекосяк? Как всегда…
Нет, я не буду ждать худшего. Не в этот раз. Если случится что-то печальное, да будет так. Но я не стану жертвой своих сомнений.
Я открываю рот, но он заговаривает первым:
– Джемма, даже не знаю, что сказать.
Мое сердце сжимается. Почему это звучит как начало разочарования?
– Ты… ты сняла мое проклятие. Совершила немыслимое. И я… ко мне вернулись воспоминания. Даже те, о существовании которых позабыл. Я чувствую, что они написаны у меня на лице.
Я хмурю брови.
– О чем ты говоришь?
– Ты должна видеть. И могла понять по взгляду Никсии. Я не был хорошим волком, Джемма. Но обещаю стать лучше.
Мое дыхание становится поверхностным, голова кружится, но я жду, чтобы узнать, к чему он клонит.
Он поджимает губы и протягивает дрожащую руку к моей щеке.
– Ты все еще любишь меня? Я пойму, если нет, но… но очень надеюсь, что любишь.
Мое сердце трепещет от растекающегося тепла, в то время как облегчение и раздражение вступают в битву.
– Конечно люблю, глупый. Неужели ты думаешь, что я бы стала жертвовать нашими отношениями просто так?
Его губы растягиваются в грустной улыбке.
– Я просто подумал… после того, что Никсия сказала обо мне и Верховном совете… Мне потребуется приложить много усилий, чтобы восстановить отношения с членами королевской семьи. А пока они будут болтать. Строить догадки. И, вероятно, продолжать меня ненавидеть. Я понимаю, ты и до этого была не в восторге от сплетен, и я не…
– Эллиот, – перебиваю его я и обнимаю за шею, – пускай болтают. Мне все равно. Если скажут что-нибудь мне в лицо, я сама подберу для них несколько интересных слов, королевских или не очень. Меня волнуешь только ты. Ты, Эллиот. Тот, кого я люблю.
Уголки его губ приподнимаются, и наконец я вижу его искреннюю улыбку, которую впервые приметила в гостиной несколько недель назад.
– Я тоже люблю тебя, Джемма.
Он льнет ко мне, отбрасывая свой посох в сторону и обнимая обеими руками. Я притягиваю его ближе, осторожно, чтобы не нарушить его шаткое равновесие, и наслаждаюсь прикосновением к его телу, его запахом, тем, как его сердце бьется напротив моего.
Когда мы отстраняемся, я чувствую, что моя ухмылка вот-вот расколет мое лицо пополам.
– Итак, тебя зовут Фловис? Полагаю, мне следует перестать называть тебя Эллиотом Рочестером.
– Честно говоря, мне все равно, как ты меня называешь, – отвечает он. – Зови меня Эллиотом, Фловисом. Как угодно. До тех пор, пока я твой.
Год спустя
Стоя на верхней площадке лестницы, я кричу в коридор в сторону детской комнаты:
– Ужин готов!
Слышу возбужденные возгласы, за которым следует лай, затем три фигурки выбегают из комнаты и скользят по коридору. Мика и Дженни в своих благих формах, в то время как Чарли в обличье волка.
Мое сердце сжимается от тоски, когда я замечаю отсутствие Франклина. Четвертый ребенок покинул поместье в прошлом месяце, когда за ним наконец приехала его мать. Я счастлива, что он воссоединился со своей настоящей семьей, но я не знаю, смогу ли я оправиться от боли оттого, что пришлось расстаться со щенком, которого я за год так полюбила. Но придется справиться, потому что со временем родители могут разобрать всех детей, раз проклятие снято. А до тех пор я буду любить их, как своих собственных, каждым ударом своего сердца.
– Кто что ест? – спрашиваю я, когда они приближаются.
Чарли лает, Мика говорит:
– Хлеб!
А Дженни переминается с ноги на ногу и поджимает губы. Затем, содрогнувшись, она превращается в клубок черно-серого меха и издает возбужденный лай.
– Хорошо, – говорю я. – Ты знаешь, куда идти.
Они устремляются вниз по лестнице, и я следую за ними неторопливым шагом. Очутившись в обеденном зале, Мика садится за длинный стол,
