— И много вас там таких девушек было, при храме? — я даже немного вздрогнула, услышав вопрос колдуна, который до этого слушал молча.
— Не очень. За год две-три набирается. При храме всегда и работа и еда есть, но семьи все же стараются до последнего. Все знают, что девок, если те доживают, потом паххетам продают. За воск, за ткани дорогие.
— И тебя продали?
— Конечно. Три рулона зеленой ткани отдали. Я крепкая. Была.
— А домой не хочешь вернуться? Зачем к Эргету в юрт просишься? — это снова рыжий. Не думала, что такой большой и суровый воин станет так внимательно девку расспрашивать.
Я обернулась на колдуна, чуть голову на бок повернув. Эргет, значит.
— Так мне домой нельзя! — рассмеялась я. Умом понимала, что они просто не знают, но в голове все же не укладывалось. — Меня за жизнь брата отдали. Если я вернусь в дом матери и отца — духи разгневаются и брата приберут. Что я, глупая, так всех подставлять.
— И что же, вернуться никак-никак нельзя?
— Ну, — я задумчиво обгладывала заячью лапу, чувствуя, что уже сыта, — можно в храм сплатить, только цену такую заломят, что можно дом построить. Да и зачем? В горах можно только с хорошим мужем жить. Так что нет, я лучше колдуну служить стану. Если не прогонит.
Вернув остатки зайца рыжему, я широко зевнула.
* * *
Дождаться, когда над озером станет туман, у меня не хватило сил. Я так и уснула там, где сидела, кутаясь в шкуру. Мне не хватало ни опыта путешествий, ни выносливости, чтобы чувствовать себя более-менее приемлемо в этой дороге. Кроме всего прочего, впечатлений было столько, что голова была готова лопнуть, как переполненный мешок.
Ночью меня, кажется, кто-то переложил, так как проснулась я с серым рассветом, вполне удобно устроив голову на невысоком седле. На шкуре бледными каплями блестела роса, которая испарится, как только солнце поднимется над травой.
Чувствуя себя, пусть и не хорошо, но все же выспавшейся, я села, всматриваясь в догорающее пламя костра. Угли слабо светились, то вспыхивая, то вновь погасая, привлекая внимание.
— Проснулась? — тихий голос колдуна раздался из-за спины. — Не пугайся. Мой черед стоять на карауле.
— Всю ночь?
— От чего же. Мы меняемся. — степняк бросил в костер одну сухую, выбеленную солнцем ветку. Над замершей, словно бы сонной степью, где-то вдали, раздался резкий, птичий крик.
— Беркут, — тут же определил колдун, глядя на черный силуэт в небе. — Будь аккуратна в степи, Лисица. Такая птица может и на человека напасть.
— Они не боятся людей? — я не верила, что птица может быть такой безрассудной. Это не медведь, и не волк.
— А чего им тебя бояться? Тебе-то и отмахнуться от него нечем, — помолчав немного, Эргет вдруг посмотрел на меня, своими споконйми, черными глазами, котрые, казалось, ничего не выражали. — Видела хоть раз такую птаху вблизи?
— Не приходилось.
— В улус приедем — посмотришь. Тогда все поймешь.
— Скоро поедем? — мне вдруг страшно захотелось уединиться.
— Еще нет. Братьям отдохнуть нужно. Да и дороги осталось не много, зачем торопиться? Лисица, на озеро посмотри.
Несколько озадаченная таким обращением и резкой сменой темы, развернулась в нужную сторону. Над темной водой, как разлитое молоко, стояла плотная пелена тумана. Тут же зачесалась и спина, и плечи, словно я неделями не мылась. Это было не так далеко от истины, так как паххеты давали нам воду для обтирания раз в несколько дней, все неприятные запахи маскируя благовониями, от обилия которых первое время кружилась голова.
— Когда в улус доберемся — будет много шума и совсем не до тебя. Скорее всего, до вечера в юрте просидишь, пока кто-то вспомнит. — Колдун встал, тут же закрыв своей фигурой половину неба над моей головой. — Что с тобой будет — тоже сказать пока не могу. Это уж как мать моя распорядится.
Мужчина отступил на шаг в сторону, а потом мне на колени упала стопка одежды.
— Чистое, в одной из сумок было. То ли в подарок сестре моей везли, то ли для жены кто обнову купил, но если хочешь матери моей приглянуться — все же стоит себя в порядок привести.
Я только открыла и закрыла рот, соображая, что можно сказать этому мужчине. Потребовалось несколько минут отчаянной мыслительной деятельности, прежде, чем удалось выдавить из себя нечто более-менее подходящее.
— Я тебе очень благодарна. Даже если твоя мате не примет меня в юрт, это все…
— Простого «рехмет» будет достаточно, — перебил степняк, поведя рукой в сторону озера. — Пенных ягод, к сожалению, нет, но уж без этого сумей обойтись. И поторопись.
— Рехмет? — неуверенно переспросила, надеясь, что верно запомнила такое важное слово.
— Рехмет, — улыбнувшись, кивнул Эргет.
Подхватив одежду, скинув шкуру, я несколько растеряно обернулась на спящих мужчин, затем на озеро, еще раз посмотрела на колдуна. Склонила голову в жесте благодарности, и уже развернулась, переступая через седло, на котором спала, как в голове вспыхнула одна мысль.
— А почему «лисица»?
— Сама сказала, кто как хочет, так и зовет. А для степей это хорошее, доброе имя. Такое принесет тебе и богатство и удачу, Серебряная Лиса. Менге Унэг. Или тебе не нравится? — глаза чуть сощурились, оставаясь узкими щелочками.
— Нет, мне очень нравится, — честно призналась, прокатив имя на языке пару раз. — Красиво звучит.
Улыбаясь от уха до уха, чувствуя, что это имя на самом деле должно принести мне удачу, я даже тихо что-то напевала себе под нос, пока быстро, натирая песком кожу, мылась в остывшей озерной воде. Мелкий, белый до прозрачности, песок прекрасно очищал, позволяя почувствовать себя заново родившейся.
Вставать в воде я не решалась, опасаясь глазастых степняков, так что, пока по мылась чуть не отморозила все на свете, но это не имело значения, в сравнении с отсутствием вони и зуде. Наскоро вытершись, натянув чистую одежду, я блаженно выдохнула, поглядывая на кучу лохмотьев, в которые превратился мой паххетский наряд.
Единственное, что пришлось отложить на потом — это мытье волос. Не имея при себе ни хлебной закваски, ни простого яйца я могла добиться совсем не того результата. Пришлось просто разобрать волосы пальцами и сплести в плотную косу, перетянув шнурком.
Когда я вернулась к костру, степняки уже проснулись, неторопливо завтракая холодным мясом. Замерев в шаге у костра, с тряпками в руках, я не могла решить, куда деть вещи.
— Если тебе это больше не нужно, в костер кидай, — заметив мое замешательство, кивнул на слабые отблески пламени рыжий степняк. Прежде чем шагнут вперед, я быстро кинула взгляд в сторону Эргета, словно нуждалась в его одобрении. Колдун едва заметно кивнул.
Опустив вещи в огонь, я смотрела, как пламя разгорается, растекается по сторонам, захватывая остатки когда-то яркого наряда. Огонь становился то голубым, то оранжевым. А затем вверх полыхнули искры, заставив меня отпрыгнуть.
Мы смотрели, как в небо поднимаются яркие, оранжево-золотые огни, хорошо видимые на темном небе.
— Хороший знак, — пробормотал хмурый Хар Сум, наблюдая за огнями.
Пусть бы так.
Глава 9
Улус мы увидели издалека. Сперва это больше было похоже на россыпь белых пятен на неярком покрывале степных трав, но с каждым шагом, что делали кони, белые пятна росли, совсем скоро закрывая весь горизонт. Войлочные шатры, большие и маленькие, напоминали пики невысоких гор, но от них не тянуло холодом, как дома.
Я еще не видела таких огромных поселений. Чтобы столько людей жило на одном месте? Это казалось безумием. Здесь был не просто город из шатров, это была просто тьма!
— Что с тобой? — я невольно прижалась спиной к колдуну, шокированая увиденным.
— Здесь так много людей. Как так можно жить? Из дома выйдешь — потом не вернешься, заблудишься, — представив, как можно заплутать в лабиринте стойбища, я поежилась.
— Это еще не все. Часть семей пока не откочевали с зимних стоянок. Через десяток ночей нас станет в половину больше, — фыркнул колдун, направляя коня.
