— Ужасно. — Он сыграл неторопливый аккорд. — Видишь ли, я знаю эту игру. Ты льстишь мне, заставляешь меня смеяться и хорошо себя чувствовать. Затем следующей вещью, которую я осознаю, — будешь ты, идущая к двери с карманами, набитыми моими деньгами, и говорящая мне какой я засранец. Давай сразу перескочим прямо к концу, где ты уходишь из моего дома и рассказываешь всем, что я — дурак. — Покачивая гитару, он кивнул. — Да, это сработало на мне.
Лета не могла поверить тому, что услышала. Его гнев усилил ее силы, в то время как его слова ошарашили ее. Она резко вдохнула.
— Что они сделали с тобой?
Он отложил гитару в сторону прежде, чем встать.
— Не думай об этом.
Она потянулась к нему, чтобы коснуться его руки, в тот момент, когда он проходил мимо нее.
— Айдан…
— Не дотрагивайся до меня. — Его голос был диким рычанием.
Но это только заставило ее еще больше хотеть дотронуться до него, несмотря на то, что она знала, что должна как можно сильнее разозлить его, чтобы усилить себя.
— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль.
Айдан хотел бы поверить этому. Но он знал лучше. Сколько раз он слышал эту ложь? И в конце они всегда причиняли ему боль и смеялись, поступая так.
Он устал попадаться на эту удочку.
— Знаешь, если бы у меня был пятицентовик[18]… — Его взгляд остановился на ее лице.
Он тоже хотел протянуть руку и коснуться ее. Но не мог заставлять себя сделать это. Не после того, что случилось с Хизер.
«Я никогда не причиню тебе боль, малыш. Ты всегда можешь положиться на меня. Я здесь — всерьез и надолго. Ты и я — навеки. Мы против мира. Несмотря ни на что. Ты всегда можешь быть самим собой и знать, что я буду любить тебя в любом случае. Меня не интересует ни твоя карьера, ни твоя слава. Если всего этого не будет завтра, я все равно буду здесь для тебя, с тобой».
Эти слова заставили его сердце воспарить — они звучали симфонией для его ушей, которые устали от лгунов, окружающих его. Чаще всего он доверял им так же, как доверял Хизер. Будучи сиротой, все, чего он всегда хотел в своей жизни, — это иметь свою собственную семью. Кого-то, кто не причинит ему боль. Не предаст его.
Кого-то, кто принял бы его таким, какой он есть, независимо от популярности и богатства или даже бедности.
К несчастью, он ни разу не обрел этого. Как только он начал зарабатывать настоящие деньги и люди начали узнавать его, Хизер почувствовала угрозу с этой стороны и со стороны женщин, которые вешались ему на шею. Она стала язвительной и резкой. Порицающей все, что он делал, и негодующей из-за того, что он желает большего.
Даже сейчас он мог слышать ее язвительные слова. «В Голливуде есть два вида людей. Актеры, которые хотят играть, и те, кто хочет известности. Те, кто гонится за славой, заслуживают всего, что они получают, поэтому не надо плакаться мне по поводу бульварных лгунишек. Это — то, чего ты хотел, Айдан. Все знают, кто ты. Ты должен был удовлетвориться одной лишь актерской игрой. Но нет, ты захотел иметь больше. Так что теперь ты получил все, что хотел, и все, что с этим связано».
В конечном счете, из-за того что она не смогла справиться со всем этим, она вырезала его сердце и вручила ему на серебряном блюдце. Не наедине, как поступил бы приличный человек. Она сделала это публично, разыскав те же самые бульварные газетенки, которые уже выпотрошили его. Что еще хуже, она помогала его врагам преследовать его и сделала все, что было в ее силах, чтобы опозорить его перед миром.
И эта женщина, стоящая сейчас перед ним, не была исключением. Он в этом не сомневался. Если он подпустит ее, она тоже причинит ему боль. Единственный человек в этом мире, который беспокоится о нем, — это он сам.
Он указал на дверь резким движением подбородка.
— Ты не можешь просто оставаться там в течение нескольких часов и не разговаривать со мной? Неужели я так много прошу?
— Мне не нравится тишина.
— Ну, а мне нравится.
— И это — мой дом, — сказала она басом, передразнивая его голосом рассерженного родителя. — Пока вы находитесь в моем доме, юная леди, вы будете делать то, что вам говорят!
Айдан хотел бы оскорбиться от ее насмешки. Но улыбка против воли появилась в уголках его губ.
— Ты не смешная.
— Конечно да. — Она игриво ему подмигнула. — Ты бы не улыбался внутри, если бы меня не было.
Его желудок сжался, поскольку он понял, что она очаровала его своими поступками, и это всего-навсего рассердило его снова.
— Послушай, я действительно не хочу разговаривать с тобой. Я просто хочу побыть один. Уходи.
Она устало вздохнула и покачала головой.
— Когда в последний раз ты говорил с другом?
— Девятнадцать месяцев назад.
Лета почувствовала, что от его заявления у нее отпала челюсть. Она не могла в это поверить. Даже с ее приглушенными и по существу отсутствующими эмоциями, она все еще верила другим. За исключением того времени, что она провела в стазисе.
— Что?
— Ты слышала меня.
Да, но услышать и поверить — было двумя абсолютно разными вещами.
— Ты это не серьезно.
— О, разумеется, я серьезен. Я позвал своего лучшего друга, чтобы довериться ему, потому что мне был нужен кто-нибудь, с кем я мог поговорить, и следующая вещь, которую я узнал, была та, что наш разговор оказался не только в дешевых скандальных газетах, но и в блогах, и в каждом журнале, который этот ублюдок смог найти. «АЙДАН О'КОННОР: ПРАВДА ОБ ОБОРОТНОЙ СТОРОНЕ ЛЕГЕНДЫ. Читайте о том, как его девушка предала его и оставила вдребезги пьяным на улице, умоляющем о переменах и нападающим на своих фанатов». Что убило меня больше всего, так это то, что в его словах было так мало правды. Вместо этого он исказил мои слова и приукрасил их так, что я даже не мог узнать то, что говорил. Давай просто скажем, что я учусь на своих ошибках. Так что нет, я не разговариваю с друзьями. Никогда.
Ну что ж, она могла это понять. В прошлом, когда у нее еще были эмоции, она как-то стукнула М’Адока за то, что он сказал их брату М'Орданту, будто иногда она считает его педантом. Она была оскорблена и обижена тем, что М’Адок повторил частную беседу и таким образом использовал это, чтобы причинить боль кому-то, кого она горячо любила. На многие недели это заставило ее быть осмотрительной в плане любых высказываний, но со временем она преодолела это и пошла дальше.
Тот опыт был, конечно, незначителен по сравнению с тем, чем через что прошел Айдан. Честно говоря, она не могла себе представить, как можно совладать с чем-то столь назойливым или человеком, настолько гнусным. М’Адок сказал лишь одному человеку, не всему миру, и он цитировал ее дословно, без приукрашивания.
