— Мне нужна наука — не сказки, не волшебство и не магия…
— А землянка на борту нашей станции, которая молиться и насыщает своё тело солнечной энергией?! — взрывается Коди и упрямо сверлит меня взглядом. — На ранах которой растут цветы, а в случае опасности с её кожи сыплются искры?! Это легко объяснить научно?
Я сглатываю, не ожидая от друга такой решительности.
— Извини, книг о землянах нет, — говорит он, вдруг успокоившись, а я мысленно соглашаюсь, что замечание справедливое.
Неохотно беру планшет в руки и примирительно спрашиваю:
— На что обратить внимание?
Коди пытается скрыть улыбку, но я успеваю её заметить.
— Здесь ты найдёшь новые гипотезы. Некоторые объясняют самовозгорание изменением скорости окислительных процессов в организме. Когда происходят резкие сдвиги в параметрах биоэнергетического поля, окислительные процессы воздействием якобы начинают идти в сотни раз быстрее, организм не выдерживает такого напряжения и сгорает.
Не представляю, как Коди хватает дыхания на такую длинную фразу, но как только он делает вдох, то сразу же говорит дальше, будто боится, что я его прерву:
— Другие гипотезы строятся на том, что в основе клеточной энергетики лежат термоядерные реакции, и в клетках человека, особенно в структурах его мозга, идут реакции, благодаря чему организм не только получает энергию, но и может создавать химические элементы, которых ему не хватает.
Молчу, даже когда Коди замолкает, и, вдохновлённым тем, что я не спорю, он добавляет:
— Если это действительно так, то можно предположить, что, как и на атомных электростанциях, в организме могут возникать неуправляемые ядерные реакции, и, как и в работе любого реактора, возможен сбой — с катастрофическими последствиями.
Мне не нравится ни первая, ни вторая гипотеза, но я понимаю, к чему ведёт Коди.
— К таким последствиям, как самовозгорание? — уточняю я, и друг с готовностью подтверждает:
— К таким, как самовозгорание.
Он складывает руки на груди и рассказывает уже спокойнее:
— Есть и совсем другие гипотезы. Среди микрочастиц, существующих в природе, имеются отоны, миниатюрные «чёрные дыры». Встречаются и в космосе, и в земных недрах. Возможно, сталкиваясь с телом человека, они вступают во взаимодействие с теми «личными» отонами, что находятся в организме. Возникает тепловой взрыв, энергия которого не выделяется, а поглощается, создавая в человеческом теле крематорий с огромной температурой горения. Эта гипотеза похожа на пиротоны, о которых я тебе говорил, — субатомные частицы, испускаемые…
— …космическими лучами. Да-да, я помню, — поспешно говорю я, желая услышать подробности.
— Так вот, человек на три четверти состоит из жидкостных образований, верно? Свободные радикалы в молекулах способны забирать энергию — это может быть и солнечная, и биологическая. В исключительных случаях она потоком вырывается наружу. И получается, что, когда безобидные — в обычных условиях — частицы входят в активное взаимодействие с человеческими клетками, то это вызывает цепную реакцию, подобную взрыву термоядерной бомбы. Есть даже такое понятие как «пирополе». Когда бросает в жар при сильном волнении, пирополе, которое обладает способностью нагревать белковую материю, может, как и любое другое поле, выбрасывать мощный всплеск энергии. При этом внешняя температура тела не превышает тридцать шесть, а внутренняя достигает едва ли не двух тысяч…
Я шумно выдыхаю.
— Всё это сплошное безумие…
Мы смотрим друг на друга пару долгих мгновений, а потом Коди говорит:
— Нет, это не безумие. Другое дело — версии о том, будто психосоматические расстройства у людей, страдающих депрессией, могут привести к высвобождению водорода и кислорода из тела, и — как следствие — к началу цепной реакции микровзрывов в митохондриях.
Друг сжимает губы и приподнимает брови, ожидая моей реакции.
— Господи, Коди, кто бы нас услышал… — устало признаюсь я, однако он вдруг произносит с нажимом:
— Дэн, пойми: любая из этих сырых гипотез может оказаться правдой — и тогда обнаружатся разные подводные камни, а на изучение…
— …уйдёт уйма времени, — прерываю я Коди и заканчиваю фразу за него. Парень кивает, и я добавляю. — Времени, которого у нас нет.
Мы молчим, и в какой-то момент я будто начинаю ощущать, как утекают драгоценные минуты.
— С какой главы начать? — спрашиваю, смирившись с неизбежным, и друг пожимает плечами, когда отвечает:
— Электрические люди и загадки пирокинеза.
Я задумчиво киваю, отыскивая на планшете нужный раздел.
— Ты видел генерала? — спрашиваю скорее машинально, нежели из любопытства, но ответ Коди заставляет вновь посмотреть на парня.
— Да. Он преисполнен… воодушевления. Как по мне, не совсем здорового.
— Мы и сами наверняка выглядим такими же сумасшедшими, как он, — замечаю я, и Коди объясняет:
— Возможно, но, в отличие от нас, он обладает реальной властью. И он распорядится ею так, как посчитает нужным. А мы должны быть готовы, если не хотим, чтобы Габриэлла пострадала. Я сделал, что мог, — отвар готов, ему нужно лишь настояться. Пробирка в ящике, так что не ошибёшься. Однако больше я ничем не могу помочь — тихо говорит Коди, виновато глядя на меня. — Без дополнительных исследований представить не могу, какова природа землянки и с чем мы имеем дело. А любые открытия сразу же попадут в руки Бронсона, и кто знает, не пожалеем ли мы о них…
Этих слов оказывается достаточно, чтобы, как только Коди ушёл, в моей груди, помимо перенастроенного датчика, волны и боль распространяла ещё другая дрянь, красиво называемая плохим предчувствием.
Проходят часы, пока я, забыв о боли, читаю одну страницу за другой, глотаю по очереди истории, интригующие своей загадочностью и вызывающие сомнения в их правдивости.
«Ребёнок испускал электрические разряды, причинявшие ощутимую боль всем, кто к нему прикасался. Временами от пальцев ребенка исходили светящиеся лучи…». «Любой металлический предмет, соприкасавшийся с кожей девушки, намагничивался, а когда она брала его в руку, настолько сильно прилипал, что его можно было оторвать с большим усилием…». «Представители Ассоциации осторожно дышащих людей могли воспламенять своим дыханием предметы, и перед демонстрацией учёные заставляли их раздеваться, а также полоскать рот и горло, чистить зубы, чтобы возможность мистификации была полностью исключена. А „осторожно дышащие“ поджигали своим дыханием и приготовленные для них опилки, и бумаги на столе учёных светил…». «Мужчина сгорел во время сна. Матрас под ним совершенно не пострадал, остались только сладковатый запах дыма, сальные пятна и останки сгоревшей жертвы…». «В комнате обнаружили только ноги женщины, одетые в чулки, и часть черепа…». «Огонь выжег внутренние органы мальчика, кожа немного обуглилась, а нижнее бельё обгорело. Верхняя одежда осталась почти нетронутой…». «В углу ванной осталась куча горячего чёрного пепла, рядом с которым лежали полусгоревшие остатки деревянного стула и оплавившиеся наручные часы. Среди золы нашли левую женскую ногу ниже колена, на которой всё ещё плотно сидела домашняя туфля. Позже также обнаружили несколько зубов, небольшие кусочки от позвоночника и череп, который был странным образом сильно уменьшен, словно „усох“…». «Скончался у себя дома при загадочных обстоятельствах — сгорел, причём так, что следы огня остались только на полу под ним да на потолке…»
Я судорожно листаю страницы, но вижу только одно и то же слово: «Сгорели, сгорели, сгорели…»
От рассказов об электрических людях и загадках пирокинеза голова начинает разрываться.
«К слову, перед Реньювингом случаев горения становилось всё больше и не только верующие люди, но и некоторые исследователи начинали разделять мнение, что это было признаком приближающегося конца света, ибо сказано в Библии: „Народ стал роптать вслух на Господа; и Господь услышал, и воспламенился гнев Его, и возгорелся у них огонь Господень“».
— Матерь Божья… — устало шепчу я и откидываюсь на подушку, потому что голова кружится, вызывая тошноту.
