а ты берёшь всё больше и больше, я так не могу. Больше всего на свете я люблю тебя! Но этого я не выдержу, ты меня душишь, высасываешь соки, я дала тебе всё, что только могла, а ты просишь ещё и ещё, больше, чем я могу дать! Я должна оставить тебя хотя бы до того момента, как оправлюсь. — Азалия отвернулась.
Но мужчина резко и грубо схватил её за руку.
— Уходишь?! Это я сотворил тебя! Ты моя собственность! Но если эта жизнь тебе так не мила, я с радостью вырву её из твоего сердца и воссоздам тебя заново, чтобы ты ничего не помнила, и твоё страдание было вечным!
Азалия застыла в шоке и изумлении, глядя в безумное лицо Ранзора.
Но тут возникла третья фигура мужчины с бесконечно меняющимися расплывчатыми очертаниями лица и тела. Он подкрался к Ранзору со спины белой тенью и предстал альбиносом со всё ещё неразличимыми очертаниями. Приподнял руку к груди, чуть отвёл и вонзил её в спину Ранзора, чтобы вырвать сердце. Ранзор пал и начал биться в предсмертных конвульсиях.
— Кто ты? — Спросил умирающий.
— С этих пор я это ты. — Ответил альбинос и разломил пальцами бьющееся чёрное сердце в своей ладони.
И весь его эфир, из которого оно было соткано, потёк через руку альбиноса по телу чёрными венами, и белая плоть потемнела. Расплывчатый, неразличимый лик сменился ехидной улыбкой, острыми выпирающими скулами, хитрым коварным прищуром и блондинисто-рыжими патлами.
— У тебя нет чувства, будто в зеркало смотришься? — Усмехнулась копия Ранзора, в то время как настоящий уже развеялся чёрным туманом.
Азалия тут же подбежала к убийце, обняла и поцеловала.
— Гоми, я так боялась, что ты не успеешь остановить его!
Он крепко обнял её, стал целовать и гладить чёрные шелковистые волосы.
— Не называй меня Гомизид, я Ранзор! Ясно? Запомни это!
Азалия с улыбкой кивнула.
— И как же я мог опоздать и не вытащить тебя из лап этого психа? Но теперь всё позади, и нас ждут долгие столетия любви и счастья.
Сцена растворилась в неоне, и остался только силуэт Азалии. Она как-то странно покачивалась и что-то бормотала.
— Извини, ты что-то сказала? — Спросил Макс.
Как вдруг Азалия возникла перед ним с безумным взглядом, глядя куда-то сквозь, схватила за горло, и как бы Макс не вырывался, не мог освободиться и только поднимался, дрыгая ногами в приступе удушья.
— Гомизид! — Процедила Азалия. — Ты как две капли воды похож на него, из-за тебя я раз за разом должна переживать это, вновь и вновь!
Слова шипели и рычали, а рука душила всё сильнее, и Макс уже не мог даже хрипеть, чтобы ответить, и уже растворялся в неоне, когда хватка ослабла, и рука опустила его. Макс отпрянул, кашляя и растирая шею. Затем взглянул на Азалию, она как будто пришла в себя. Взгляд её был ясен.
— Это ты, Максимка?! Решил меня навестить? — Горько усмехнулась она.
— Я думал найти здесь собственные страхи, а не тебя.
— Значит, я и тебя разочаровала.
— Возможно это неспроста, и мы могли бы помочь друг другу.
— О дааа… Я уже насытилась подобными речами и не желаю иметь дел ни с кем из вас! — Азалия, слишком утомлённая, совсем ослабла от этих слов, поникла и отвернулась. — Мне бы избавиться от этих тревожащих видений, они накатывают всё время словно пульсация в израненной и ушибленной плоти. Не будь всего этого, и я бы могла просто раствориться и перестала чувствовать себя такой одинокой, хотя должна быть частью мира, частью людских чувств, быть связанной. Но эти видения всякий раз возвращают меня в эту болезненную форму, изолируют.
— Предпочитаешь одиночество, уныние и апатию? Почему ты здесь, а не с Ранзором? И как вообще здесь оказалась?
— Его зовут Гомизид и он мерзкий выродок, который променял меня на какую-то гламурную пустышку! — Закричала Азалия. — Раньше я этого не помнила, но здесь мне открылось всё забытое и утраченное. Я вспомнила, что он уже не первый раз вырезает меня, чтобы усовершенствовать, а когда воссоздаёт, я уже ничего и не помню. Ну, а почему ты здесь один, где же твоя Тэссуля?
— Ранз… в смысле Гомизид забрал её.
— Значит, он побеждает, и его чудовищный план скоро реализуется. Жаль! Я бы посмотрела на то, как он обосрётся.
— Разве ты не поддерживала его?
— Поддерживала, но я не понимала, что из себя представляет эта его хворь на самом деле, да и никто не представляет, даже сам Гомизид не понимает своё детище. Да, хворь раскрывает скрытые возможности духа, но цена слишком высока, это разложение души как человека, так и самой вселенной. В конце не останется ничего. А этот глупец полагает, что спасает мир, но фактически он первый, кто научился разлагать душу, разрушать эфир. Прежде это считалось невозможным.
— Почему? — Спросил Макс.
Азалия рассмеялась.
— Какой глупый мальчуган! Потому что эфир — это одна из частичек высшей материи! И чему вас только в школах учат? — Захихикала она и вдруг оцепенела, лицо её исказилось горечью, и рука прижалась к сердцу. — Так вот почему мне с каждым разом становилось всё хуже и хуже, хворь травила и мою душу, и продолжает травить. — Произнесла она уже холодным безжизненным голосом.
— Но почему происходит разложение?
— Потому что этот процесс — навязанный и противоестественный, ведь любой организм в неволе проживает меньше, чем его собрат на свободе.
— Так помоги же это исправить! — Воскликнул Макс.
Азалия хмыкнула.
— Я не нужна ни Гомизиду, ни людям, вы воспользуетесь мною сейчас, а потом просто выкинете, как это уже было множество раз. Но ты думаешь, что отличаешься от кого-то из них? Ууу! Смотрите, какой он отзывчивый, сейчас прямо стошнит! — Воскликнула Азалия и показала язык.
Макс вздохнул.
— Пусть Гомизид убедил тебя в твоей ненужности и бесполезности, но это не так, и это место тому доказательство. Средоточие эмоциональной силы. В том числе и твоей силы, что связывает весь мир. И это то, в чём нуждаются люди. Ранзор или Гомизид, неважно, они показали лишь твою деструктивную сторону, лишённую баланса и гармонии. Я же вижу нечто иное. Красоту, силу и ум, заключённую в талант твоей стихии. И её благотворность. Ярость, гнев, злоба — мы привыкли думать, что это какое-то зло, но на самом деле они помогают справляться с нервным напряжением, выпускать пар, понимаешь? Наш рассудок давно был бы искалечен внутренними терзаниями, не существуй тебя. Ты помогаешь собраться и дать отпор, а праведный гнев даёт силы, чтобы бороться с несправедливостью.
