был здесь из-за этого и потому, что он был моим связанным Защитником.
Не потому, что я была нуждающимся другом.
Не потому, что он хотел или нуждался в этом.
И это была огромная разница. Даже если бы между нами всё не стало так сложно, эта ситуация, вероятно, всё равно произошла бы.
— Я хочу вернуться в квартиру, — сказала я, чувствуя себя очень тяжёлой. — Мне бы этого хотелось.
— Конечно, — его голос был ровным. — Это твой мир, Тринити.
Это твой мир.
Разве Миша не говорил что-то подобное? Я повернулась к улице, щурясь за тёмными очками.
— Я могу заказать «Убер», если ты… хм, если ты поможешь мне найти приложение и… — жар разлился по моим щекам. — И помоги мне с машиной, когда она приедет. Я не вижу номерных знаков, а некоторые марки…
— Понял, — отрезал он, и когда я оглянулась через плечо, он уже достал телефон.
Не более чем через несколько секунд, он объявил:
— Автомобиль будет здесь менее чем через десять минут.
И это было всё, что он сказал.
Примерно два года назад мы с Мишей сильно поссорились. Джада и Ти, и несколько других Стражей собирались уйти из Сообщества и провести день в соседний городках, и это включало в себя сырную картошку фри, и, конечно, я хотела пойти с ними. Тьерри отказал мне по каким-то своим причинам, и, зная мою склонность не подчиняться его приказам, он зашёл так далеко, что поставил свободных Стражей охранять выходы из дома. Миша сказал мне, что не едет и будет над чем-то работать с Тьерри. Он солгал и отправился с компанией, и, хотя потом выяснилось, что это не самое большое его преступление, для меня это был конец света. Я понимала, что мой гнев и расстройство происходили из-за того, что я считала, будто меня оставили в стороне, и считала, что это было нечестно, но Миша всё равно солгал вместо того, чтобы просто признаться, что хочет поехать со всеми. Я бы всё равно завидовала, но не сказала бы ничего кроме «Повеселитесь». Мы оба были виноваты, но, даже несмотря на то, что я обвиняла его больше, мы орали друг на друга, пока не разошлись по комнатам, захлопнув за собой двери. На следующее утро нужно было тренироваться, и я хотела извиниться, но всё ещё была слишком зла и обижена, чтобы перейти эту границу, так что вся тренировка была особенно неловкой и разговоры стихли до конца дня.
Это было очень похоже на то, что сегодня происходило с Зейном.
Он не возвращался в квартиру до тех пор, пока не пришло время выхода и всё, что он сказал, проходя мимо меня в гостиной, было, что он думал, что неплохо было бы осмотреть окрестности старшей школы.
Вероятно, мы обменялись тремя полными предложениями с тех пор, и это не сильно отличалось от последних нескольких дней.
Очень весело.
Пока мы шли по вымокшей под дождём дорожке к Вышке на Холме, как называли школу, я чувствовала себя почти как во время ссоры с Мишей, но, в отличие от предыдущего раза, когда я не могла понять, почему была такой трусихой, я думала, что поняла это сейчас. Я слишком много говорила и хотела конфликта без повода и не отступала во время ссоры, но я ненавидела находиться в ссоре с дорогим мне человеком. Проблема была в том, что как с Мишей в тот день, я всё ещё была зла и обижена и на миллион миль не приблизилась к извинениям.
Но обвинять нужно было не только меня.
Я могла понять теперь, когда у меня было время переосмыслить то, что произошло, почему он не рассказал мне о встречах со Стейси. Он почувствовал мои эмоции, когда приходила Стейси, и предвидел мои вопросы о ней. Он, вероятно, хотел избежать того, чтобы ранить мои чувства, которые он ощутил, или хотел избежать их в целом. Честность была бы в тот момент не лучшим выходом, но было бы гораздо проще иметь дело с ней, чем раскрыть ложь, предназначенную, чтобы замаскировать боль. В противовес тому, во что верил Зейн, его ложь была совершенно не тем же самым, что я не сказала ему о том, что казалось просто случайным духом в его квартире.
Никто не мог убедить меня в обратном.
И факт того, что он знал о том, что произошло в ковене в течение всего этого времени! Я не могла злиться на него за то, что он ничего не сказал, потому что я скрывала это от него, но я не понимала, почему он не высказал это мне. Он, правда, просто ждал, когда я ему расскажу?
Я сомневалась, что он был счастлив, когда я это сделала.
В ночном небе сверкнула молния, перекошенная дуга, которая подсветила стоический профиль Зейна. Его волосы были стянуты на затылке, за исключением коротких прядей спереди. Их он заложил за уши.
Единственный раз, когда мне понравилась бы его нечестность, это когда он сказал мне, что предпочёл бы быть с другом, вместо того, чтобы иметь дело со мной.
Чем помогать мне.
Это он мог бы оставить при себе.
— Ты хочешь что-то сказать, — нарушил тишину Зейн. — Просто скажи.
Я отвела от него взгляд, покраснев, потому что он поймал меня, пока я на него смотрела.
— Мне нечего сказать.
— Ты уверена, Трин?
Трин.
По меньшей мере, мы перешли на прозвища, а не официальные имена.
— Ага.
Он не ответил.
— Может быть, ты, что-то хочешь сказать, Зейн?
Я даже не пыталась скрыть грусть в голосе.
— Неа.
Гром раздался пушечным выстрелом, нацеленным в Небеса. Проливной дождь прекратился примерно полчаса назад, но приближалась ещё одна гроза. Промокнуть и получить электрический разряд будет прекрасным завершением сегодняшнего дня.
Определённо, звёзд сегодня не будет.
— Интересно, что будет, если молния ударит в Стража.
Я шла впереди Зейна к перекрёстку.
— Вероятно, то же самое, что и если она ударит в Истинорождённого.
Я закатила глаза, убедившись, что нет машин, и пошла по переходу. Я не хотела повторять ситуацию. Я начала двигаться вперёд неуверенными шагами и сошла с бордюра раньше, чем думала. Я, правда, надеялась, что Зейн этого не увидит, потому что Бог знает, что я не хотела бы, чтобы он…
— Трин?
— Что? — каркнула я.
— Ты собираешься со мной в школу или куда-то ещё? — спросил он, в его тоне сквозил смех, как густой мёд. — Просто интересно, потому что, похоже, у
