Я падаю на кровать как раз вовремя, потому что спустя несколько минут появляются гости. Стараюсь не зацикливаться на сочувственном взгляде Ньюта Оутинса и ехидном — генерала.
— Транквилизаторы её убьют… — начинаю я, но Бронсон сразу же прерывает:
— Можешь это доказать?
Доказать? — Невольно я мрачно усмехаюсь: для этого надо было бы убить землянку. Однако генерала, похоже, не заботят неудачные формулировки, равно как и чья-то жизнь. Успевая поймать мой взгляд, Ньют отрицательно качает головой, предупреждая от необдуманных поступков.
— Наши лекарства повлияют на неё сильнее, чем на человека, — торжествуя победу, произносит генерал, — но точно не окажутся смертельными. Я знаю, что вы задумали на пару с Практикантом, — я не подаю и виду, но Бронсон явно хорошо осведомлён, так что моя выдержка вряд ли его переубедит. — Не думаю, что у вас что-то получится.
«Не думаю — или надеюсь, что не получится?» — так и хочется спросить, но очередной предупреждающий взгляд Оутинса отрезвляет меня.
— Во всяком случае, — протягивает Бронсон, — вы можете попробовать.
— Мы не просто попробуем — мы справимся, — обещаю с готовностью, и генерал скалится в ответ.
— Что ж, хорошо, если так.
Они уходят, и, к собственному сожалению, я засыпаю гораздо чаще, чем хотел бы, и сплю гораздо дольше, чем надо бы, но тело не слушается, на удивление паршиво привыкая к датчику. Вопросы, которыми я задаюсь, и образы, что рисует мне воображение, то и дело превращаются в сон, из которого я выныриваю ещё более уставшим, чем до того, как уснуть. Остаток дня так и проходит — в полуобморочном состоянии.
Когда вечером приходит Коди, у него нет и нескольких минут, чтобы поговорить. Он поспешно оставляет ужин и исчезает так же быстро, как появился в моей комнате. Каша и суперфуды и выглядят, и на вкус оказываются такими же омерзительными, как и в предыдущий приём пиши, так что вполне закономерно, что продукты довольно скоро отправляются туда же, куда и их предшественники. Вновь поразмыслив над своей жизнью не меньше получаса, я ползу из ванной обратно, забираюсь на койку и отключаюсь, как только кладу голову на подушку.
Второй день оказывается немногим лучше первого, зато теперь я могу принимать сэмпе, и грудь и спина уже не так болят, гораздо больше неприятностей доставляет мигрень. Не помогает и постоянно повторяющаяся мысль, что Габриэлла где-то недалеко от меня — мы оба в Сфере, а я не могу добраться дальше, чем до двери ванной. Сегодня каша и суперфуды усваиваются уже лучше, и я надеюсь, что к завтрашнему дню почувствую себя человеком.
«Я обещаю, что буду рядом».
Слово, которое я дал Габриэлле, заставляет вновь и вновь пробовать дойти до двери из комнаты, однако каждый раз всё заканчивается одним и тем же: я безвольно сползаю по стене на пол и сижу по пятнадцать минут, пытаясь отдышаться, пока в висках стучит, в ушах шумит кровь, а тело откликается ломящей болью.
В какой-то момент мне всё это надоедает настолько, что, выждав, пока дыхание выровняется, я решительно поднимаюсь на ноги, хватаюсь за ручку двери и рывком открываю её, решаю, что доберусь до Габриэллы, даже если придётся ползти по проклятому коридору в поисках нужной комнаты.
Однако стоит толкнуть дверь, как приходится схватиться руками за косяк, ведь ноги подгибаются, и я падаю на колени. Под неудобным углом запястья начинают ныть, и пальцы бессильно скользят по косяку, не находя, за что уцепиться.
— Что ты творишь?! — раздаётся надо мной голос Коди.
Друг поднимает меня на ноги, закидывает руку себе за шею, сгибаясь под моим весом.
— Ты вроде бы ничего не ешь, а становишься только тяжелее, — жалуется он, пока тащит меня обратно к койке, а я упираюсь ногами в пол, пытаясь его остановить.
— Чёрт бы тебя побрал! — фыркаю строго. — Откуда ты взялся? — ворчу, не заботясь о том, как это несправедливо. — Я должен её увидеть.
— Ты забыл, что я тебе сказал?! — пыхтит Коди, ударяя по ногам, чтобы я не упрямился, и продолжаю тащить меня к кровати.
Едва не падая под моим весом, он укладывает меня на койку, а потом, несколько минут отдышавшись, возвышается надо мной и сурово произносит:
— Когда ты принимаешь решение поиграть в героя, я тебя не выношу. Попросил по-человечески ничего не предпринимать — и что? Тащу твою задницу обратно, почти без сознания.
Видно, я серьёзно его достал, если он сказал самые жёсткие слова, какие я когда-либо от него слышал.
— Работа идёт, — говорит Коди назидательно. — Все листья оказались совершенно непригодными даже для того, чтобы их заварить. Габриэлла не то, что не уснёт, а, вероятно, просто отравится. Я посадил в теплице образцы, которые удалось хоть немного вернуть к жизни. Ускоренный рост должен сработать, и тогда завтра мы сможем создать вещество, которое послужит землянке снотворным. Сегодня начальник завалил меня работой, похоже, придётся ночевать здесь. Совпадение? — ехидно и раздражённо спрашивает Коди и сам же отвечает: — Очень сомневаюсь! Хотя так даже лучше: лично присмотрю за ростом образцов, а завтра утром я создам снотворное. Будь добр, побудь один день обычным человеком, — ворчит друг, — с героями я нахожу общий язык очень плохо!
Коди уходит, хлопнув дверью, а я чувствую себя таким обессилевшим, что не может быть речи о том, чтобы попытаться встать. Я исправно пью сэмпе не чаще одной в четыре часа, но её действие довольно скоро ослабевает, и меня беспощадно клонит в сон. В голове мелькает надоедливая мысль: однажды я уже оказался недостаточно решительным, когда нужно было проявить силу. Но заняться самоедством я не успеваю, ведь отключаюсь в очередной раз со скоростью компьютера, который внезапно решил перезагрузиться после обновлений.
Утром я съедаю кашу как можно быстрее, чем вызываю у Коди сдавленный смешок.
— Ты идёшь на поправку, или она тебе действительно понравилась?
— Не смеши, — хмуро откликаюсь я и перевожу тему: — Как успехи?
После явно бессонной ночи в лаборатории Коди выглядит немногим лучше меня: тёмные круги, воспалённые глаза — всё как положено. Однако друг широко улыбается, любовно поглаживая стеклянный ящик с пробирками и баночками, заполненными веществами разного цвета, и маленькими горшками с едва заметными ростками в них.
— Я оставлю образцы у тебя, потому что утром Ребекка чуть не выкинула их. Якобы случайно, — Коди закатывает глаза, а потом, тяжело вздохнув, добавляет: — Ты сказал, что придётся повторять эксперименты, пока не получится докопаться до истины. Я решил, что стоит начать хотя бы с чужих исследований. Ты спрашивал о гипотезах, — он делает паузу, прежде чем продолжить. — Так вот, их оказалось больше, чем я знаю, и некоторые можно было бы рассматривать всерьёз, будь у нас хоть сколько-нибудь значимые факты. Но тебе определённо стоит посмотреть, — он утыкается взглядом в планшет, который принёс с собой и что-то ищет на нём несколько секунд, а потом подходит и протягивает планшет мне, — вот это.
Я с интересом поглядываю на друга, заинтригованный его горящим взглядом, а затем смотрю на планшет. Приходится моргнуть несколько раз.
— Ты серьёзно?! — произношу я, не веря своим глазам. — Электрические люди и загадки пирокинеза? Книги по эзотерике?! — Я чувствую, как в груди закипает злость, но пытаюсь говорить спокойно: — Если ты хотел выбесить меня, можешь гордиться: у тебя получилось. Ещё с детства я сыт этим всем по горло. Обладатели высокого электропотенциала и электроприборы, которые выходят из строя…
Я замолкаю прежде, чем ляпну, что от этого меня тошнит больше, чем от каши, которую приносит Коди.
— Бог с ними, с электроприборами, — отмахивается друг. — То, что растения и животные генерируют электричество и обладают электромагнитными свойствами, и так известно. Если и организм человека может это делать, то пускай себе спокойно генерирует электричество — опустим эти моменты. Но эти работы ты должен посмотреть.
Он указывает подбородком на планшет, но я с отвращением откладываю его в сторону.
