районе бухты – последнего населенного участка земли. Это страшно, очень страшно. А еще за нами тянется светящийся жуткий след – к магии Брайт сплываются морские гады, напитываясь живой энергией сирены, выплеснутой в море.
С тех пор как мы оказались в открытом океане, чтобы сократить расстояние и не плыть к Гаме вдоль берега, управлять стало легче. Океан охотно слушается Брайт. Я смотрю на рыбок, которые выныривают и плюхаются обратно. Они единственное, что есть сейчас в океане, кроме нас с Брайт и купающихся в отражении воды звезд. Кажется, будто мы догоняем луну.
– Мы не сбились с пути? Нет? – нервно интересуется Брайт.
– Нет. – Я и сам не до конца уверен, потому что никогда в жизни не был так далеко в океане и лишен всех ориентиров. Надежда только на компас и мой глазомер.
– Сколько позади?
– Не знаю. Думаю, что мы близки к пятистам.
Я и правда понятия не имею, но очень надеюсь, что что‐то между четырьмястами и пятьюстами. Желательно с уклоном ко второму.
– Скорость?
– Почти восемьдесят.
– Это очень много?
– Невероятно много.
– Сбросить?
– Пожалуй.
Не знаю, на что тут можно наткнуться, но если, скажем, стая дельфинов решит поприветствовать свою королеву Брайт, я буду крайне недоволен, потому что это будет последним, что мы увидим.
На часах 02:45
– У нас всего пятнадцать минут! Где чертов Гаме? – В ее голосе истерика.
– Тише… скоро, мы не ошиблись.
Я знаю, что не могу этого обещать. Я почти уверен, что мы сбились с пути. Руки околели так, что не чувствую даже малейшего их движения.
– Может, я полечу и посмотрю?
– Мотор сдохнет, и мы не доплывем, – качаю головой. Уверен, что сейчас появятся огни Гаме.
– Значит, я ДОТАЩУ тебя, черт побери! – кричит Брайт, задыхаясь от паники.
Последние шесть часов ее истощили и физически, и морально. Я просто мысленно обещаю, что это в последний раз в ее жизни, когда она хоть пальцем пошевелила ради наших жизней.
– Скоро, Брайт. Мы не ошиблись.
На часах 02:53
Минуты ускользают с невероятной скоростью. Часы мигают всякий раз, когда очередная цифра приходит на смену предыдущей. Щелк, дисплей загорается, и вот уже семь минут до отправления корабля. Брайт сидит, уткнувшись лбом в приборную панель, и отчаянно шепчет, мы мчим с такой скоростью, что яхта мелко дрожит. На ветрозащите три параллельные трещины. Кажется, что корпус сейчас просто развалится.
На часах 02:55
Кажется, что Брайт совсем не моргает, а я не шевелю руками. Одна судорога – и мы трупы, но не могу уже отвечать за собственные мышцы. Шесть гребаных часов, не меняя позы, будто провел сложнейшую операцию на мозге с лунным ножом в руке. Только с ветром в лицо и в жутком холоде. Губы потрескались, кожа на открытых участках тела потеряла чувствительность.
– Ты что‐то видишь? – Ее губы пересохли и еле разлепляются, но воды на борту больше нет.
– Нет.
Она судорожно вдыхает просоленный воздух. Рыбки нас оставили двадцать минут назад, и мы думали, что это хороший знак. Звезды пропали тогда же.
На часах 02:58
– Брайт, – шепчу я, она поднимает голову. – Это Гаме…
Улыбка деревенеет на лице, я не могу поверить собственным словам, но это и правда огни Гаме, и прямо перед нами огромный величественный корабль, который уже готов к отплытию, а я очень надеюсь, что ждет нас.
На часах 04:30
Оказавшись в каюте, Брайт рыдает от бессилия целый час, а я сжимаю ее в руках и обещаю, что все закончилось.
Старый дом закрыт на ключ, который хранится под ковриком, что весьма глупо, ведь в таком случае можно было просто не запирать дверь вовсе. Или оставить табличку «Не входите, пожалуйста, хозяев нет дома». Но Дорн – это место, где все друг другу верят.
Мы с Рейвом стоим, взявшись за руки, и смотрим на наш с отцом домишко. Помятые, грязные, лохматые. Волосы Рейва падают ему на лоб, и он кажется моложе, чем есть на самом деле. Меховое пальто пришлось оставить на корабле, потому что в Дорне очень жарко, а тащить что‐то столь объемное было просто невыносимо. Мы успели искупаться в Жемчужном море, долго потом сидели на берегу, и я трещала без остановки, как великолепно это место, хотя думала, что еще неделю не заговорю после нашего маленького плавания. Море такое теплое, и солнце невероятно ласковое. Я так счастлива, что не могу передать. Кожа покрыта песком – мы валялись на берегу, – кажется, успели обгореть плечи, волосы слиплись от соли.
– Что скажешь? – Я сжимаю ключ, запрокидываю голову.
Балкончик на втором этаже оплетен вьющейся розой, которая безнадежно высохла, а поверх выросло что‐то отчаянно дикое и зеленое. Домик выглядит почти заброшенным, но правда в том, что он всегда так выглядел.
– Это чертовски уютно, – улыбается Рейв.
Даже его улыбка тут кажется совсем другой. В сотню раз более открытой и искренней, будто раньше Рейв чувствовал, что за ним кто‐то пристально следит, а теперь расслабился.
– Готов? Нас ждет очень много уборки.
– Идеально, будет чем заняться.
– И там всего две спальни на втором этаже.
– А ты планируешь звать гостей? Мне кажется, что две спальни – это отлично.
– И только один кабинет.
– Поставим в него два стола.
– И он же библиотека.
– Значит, будет что почитать.
– И кухня совмещена со столовой!
– Тогда не придется таскать тарелки из комнаты в комнату!
– И одна гостиная…
– Меньше уборки.
– И никаких горничных, их никогда тут не было!
– Не придется искать деньги, чтобы им платить.
– И давно не чинили крышу, наверняка за то время, что мы провели в Аркаиме, в ней завелись птицы.
– Ну ты же сирена, разберешься с ними.
– Это расизм! А еще тут запущенный сад.
– Ты забыла, кто я? Может, я больше не сильнейший маг, но зато отличный садовник! Наследник Хейза станет твоим личным садовником. Рада?
– Всегда мечтала…
Я смеюсь и тяну Рейва за собой в дом. Мы с ним будто не просто стали свободны, а очистились вдобавок. Мне не грустно, я оставила всю тоску в каюте корабля мистера Терана, вместе со слезами, которые меня, кажется, совсем иссушили. А еще я не испытываю ни страха, ни напряжения, ни неловкости. Странно, но именно отец Бэли уверил меня, что все будет хорошо.
Мы взошли на корабль со страхом, что проведем сутки бок о бок с ужасным человеком, а он оказался добряком, находящимся под каблуком у жены. Выделил нам каюту,
