Когда она отбросила купальник в сторону, Гадар простонал — у нее совершенное тело. Эта грудь, эти вздернутые и съежившиеся от прохладного воздуха соски, он бы сейчас отдал всю свою тьму, чтобы коснуться их. Эта упругая и округлая задница…
В голове все закружилось, член в штанах требовательно дернулся. Чеееерт…
Он прижался ладонями к магическому полю, мысленно благодаря Обитель за то, что это поле тут вообще есть, иначе он не выдержал бы, не смог бы стоять в стороне, пока эта дерзкая и соблазнительная девочка ложится на алтарь. Твою за ногу… Она лежит перед ним на алтаре, голая, зовущая!
Ритуал. Он должен произнести слова начала ритуала.
Соберись ректор. Ты же ректор, блин.
Но сделать это с каждой секундой все сложнее. Какого ж хрена… Она такая невинная, эти ножки, как хочется их раздвинуть, потрогать ее горячую, мокрую щелочку…
— Гадство! — рыкнул на себя он и с такой силой шлепнул себя по щеке, что зазвенело в ушах.
На несколько мгновений это помогло — пока перед глазами летали цветные мухи, он вскинул ладони и проговорил хриплым, перехваченным желанием голосом:
— Да начнется ритуал открытия дара. Сияющий алтарь, открой его и выпусти на волю, обереги владельца и дай ему сил.
Это короткое заклинание далось ему с таким трудом, будто он бревна ворочал, на лбу выступил пот, руки затряслись, голова упала на грудь, в таком положении видно, как выпирает бугор в штанах. Жуть, он в самом деле, сейчас как подросток.
— Сияние алтарного кварца вредно для глаз некоторых рас, — донесся механический голос магзаписи с той стороны поля. — Если ты относишься к расе людей, ночных, темных эльфов, носферату, гномов, русалок, демонов или оборотней — надень повязку на глаза.
Гадар выждал немного, пытаясь хоть как-то усмирить свой стояк, но он вообще не поддавался. А когда вновь поднял взгляд на Лину, из глотки вырвался стон. Да ну что ж это…
Она лежит, вся охваченная сиянием, на глазах черная повязка, девушка вся такая невинная и в то же время зовущая, с торчащими вверх сосками, подбритым и соблазнительным треугольником в самом низу живота, что Гадар аж поморщился от боли в паху — он хочет ее. Хочет до безумия. И слава этой Обители, что предусмотрела магическое поле. Так он не доберется до нее, не навредит.
Хотя он не собирался ей вредить.
Наоборот.
Почему-то этой сладкой девочке хотелось доставить удовольствие, хотелось обнимать, ласкать… Это в нем тьма говорит или его собственное желание?
Как же сложно стоять вот так рядом и смотреть на голую девочку с завязанными глазами, на алтаре, окутанную светом. Она будто просит, чтобы он коснулся ее, зовет…
Безумие какое-то.
Алтарь делал свою работу — по нему и по Лине катались радужные волны, свет стал таким ярким, что будь он внутри магического поля, ослеп бы на сутки. Но поле защищает не только ее от него, но и его от себя.
Он как завороженный, как околдованный ее красотой, наблюдал за ритуалом. Гадар не мог вспомнить, чтобы хоть когда-нибудь был так очарован ритуалом Обнажения дара. Обычно все проходило быстро, иногда неловко (девушки очень неохотно раздеваются в незнакомой комнате перед алтарем, даже в одиночестве. А он не считается. Он — руководитель процесса). Но, блин, в этот раз все по-другому.
Он едва смог запустить ритуал. А ведь буквально минут десять назад избавился от части тьмы. Она не могла так быстро восстановиться, какой бы мощи не была. Так что выходит? Это его собственное желание? Не тьма толкает его к этой малышке?
Или тьма только усиливает собственные эмоции?
Да что с ним такое…
Световые волны по безупречному телу Лины катались все быстрее, она вздрагивала, Гадар при этом сам дергался, будто ощущал все, что происходит с ней. За магическим полем стал нарастать гул, потом яркая вспышка осветила Обитель (к счастью, Лина ее не видит, она же в маске). Затем в воздухе над алтарем проявился символ проникающих друг в друга цветущих ветвей. Секунда — и он рассыпался сотнями сверкающих точек, осыпая живот и грудь Лины искристым конфетти.
Гадар так и застыл с открытым ртом.
Эмпат?
Она эмпат?
Почему-то все в нем в этот момент так сильно потянулось к ней, что он даже не сразу понял, что его теневая проекция отделилась от него и с легкостью преодолела магический барьер.
Словно у него возникли какие-то дополнительные части тела, и они сейчас приближаются к Лине.
Глава 9
Лина сама не поняла, как решилась раздеться в этой жуткой обители. Думала, что точно простынет на камне, но алтарь оказался теплым, словно специально прогрели. И, когда лежала на его гладкой поверхности, причем с завязанными глазами (капец, ее еще и попросили глаза завязать), по коже бегали щекотливые всполохи.
Она жутко боялась. Думала, сейчас точно паника накатит, и готовилась к ней изо всех сил, потому что здесь-то уж ей точно никто не поможет с ней справиться. Врачей нет. А даже если есть — она все равно одна, хоть кричи, хоть не кричи.
Жуть какая…
А деваться все равно некуда.
Она уже сама не понимала, сколько тут лежит. В целом ничего особенного не происходило. Ну лежит, ну на теплом камне, ну одна. Правда голая абсолютно. Но этого же никто не видит.
Паника, к ее огромному облегчению, все не наступала. И Лина постепенно успокоилась — если паническая атака не пришла сейчас, может быть уже и не придет. Тут даже задремать можно — тихо, тепло.
Еще больше расслабившись, она стала размышлять о недавних событиях. Прежняя жизнь показалась каким-то сном — универ, приемная семья, доставучий Стас. То была как будто не она. А вот сейчас — она настоящая, сейчас она словно на своем месте несмотря на то, что вообще ничего не понимает.
Потом мысли как-то сами собой уползли в сторону ректора. Этот мужчина будит в ней какие-то потаенные, глубинные желания, о которых она и подумать не могла. Неужели она способна вот так заинтересоваться незнакомым мужчиной? Да что там… Заинтересоваться — это мягко сказано. Она уже начала фантазировать о нем.
Что было бы, если бы он оказался здесь? Если бы он смотрел, как она раздевается, как ложится на алтарь, как лежит тут с завязанными глазами?
Сама эта мысль так возбудила, что Лина невольно закусила губу. Блин, обалдеть. Она бы сопротивлялась? Строила бы из себя недоступную? Или пошла бы на поводу у… чьих желаний? Своих? Ее желания сейчас определенно выходят далеко за границы ее представлений о себе.
Лорд Дартион…
Он оставил ее в одиночестве.
Но она может представить себе сейчас все, что угодно.
Как он касается ее, как целует… У него, наверное, очень мягкие губы. Как хочется испытать его поцелуй…
Лина лежала и буквально грезила наяву, разрешения снимать повязку ей никто не давал, и это только сильнее заводило.
Она буквально ощутила, как к ее колену прикоснулось что-то невесомое так, как может прикасаться только воздух. И вот к щеке тоже прикосновение, скольжение к губам… М… Как было бы здорово, если бы это была не ее фантазия, а настоящие пальцы, настоящие губы лорда ректора. Какая она, оказывается, несдержанная. Но ведь этого никто не узнает.
Лина ощущала, как к ее губам будто прикасается что-то невесомое, и, в тоже время, она каждой клеточкой чувствовала эти прикосновения. Пожалуйста, лорд Дартион…
В ее фантазии он губами скользил по ее коже, оставляя влажный след. Вот уже он обхватил пальцами ее грудь, начал гладить подушечками соски… М…м…м… лорд… не останавливайтесь, это так классно…
Лина поверить не могла, что фантазирует об этом, лежа на каменном алтаре в Академии. Но ничего поделать не могла — это же так заманчиво, особенно когда знаешь, что никто не увидит, не узнает. Вот его горячие и сильные пальцы поползли ниже, погладили живот… О… о… она почти физически это чувствует. Как хорошо…
Лина выгнулась в спине, постепенно ощущая, что теряет контроль, теряет самообладание. Разве так можно? Разве можно себя вот так вести? Или может на нее повлияла эта сама комната? Наверняка. Она никогда раньше так не делала. Это все магические силы затуманили ей ум…
