В кухонном зеркале отражалась моя ехидная мордочка. Облизнув ложку, вымазанную в сгущенке, я побежала к Грейстону.
Длинное черное платье сидело отлично.
Вечером было прохладно, так что сверху я накинула легкую кожаную куртку. Волосы оставила распущенными, как нравилось Грейстону. Отключила все сенсоры и надела очки. Туфли без каблуков — для долгих прогулок — довершили образ. И ни капельки косметики.
Это был наш своеобразный ритуал. Раз в месяц мы выбирались в город и проводили время наедине, пока отец сидел с детьми. Я предвкушала отличный ужин, наполненную ароматом цветов аллею, небольшой уютный отель, потрясающие ощущения и уговоры Грейстона завести еще ребенка. Потом завтрак, утреннее купание в чудесной теплой воде и поездка домой, где, надеюсь, все будет спокойно.
В этот раз мы намеревались устроить отцу напряженную ночку. Если, конечно, не учитывать того, что сутки с нашими детьми — это уже удар по психике.
Я пригласила Канди.
Отец должен был освободиться около десяти, а Канди пришла в восемь. Ей мы тоже решили ничего не говорить, надеясь на вечное и незыблемое «авось». Я заказала в ресторане доставку ужина и поспособствовала тому, чтобы дети вечером заснули мгновенно: днем мы сходили в парк и так набесились, что даже я готова была свалиться на кровать без сил. Поскольку спят они крепко и обычно спокойно — золото, а не дети! — отцу и Канди останется поговорить и во всем разобраться. Если только он не выгонит ее раньше.
Ибо дальше так продолжаться не может.
Я очень надеялась, что, вернувшись, мы не застанем Канди в слезах. Надеялась вопреки всему, потому что любила их обоих. Мне кажется, после всего, что пережил отец, он достоин хотя бы капельки такого солнышка, как Канди. А она готова отдать ему все.
Я в последний раз убедилась, что все в порядке, поцеловала мальчишек и вышла на улицу. Грейстон уже ждал, готовый поднять в воздух флаер.
Мы медленно оторвались от земли, внизу мелькнули огоньки нашего дома. Мне нравилось жить в уединении. После всего, что произошло, я хотела спокойствия. Как и Грейстон. Он постепенно восстанавливался и отходил от пережитого. И безумно любил детей. И меня. И наш дом, и нашего кота, и Трина, который был в восторге от новой работы в сотрудничестве с лучшими исследователями Земли. И Эргара, который наконец нашел свое призвание в библиотеке и намеревался, как он любил говорить, там и помереть.
— Как думаешь, у них все будет нормально?
— Уверен в этом, Звездочка, — отозвался муж и погладил меня по щеке. — Им просто нужно поговорить. Твой отец любит ее, еще с тех пор, когда мы были в столице. Просто он думает, что любит Канди, которой не хватает тепла, как милую подружку дочери. А Канди уже давно не ребенок, и когда он это осознает, поймет и то, что ее можно любить по-другому. Он достаточно доказал свою порядочность в отношении нее. Вот увидишь, когда мы вернемся, они будут вместе и счастливы. Давно надо было запереть их в одном доме.
Я вдохнула родной и любимый запах, положив голову мужу на плечо. Флаер шел на автопилоте, и он обнял меня, прижав к себе еще крепче. Вдалеке показался город. А впереди нас ждал настоящий, счастливый выходной.
Давным-давно, казалось, вечность назад, меня похитили и привезли к Грейстону. Могла ли я предположить, что все закончится так хорошо? Что у меня появятся чудесные дети, большой светлый дом и настоящие друзья, а плохое зрение из досадной болезни превратится в напоминание о том, каким человеком оказался мой отец.
— Я согласна на ребенка, — вздохнула я. — Но этот — последний!
Грейстон счастливо улыбнулся. Хоть бы это была девочка! Пожалуйста! Я так хотела доченьку-помощницу…
И знаете, если бы про меня когда-нибудь написали сказку, она наверняка называлась бы «Звездная Золушка».
Зара упоминает книгу Э. Гамильтона «Звездные короли». (Прим. автора.).
Зара говорит о Н. Горькавом, авторе трилогии «Астровигянка», и ее героине Никки Гринвич, пользовавшейся ожерельем, в котором использовались сонар, лидар и другие технологии. (Прим. автора.).