Илдирим покачал головой и ничего не ответил, не сводя глаз с огня. Герион горько усмехнулся:
— Нет, Мирэль. Спасибо, конечно. Но нет.
Я знала, что они откажутся, но настаивала. Понимала, что под покровительство того, кого пытались убить, братья не стремятся, но так не хотела, чтобы они возвращались к лорду Адинану, к оркам, чтобы принимали участие в войне, ухудшая свое и без того незавидное положение…
— Пожалуйста. Я все сделаю, лишь бы вы не оказались в тюрьме. Все. Пожалуйста, поедем со мной в Ворон.
— Мы должны вернуться, Мирэль, — вздохнул Илдирим. — Каким бы он ни был, он остается нашим отцом. Мы должны попытаться спасти его, отобрать у него Зуб. Йолла сказала, это единственный шанс. И тогда, быть может, нам удастся повлиять на войну…
Я знала, что он прав, что им нужно вернуться. Но боялась за братьев и не хотела их потерять.
— Все будет хорошо, — Герион даже улыбнулся. Уверенно и жизнеутверждающе, и повторил: — Все будет хорошо, Мирэль.
В этом я очень сомневалась…
Отряд, черные точки на белом полотне заснеженной степи, мы увидели часа через два пути. Стоя на пригорке, с которого прекрасно видны были окрестности, я смотрела на постепенно приближающихся к нам далеких всадников и знала, что это отряд Нэймара. Кивнула в ответ на вопросительный взгляд Йоллы, ведара улыбнулась.
— Думаю, тут мы и расстанемся, — тихо сказал Герион.
Не могу сказать, что это было неожиданное предложение. Я ведь уже поняла, что братья не хотят встречаться и общаться с Нэймаром. Мы спешились, чтобы спокойно попрощаться. Кузены в который раз попросили прощения у Йоллы.
— Я не держу на вас зла, — грустно улыбнулась принцесса. — И желаю вам защиты Великой.
Братья одновременно поклонились Йолле. Она подняла руки и ласковыми движениями погладила кузенов по щекам, заставляя поднять головы, а потом неожиданно обняла обоих. Ошеломленные братья запоздало обняли женщину в ответ. Эти трое почему-то казались единым целым, словно было что-то объединяющее их, что-то неизвестное и недоступное мне. Когда Йолла выпустила братьев и отошла в сторону, я заметила, как она вытирала слезы.
Илдирим подошел ко мне первым. От кузена веяло безнадежностью и болью. Я только сейчас поняла, что сказала мне несколько дней назад Йолла. 'Он истинно тебя любит'… Бедный, его Чувство такое же сильное и нерушимое, как и любовь Нэймара, но только неразделенное. Ведь Илдирим для меня лишь брат и никогда не станет большим. Горько, что такое прекрасное чувство стало его проклятием.
— Береги себя, Мирэль, — его голос звучал глухо.
— И ты себя, Илдирим. Да хранит тебя Эрея.
— Пусть защищает тебя Великая, — откликнулся он, глядя на меня так, словно пытался запомнить каждую черточку моего лица. Сделав над собой усилие, кузен добавил: — И его.
Брат коротко кивнул и отошел к своей лошади.
Герион подошел ко мне, стиснул в объятиях и прошептал:
— Береги себя.
— И ты себя и брата. Я буду молить Великую о вас.
— Он желает тебе счастья, — Герион отстранился, заглянул мне в глаза. — Он очень тебя любит. Всегда любил. Просто не понимал, что нелюбим тобой. Если можешь, прости его, прости нас, Мирэль.
Я порывисто обняла брата:
— Я не виню вас, я виню вашего отца. Пожалуйста, будьте осторожны. Не хочу вас потерять.
— Я верю, что все образуется, — заявил вечный оптимист Герион, выпуская меня из объятий. — Верю и все. И ты верь.
— Буду, — пообещала я, улыбаясь через силу.
Братья помогли нам с Йоллой сесть на лошадей и, еще раз пожелав нам удачи, попрощались.
Отъехав на такое расстояние, чтобы кузены не могли нас слышать, я спросила у ведары, почему она плакала. Йолла вздохнула и призналась:
— У них впереди очень тяжелые времена. У нас тоже. А Илдирима мне безмерно жаль…
Я обернулась. Братья остались на холме и смотрели нам вслед. Я поняла, что они никуда не уедут, пока не увидят, как мы встречаемся с отрядом Нэймара.
Мы торопились, но все равно сближались невыносимо медленно. Вскоре я уже различала фигуры не меньше четырех десятков воинов. Эльфы, полдесятка людей и гоблинов. Еще через несколько долгих минут смогла различить Нэймара и больше не видела никого, кроме него. Ближе, ближе… Вот уже нас разделяет десяток метров, я останавливаю лошадь, его конь оказывается рядом. В следующее мгновение Нэймар протягивает ко мне руки, и я, наконец, могу наяву коснуться любимого. Я в его объятиях, он в моих. Слов у меня нет, вцепившись в мужа, я плачу от счастья. Он прижимает меня к себе и тоже молчит, уткнувшись лбом в мое плечо. Я чувствую, что и его переполняют любовь, радость, счастье. Но у него тоже нет слов, да они нам и не нужны.
Нэймар отстранился, с нежностью и невыразимой любовью посмотрел на меня, прикоснулся к щеке, стер большим пальцем слезы. Он счастливо улыбался, глаза его сияли. Казалось бы, простое касание губ… А сколько волшебства, страсти…
Не знаю, сколько мы просидели, обнявшись, но, сколько бы ни было, все мало. Реальность позвала нас, короткое время, отведенное на встречу, закончилось. Я вдруг сообразила, что сидела на коне мужа, что рядом подпрыгивал и тявкал от восторга Тирей, что вокруг гомонили воины, что совсем близко перио Баркем, плача, обнимал не помнящую себя от счастья Йоллу. Нэймар, все так же нежно прижимая меня к себе, прошептал: 'Я люблю тебя, Мирэль'. Мое ответное признание, последовавший божественный поцелуй. И в эти мгновения для нас снова не существовал никто на свете.
Келиар помог спешиться и заключил меня в объятия.
— Я счастлив, что ты цела, — пробормотал он. Обнимая лорда, заметила, что он впервые обратился ко мне на 'ты'.
Вслед за мной с коня соскользнул Нэймар и, словно и эта короткая разлука казалась ему невыносимой, взял меня за руку. Я улыбнулась мужу, приласкала норовящего опрокинуть меня на землю от избытка чувств Тирея, а перед нами появился лорд Леньор. Он склонился в легком поклоне и поздравил с освобождением. Следом подбежал Беро, ему было наплевать на вежливость и условности. Он стиснул меня в объятиях и стал сыпать вопросами.
— Беро, погодите немного, — с улыбкой остановил его Нэймар. — Мы все обсудим по порядку.
— О, конечно-конечно, — затараторил ведар и отступил.
Я прижалась к мужу. Он обнял меня одной рукой, поцеловал в висок, надолго задержавшись в этой позе. Я стояла, прикрыв глаза и наслаждаясь этими волшебными мгновениями. Рядом вдруг оказались перио Баркем и смеющаяся Йолла. Ее смех, перебор струн арфы, очень гармонично сливался и перекликался с низким приятным голосом Баркема, что-то говорящего возлюбленной. Их разговор звучал как музыкальный дуэт.
