— Я нашёл всех, кто откликнулся на наше сообщение, и с кем мы не можем связаться. Их так много, — шепчет Ромá. — Пятьдесят семь вампиров. Это семьи.
Делаю глубокий вдох, пробегаюсь взглядом по списку, там даже маленькие дети есть, родившиеся совсем недавно, год или три назад. Есть старые вампиры с большой семьёй: жена, двое сыновей и жёнами и пятеро детей. Господи. Я не могу их найти. Не могу.
— Призови их, Русó. Я оставлю тебя и подожду снаружи, — дядя похлопывает меня по плечу, прежде чем оставить.
Я не могу! Не могу! У меня нет сил!
Мне стоило бы признаться в этом, но я боюсь, что тогда Томáсу будет хуже. Вот она связь в действии. Теперь любая моя ошибка повлияет на будущее Томáса.
Я смотрю на ампулы с кровью, и меня начинает тошнить. Чтобы призвать вампира или оборотня, нужно принять в себя хотя бы каплю его крови. То есть проглотить, дать время чужой крови смешаться со своей и призвать того по имени. Я должна попробовать.
Капнув кровью на палец, я подношу его ко рту и облизываю. Боже. Закрываю рот ладонью, потому что весь мой организм бунтует против этого. Меня мутит ещё сильнее. Кислота начинает подниматься по моему пищеводу. Я проглатываю её, а затем горечь собирается в горле, которую тоже проглатываю.
Я не могу. Даже попытки кажутся смешными. Меня сейчас вырвет. Я больше не в силах пробовать чью-то кровь. Мне приходится контролировать своё дыхание, борясь с желанием очистить желудок. Я считаю, делая вид, что перебираю склянки и ищу вампиров. Но я больше не могу.
— Дядя, — зову Ромá, облизывая губы и вытирая ледяной пот, собравшийся на лбу.
— Как дела?
— Никак. Тихо, — шепчу я.
— Чёрт, мы их потеряли, — с болью в голосе произносит Ромá. — Их убили.
Это ещё не точно. Но как я могу признаться ему в том, что бесполезна? Это уничтожит Ромá. Он так верит в меня.
— Мы справимся. Последние группы уже вот-вот прибудут. Мы сильнее и отразим удар, если понадобится. Не беспокойся, — добавляет с натянутой улыбкой Ромá.
— Прости, — выдыхаю я.
— Русó, моя девочка, ты не виновата, — Ромá улыбается мне уже искренне, отчего морщинки появляются в уголках его глаз. — Такое случается. Всегда было и будет. Постоянно кто-то считает, что правила написаны исключительно для того, чтобы их нарушать. Но мы выжили и сделаем это снова. Я знаю, как тебе сложно сейчас. И я знаю, что ты ненавидишь этот статус.
— Дело не в этом, а в том, что я бессильна, — признаюсь ему.
— Это не так. Ты просто забыла о смысле своего существования. Но ты важна для нас, для меня, Русó. Ты моя семья, а я твоя. Ты сделала многое для нас и никогда не была бессильной. Пусть порой ты и выкидывала какие-то номера, но не подвергала нас опасности, как делали это остальные. В тебе заключается очень много силы, твоей личной силы, и только ты можешь её контролировать. Я понимаю, что иногда тебе кажется, что всё это бессмысленно. Но мы бы не жили, если бы не были нужны этому миру. Во всём должен быть баланс. И он есть внутри тебя, найди его. Баланс светлого и тёмного. Сейчас ты выбрала свет, хотя считаешь себя мраком. Это не так. Ты считаешь, что если будешь поступать по правилам твоих страхов, то это поможет тебе. Нет, ты просто боишься понять, что создана в гармонии, и твоя тёмная сторона такая же сильная, как и светлая. Дай ей свободу.
Меня озадачивают слова Ромá, ведь то же самое я вижу в Томáсе. Он такой же, как и я. Буквально вчера я советовала ему то же самое. Это странно.
— Ты никогда не сможешь причинить боль тем, кто этого не заслужил. Пусть разумом ты считаешь, что этот человек невиновен, но твоя сущность и твоя кровь знают намного больше. И если ты кого-то убиваешь, думая, что совершаешь ошибку, то это и есть ошибочное мнение. Ты не убьёшь тех, кто не угрожает тебе и твоему виду. Это просто невозможно, Русó. Поэтому доверяй своей природной сущности, она и есть твоя жизнь. Порой нам кажется, что мы поступили плохо, жестоко и чудовищно. Но потом, через несколько лет, мы понимаем, что всё сделали правильно. У нас есть особенности, одна из них — предугадывать события, и это может сделать только твоя тёмная сторона. Она сильнее светлой, ведь свет нужен, чтобы любить, развиваться и помогать. А чтобы это было возможным, необходимо защищать тех, кого мы любим, мстить и убивать за них и расчищать дорогу для своего рода. Ты понимаешь меня?
— Да, — тихо отвечаю я. — Ну а как привести это в гармонию? Я боюсь, что если я… моя тёмная сторона мерзкая, Ромá.
— Она это ты. Отрицая себя, ты отрицаешь свой род, свою кровь, свой вид и своё сердце. Пока ты не примешь эту сущность и не поймёшь, что можешь быть жестокой во благо себе и своей жизни, как и своего вида, гармонии никогда не будет. Уничтожив свою тёмную сторону, ты уничтожишь и светлую, став полым сосудом, который легко можно будет использовать. Таковы наше проклятье и дар одновременно. Гармония внутри и снаружи. Перекос внутри и снаружи. Чем больше света, тем больше тьмы вокруг. Чем больше тьмы внутри, тем больше света. Это искажённое зеркало, Русó.
— То есть если я хочу быть в свете и никому не причинять боль, не сражаться и идти мирным путём, то обстоятельства заставят меня вытащить свою темноту?
— Верно.
— Выходит, что это я виновата в том, что происходит? Я же ничего не делала, дядя. Я… я просто хреновая королева, — шепчу с горечью в голосе.
— Ты королева без каких-либо эпитетов, Русó. Ты королева всех вампиров. Ты можешь что-то делать или не делать. Но ты должна принять происходящее, а не винить себя за то, что было в прошлом. Суть твоей жизни — быть сейчас вместе с нами и смотреть в будущее, а не в прошлое. Прошлое убивает. Если бы я не принял факты, то давно бы уже умер. Я потерял всю свою семью, кроме Стана и тебя. Но нашёл намного больше. Я увидел новый мир и познал больше, чем надеялся. И я убедился, что зря твои братья и сёстры не слушали тебя, а боялись. Они безумно боялись тебя, и это погубило их. Бояться силы — заведомая смерть. Ведь тогда мы отрицаем и свои способности, принижаем и уничтожаем их внутри себя. Эта слабость не поможет выжить, ведь страх убивает нашу решимость идти на риски. А любовь — это всегда риск.
— Боже, Ромá, какая, к чёрту, любовь? Мы, вероятно, будем сражаться с придурками, решившими, что мы недостойны жизни, — фыркаю я.
— Любовь основа любого существа, Русó. Любовь исцеляет и калечит. Любовью можно убить и спасти. Любовь — это тоже дар, который нельзя отвергать. Любовь к своему сыну и к тебе спасла меня. Любовь к своей семье позволила тебе отмстить за них, спасти вампиров и оборотней от жестокости людей и создать союз с оборотнями. Любовь — это куда более важное оружие, чем пистолет, Русó. Любовь помогает, просто не отрицай этого. Твоя любовь к Стану не дала ему умереть.
— Что? — едва слышно произношу я. — Умереть?
— Он ведь умер тогда. Ты спасла его благодаря своей крови и любви в ней к нему. Любовь Стана к тебе не дала ему умереть раньше от безысходности. Думаешь, ты одна испытываешь пустоту в этом мире? Нет. Но только любовь способна не дать нам уничтожить себя полностью. Любовь — это нити, удерживающие нас в этом мире. Не умаляй значения любви, Русó.
Меня снова тошнит. Господи, меня сейчас просто вырвет. Ненавижу любовь.
— Я пойду, — выдавливаю из себя и быстро направляюсь к выходу.
— Прими любовь внутри себя, Русó. Будет больно, вероятно, она разрушит тебя, но она всегда найдёт для тебя причину встать и бороться, — летят в спину слова Ромá.
Я вылетаю из архива и быстро поднимаюсь по лестнице. Любовь делает нас слабыми. Мне не нужна любовь, я и так натворила дел похлеще. Я уже стала бесполезной, и никакая любовь меня не спасёт.
Буквально добежав до своей спальни, я врываюсь в комнату и пролетаю мимо всё ещё спорящих Томáса и Стана.
— Русó?
— Флорина?
Успеваю лишь наклониться над унитазом, как меня рвёт кровью. Дрожащими пальцами, я сжимаю ободок унитаза, брызги разлетаются во все стороны. Моё горло дерёт, когда я со стоном опускаю голову.
