– Это часть дружбы. Мы принимаем и поддерживаем решения друг друга, даже если они нам не нравятся.
– Даже если эти решения могу привести к трагедии?
Возможно, ей показалось, но Ниоба будто бы чуть побледнела.
– Мы этого не допустим, – пообещала она после небольшой паузы. – Но если Лиса что-то решила, разве могу я усомниться в здравомыслии подруги и пытаться…
– Не можешь, а должна! – громче чем стоило бы выкрикнула Тишина. – Она твоя подруга! А я предупреждала, что Арус опасен! Он был там во время пожара! Я своими ушами слышала, как он самодовольно хвастался перед Зэваном, как удачно всё провернул, оставил руки чистенькими, – скривилась она. – Он, не моргнув глазом отправил на свидание с Луной…
Она хотела сказать: «моих родителей, а вы позволяете Лисе якшаться с ним», но договорить не смогла. Горло сдавило, а на глаза набежали предательские слезы. Наклонившись, Ниоба попыталась её обнять, но Тишина оттолкнула её руки.
Подорвавшись, она заметалась, ища тихий уголок успокоиться и перевести дыхание, но проклятая степь не имела даже чахлого деревца или холма. Пришлось отбежать подальше и упав в траву, дать волю слезам.
Кошмары не заставили себя долго ждать и явились этой же ночью.
Пространство вокруг терялось в темноте, несмотря на свет, бьющий в спину. В ту ночь за её спиной сидел Зэван, теперь она шла по дороге одна, чувствуя, как жар опаляет затылок. Тишина слышала крики боли, доносящиеся из-за спины, но боялась обернуться. Нужно обернуться. Нужно вернуться, помочь им!
Вместо этого она продолжала идти, сжираемая страхом.
Порой сон оканчивался попыткой обернуться. Ужас становился невыносимым, и она просыпалась с криком, мечась в мокрой от пота постели. Пока она была в плену, рядом всегда оказывался Зэван. Он садился на кровать, укутывал её пледом и, обнимая, укачивал. Утешал, пока она заливалась слезами, раз за разом вопрошая: выжил ли кто-нибудь? Быть может, ещё есть надежда? Родители смогли выбраться из огня, они придут за ней. Зэван молчал, продолжая укачиваясь, позволяя поливать своё плечо слезами.
Порой она не успевала обернуться, встречая человека с тростью. Он с наслаждением наблюдал за агонией, за её спиной. Его рот наполнялся слюной, а чёрные глаза горели безумным торжеством.
– О! Одна спаслась, – говорил он и протягивал руку к Тишине.
Она пыталась убежать, но ноги словно увязли в болоте, с трудом двигаясь. С каждым шагом она чувствовала, как за спиной разгорается огонь. Человек с тростью настигал её.
Глава 7. Ниоба Верес
Тишина так радовалась, когда на шестой день степь наконец закончилась, что забыла об обиде и спела вместе с Ниобой несколько песен. Дорога вывела их к быстрой извилистой реке, больше похожей на полноводный ручей. Там, где вода, там и люди, а где люди – там кров, стол и, возможно, лошади, чтобы добраться до города.
– Самое главное, там есть горячая еда! – заявила Тиш, припадая к водам быстрой речушки.
– Не стоило съедать все запасы вяленой рыбы, я ведь предупреждала.
Тишина про булькала что-то в ответ и соскользнула в воду с илистого берега.
– Демоны Забвения! – воскликнула она, окунувшись в ледяную воду.
– Тиш! – смущённо зашипела на неё Ниоба. – Не ругайся.
– Карестово отродье!
– Тиш, – невольно улыбнулась девушка, вспоминая, как часто они сами поминают нечистого и чью-то матерь.
Плохо. Очень плохо, господа магистры.
– О, это ты ещё Зэвана не слышала.
Вскоре они заметили следы, Тиш определила их как следы лошадей и коров, а через несколько часов они увидели стадо. Пастухи угостили путниц лепёшками и позволили взобраться на свободную лошадь, отправив мальчишку проводить их к дому.
Домом оказалась юрта, в которой днём оставались только женщины, дети и старики. Мужчины были либо на охоте, либо пасли скот, либо в городе. Большое семейство жило под одной крышей, и, глядя на них, Ниоба с трудом верила, что её бабушка когда-то жила так же.
С Ниобой их роднил миндалевидный разрез глаз, чёрные густые волосы и кожа цвета миндаля. Зелёные глаза, кудри и худое, поджарое тело она унаследовала от отца-нонсеранца. Сидя у костра, едва понимая речь своих далёких родичей, Ниоба не могла не улыбаться. Какое-то странное счастье переполняло её. Казалось, ещё немного, и она начнет сиять достаточно сильно, чтобы это заметили окружающие.
Сложно представить, что это просторное жилище можно разобрать, и погрузив на телеги, увезти в другое место, чтобы вновь собрать. Юрта казалась капитальным строением, укрытая шкурами и украшенная бусами амулетов. По четырём сторонам света стояли небольшие идолы. Над входом, что представлял собой низкий проход, закрытый тяжёлой шкурой, бдел череп пса, защищающий дом.
Всем заведовала здесь одна из старших женщин. Круглолицая, с двумя тяжёлыми косами, в которые, помимо лент, вплели бусы, похожие на руны, вырезанные на деревянных дощечках. Она командовала парой девчонок, что с любопытством поглядывали на Тиш, вмиг раскусив её маскарад. Языковой барьер недолго оставался для них преградой.
Хозяйка накормила путниц и попросила придержать самые интересные истории до вечера, к возвращению мужчин, а пока осторожными вопросами выяснила, кто они и куда идут.
– Интересная у вас фамилия, – щуря тёмные глаза, заметила она.
– У княжеской четы такая же, я знаю, – кивнула Ниоба. – Но это лишь совпадение.
Тишина, что не говорила на местном языке, всё же уловила, что что-то не так, и удивлённо посмотрела на Ниобу. Когда местные занялись своими делами, оставив их отдыхать, девочка поспешила спросить:
– Почему не признаться, что ты княжна? Глядишь, отрядили бы отряд нас проводить, лошадей бы дали.
– А может, и не дали, а наоборот, навешали люлей, – шепнула в ответ Ниоба, косясь на жителей юрты, опасаясь, что кто-то из них может понимать имперский. – Жители степи и жители городов – это, по сути, два разных народа.
– Как это?
Ниоба уже хотела закатить глаза и посетовать на то, что кто-то плохо учил историю, как вспомнила, что на третьем курсе этого не проходят. Впрочем, дважды просить историка рассказать о прошлом не нужно. Сидя у очага в долгожданном тепле и с тарелкой горячей похлебки в руках, она устроилась поудобнее и приступила к рассказу:
– Еще лет шестьдесят назад, эти земли принадлежали Ханству, что правил свободными племенами кочевников. Империя, желая расширить власть, напала на восточных соседей и Мандагар пришёл в эти земли под видом спасителя. Выбив Империю, Мандагар не ушёл. Степь была ослаблена войной и разрознена, Великого Хана убили, а за ним и всех его сыновей. Осталась лишь дочь, моя бабушка. Ей пришлось согласиться на брак с дедушкой, младшим сыном тогдашнего Царя, чтобы остановить кровопролитие. С тех пор Верестаг принадлежит Мандагару, но это не значит, что Степь покорилась. Степняки – гордый народ, им не нравится, что их обычаями и культурой пренебрегают, пытаясь навязать веру в триединую церковь.
– Складно стелешь, Соколица, – вдруг раздалось над самым ухом.
Подпрыгнув от неожиданности, они обернулись. Старуха сидела в углу так тихо и неподвижно, что Ниоба всё это время принимала её за груду шкур и тряпья. Смерив их взглядом, старуха осталась довольна произведённым эффектом и продолжила шитьё. Говорила она на смеси мандагарского и имперского, глотая окончания и неправильно склоняя слова.
– Только забываешь упомянуть, что они губят народ, развращают, сбивают с Пути, – она покосилась на девушек. – Вот и ты, Серебряная Соколица, полжизни летала под чужим небом, чтобы вернуться на закате.
«У всех старух в какой-то момент от старости открывается третий глаз, и они начинают знать то, о чём им знать не положено?» – с раздражением подумала Ниоба.
– Как вы узнали?! – ахнула Тишина, ничуть не испугавшись странных речей полоумной бабки.
– Как не узнать? Батый решил вернуть кровь Великого Хана в Степь, обручившись с княжной, но та оказалась пуста. Она выросла в клетке, никогда не летала, её крылья подрезаны, а разум извращён. Она боится неба, и Степь отвергает её.
