Фулко буквально впился в меня жадным взором.
— Кто подбил вас на то, чтобы пойти в огонь? — продолжил Гервиг.
— Мой спутник был тяжело ранен и нуждался в медицинской помощи. Мы должны были добраться до лекаря, — просто сказала я.
Молчание.
— Что за спутник?
Гервиг, казалось, потерял нить допроса. Фулко взметнул над столом кулак и подскочил в своем кресле.
— Господи, язычник, варвар, ведь он был в моем монастыре, он…
— Вы приняли язычника? — Архидьякон не поверил своим ушам. — Язычника? В монастыре Господнем? Когда?
— Она просила меня на коленях! Она просила меня приютить их! Мог ли я предположить, что они замыслили поджог? Она, она привела его в монастырь — эта женщина перехитрила меня!
— Ваш слуга и был тем самым варваром? — Гервиг залился красной краской и схватился за шею. — Варвар был вашим слугой? Да, но разве вы не знали, что…
— Ваше преподобие, этот человек проявил свою верность как истинный христианин, оповестив нас заранее о готовящейся осаде, — осмелилась я прервать его. Сама не знаю, откуда у меня появилось мужество. — Но ему нанесли такие раны, что понадобился лекарь. — Краем глаза я видела, как отец уперся взглядом в пол. Я почти ощущала его жгучее желание, чтобы это дознание наконец-то закончилось. — Замок находился под постоянным обстрелом, куда же нам было идти, как не в монастырь! Я просила всего лишь об убежище, и оно мне было предоставлено, — попыталась я оправдаться.
— Но она… — начал озлобленно аббат.
Гервиг жестом попросил его замолчать и сказал:
— Сейчас нам хотелось бы, чтобы девушка подробно рассказала обо всем. Начинайте, дитя мое.
Архидьякон откинулся на спинку кресла. Я глотнула ртом воздух. Мне было ясно, что следует на коленях благодарить Бога за благосклонность и расположение ко мне духовного чина. Запинаясь, я стала объяснять, как мы добрались до монастыря, рассказала о грозе, о ране Эрика…
— Боли у него становились все невыносимее, и мы решили ночью пробраться в замок, чтобы попросить мастера Нафтали оказать медицинскую помощь. Он очень хороший лекарь…
— Не хочешь ли сказать, недостойная, что брат Ансельм — лекарь неважный? — зло прошипел Фулко.
— Моего слугу надо было лечить так, как лечат в арабских странах, — защищаясь, возразила я. — Брат аптекарь отказывался резать там, где это было необходимо…
— Что вы в этом понимаете?
— Я знаю, как исцеляет мастер Нафтали!
— Вот видите — она лучше обратится к еврею, убийце Христа. Не уважающему человеческое тело!
— Прошу вас мы правильно поняли? Речь идет о… о рабе? И вы подняли столько шума из-за какого-то раба? — Не веря своим ушам, Гервиг покачал головой.
— Он был мне очень предан, — ответила я, пожав плечами. — Мой отец подарил его мне.
Лицо отца было все еще бледным, но он кивнул, подтверждая сказанное. Все с интересом наблюдали за происходящим.
— Ну… — Архидьякон двигал по столу свой бокал. — Может, в дальнейшем, прежде чем делать такие подарки, вы будете осмотрительней, граф. Псалтирь или небольшой требник помогли бы вашей дочери не идти против Бога. А теперь расскажите, фройляйн, что же было дальше?
— Я… я вспомнила об одном ходе, ведущем из монастыря в замок…
— Колдовство. — Металлический голос Фулко буквально заморозил воздух, который я хотела вдохнуть. — Этого вам должно быть достаточно, ваше преподобие. Она никогда не видела этого хода, он потайной, о его существовании знаем лишь мы — свободный граф и я.
— Моя дочь и в самом деле знает о нем, — несдержанно прервал его отец. — Несколько лет тому назад я сам показал ход ей, меня удивляет лишь то, что она до сих пор помнила о нем.
— Что за ход? — с интересом спросил Гервиг и наклонился вперед.
— Он ведет к нашим темницам, и… вход расположен в церкви. Рядом с алтарем.
Я взглянула ему в лицо.
— И по этому ходу вы добрались до замка?
Я кивнула.
Сидевшие за столом стали что-то тихо нашептывать друг другу. Потом трое из семи присягнувших во главе с моим отцом были готовы свидетельствовать о подлинности моего утверждения.
— Кто может подтвердить ваши показания?
— Нас нашел Герман, за решеткой. И лекарь, и Тассиа…
Гервиг приказал вызвать их всех.
— А кто-нибудь еще? В монастыре? Кто вас видел?
Я покачала головой. Нет, я ничего не скажу про яд, это не имеет никакого смысла.
— Есть ли что-нибудь, что вы упустили из виду? Фройляйн, ведь вам предъявлено обвинение в колдовстве, подумайте об этом.
Голос Гервига звучал проникновенно. Задумавшись, я скользила взглядом по пышно разодетым членам суда. Даже путешествуя, господа надевали одежду из роскошных, дорогостоящих тканей с тончайшим шитьем золотыми нитями.
— Алтарное покрывало! — почти выкрикнула я.
Боже правый…
— Алтарное покрывало?
— Мой слуга, чтобы защитить от огня, обмотал меня сырым покрывалом сразу же после того, как мы нашли ход. Церковь уже горела ярким пламенем…
— Что это было за покрывало?
— Оно лежало на… — О небо, как же я была глупа! — Оно лежало на алтаре, под псалтирью…
— И он взял его?
Опустив голову, я кивнула. Я знала, что за этим должно последовать. Гервиг медленно поднялся со своего кресла. Глаза его сузились.
— Варвар взял святой капрал? И намочил его? В пылающей церкви? И чем же он мог намочить его в горящем помещении? Чем? Скажите мне!
— Он окунул его в чашу со святой водой, ваше преподобие, — прошептала я.
— Обломки которой мы нашли, — продолжил аббат. — Он разрушил даже алтарь!
Реликвии!
— Это неправда, он вынес ящик с реликвиями, чтобы тот не сгорел! — едва сдерживаясь от рыданий, выкрикнула я. — Мы не совершили ничего плохого.
Гервиг точно онемел. Никто из присягнувших не осмеливался сказать хоть что-нибудь. Безмолвствовали и остальные. Никто не знал, как обернется это дело, и все напряженно, затаив дыхание, ждали, что решит судья из Кельна. Не дыша, ждала и я слова от Гервига, совершенно неважно, будет ли оно спасительным или обвинительным — всего лишь слова!
— И вы не помешали язычнику своими пальцами осквернить церковь Всевышнего? Вы бездеятельно лишь созерцали? — медленно спросил Гервиг.
Я прикрыла рот рукой и с ужасом смотрела на него.
— Но… но ведь он спас мне жизнь, иначе я бы сгорела! Везде был огонь, и уже все вокруг полыхало…
По моему лицу катились слезы. Потрясенная, я переводила взгляд с одного лица на другое и не понимала, что творилось в этом мире. Хотя все было очень просто: чего стоила моя жизнь в сравнении с осквернением церкви? Наоборот, смерть от огня стала бы справедливой карой за мое женское неповиновение, приговором Всевышнего…
