и девочку у меня на глазах. Дважды моргнув и сдвинув челюсть, она безуспешно пытается сдержать слезы, наворачивающиеся на глаза.
— Оставили меня умирать. Именно тогда пришли Бешенные, питаясь телами, оставленными позади. Мне удалось загнать себя в угол в подсобном помещении заброшенной клиники. Они колотили в дверь, пытаясь войти. И затем, после одной из самых длинных ночей в моей жизни, удары и грохот прекратились, и дверь открылась, на пороге стоял Рис. Рейты не хотели приближаться к нему. Она смотрит на пустыню и снова на меня.
— Я не из тех, кто держит другую женщину в цепях, но он сказал мне не позволять тебе уходить. Он специально приказал мне следить за тобой. И я подумала… в тебе должно быть что-то особенное. Что-то важное, потому что он никогда раньше не просил меня об этом. Она бросает сигарету на землю и раздавливает ее ботинком.
— Ты могла убежать, но ты этого не сделала. Спасибо за то, что ты сделала тогда.
— Все в порядке. Лианна.
— Леа.
— Леа, — эхом повторяю я, кладя локти на согнутые колени.
— Ригс сказал, что у него бывают провалы в памяти?
— Так мы это называем. Это когда его глаза открыты, но его там нет. Что-то берет верх, и он просто… Она качает головой, хмуря брови.
— Он больше не Рис. В такие моменты я задаюсь вопросом, хватило бы мне сил убить его самой.
— Что происходит при отключениях?
Ее глаза на одном уровне со мной, с мрачной темнотой, от которой у меня сжимаются зубы.
— Ты когда-нибудь видела, как с человека заживо сдирают кожу?
Судорожно сглатывая, я качаю головой.
— А я да. Она усиленно моргает и расправляет плечи.
— Рис даже не вздрогнул от криков. И вот так я поняла, что внутри него было что-то злое.
— Значит, Ригс привел меня сюда, чтобы отвлечь его?
— Наверное. Я не знаю. Она качает головой, носком ботинка проделывая небольшую ямку в грязи.
— Я не знаю, что так отвлекает мужчину. Если бы мы не заковали его в цепи, бедняга, вероятно, содрал бы с себя кожу.
— Он когда-нибудь убивал женщину?
Леа качает головой.
— Нет, с тех пор как я здесь. Почти каждая женщина здесь предлагала ему себя. В наши времена это целое состояние, падающее к твоим ногам. Смешок срывается с ее губ за несколько секунд до того, как она сжимает их, и маленькая часть меня хочет спросить, желала ли она его когда-нибудь таким образом, но я этого не делаю.
— Человек, который может ходить среди бушующих, даже если он немного сумасшедший и весь в шрамах, — это человек, которого вы уважаете. И это уважение сделало его находкой для любой женщины, оказавшейся здесь в одиночестве. Наклонив голову, она играет с красной банданой, привязанной к петле на поясе.
— Хотя, я думаю, он, должно быть, ждал тебя.
— Что заставляет тебя так говорить?
Ее глаза смягчаются, губы приподнимаются, когда она смотрит на меня сверху вниз.
— Потому что я никогда не видела, чтобы этот ублюдок улыбался так, как он улыбнулся этим утром, когда Трипп спросил, здесь ли ты еще.
Я сама давно не улыбалась. Мое сердце хочет доверять целостности с тех пор, как я снова нашла Шестого, но мой разум говорит мне, что счастье временное, и нужно остерегаться его. Это говорит мне, что боль прячется в тени и что я должна быть настороже.
— Другие женщины. Они здесь из-за мужчин?
— У нас есть правило. Женщины выбирают. В любом случае, она выбирает, а если она не выбирает, она может остаться или уйти. Здесь никто не является рабом, но у каждого есть работа. Для кого-то? Это делать мужчин счастливыми.
— Но ими торгуют. Как собственностью.
— Как я уже сказала, каждая женщина выбирает. Так мы выживаем и защищаем тех, кого любим здесь. Помни это.
— Я понимаю. И я понимаю. Черт возьми, я пожертвовала собой, чтобы спасти маленькую девочку. Но я решила сделать это сама.
— До тех пор, пока им будет предоставлен выбор.
Она поворачивается, чтобы уйти, но прежде чем она делает первый шаг, я наклоняюсь вперед.
— Леа.
Она разворачивается, и я смотрю по сторонам, убеждаясь, что никто не стоит в пределах слышимости.
— У тебя есть что-нибудь… от королевы Анны?
Ее брови хмурятся, и мой желудок опускается.
— Он захочет, чтобы ты родила от него ребенка. Ты это знаешь, верно? Это то, чего они все здесь хотят. Какое-то будущее.
Я смотрю, как дети бегают по открытому двору, слишком худые и покрытые грязью, в то время как взрослые присматривают за ними с пистолетами, пристегнутыми к их телам.
— Я еще не готова.
— Ты никогда по-настоящему—
— Пожалуйста. Просто… у тебя есть что-нибудь или нет?
Засовывая руку в сумку, висящую у нее на боку, она вытаскивает маленький квадратик ткани, развязывает бечевку и высыпает несколько семян мне на ладонь.
— Тщательно разжевывай их. Масло в семенах предотвращает приживление.
Эффективно это или нет, еще предстоит выяснить. Я слышала, что некоторые девушки в Шолене в любом случае забеременели.
— Почему ты отдаешь это другим?
— Я говорил тебе. Это их выбор. Вот почему я отдаю это тебе сейчас.
Я киваю, глядя на семена.
— Спасибо.
Я спускаюсь по тропинке, по которой я шла всего два дня назад, где Рейтеры устроили нам засаду. При мысли о том, что могло произойти, у меня по спине пробегает дрожь. Мы проходим мимо темного пятна на известняке, я предполагаю, где они питались пожилой женщиной, которое высохло на резком солнце. Единственное свидетельство того, что женщина когда-либо существовала.
Мы останавливаемся возле тинаджи, которая с тех пор обмелела, и Рис притягивает меня к своему телу. Губы накрывают мои, он скользит по моей рубашке вверх по животу, пока она не касается моих затвердевших сосков, и я вынуждена поднять руки в воздух. Он отбрасывает его в сторону вместе с флягой, которую я принесла. Затем он расстегивает мои брюки, сбрасывая их на землю, и я отбрасываю их, стоя перед ним обнаженной. Скрестив руки на груди, он стягивает рубашку через голову, затем снимает штаны и отбрасывает одежду пинком.
Взяв меня за руку, он ведет меня в воду, которая охлаждает мою разгоряченную кожу, как только я опускаю в нее ногу. Даже с тем, что испарилось сверху, вода достаточно глубока, чтобы доходить мне до шеи и груди Риса.
— Говорят, эта тинаджа образовалась после попадания бомб. После этого несколько дней шел дождь. Мы купаемся в слезах пустыни. Рис притягивает меня к себе, и его влажное тело скользит по моей коже, когда он поднимает меня, обхватывая моими ногами свою талию. Его эрекция прижимается ко мне, но он не нарушает мой вход.
Я провожу руками по его коже, смывая с нее пот. На днях я заметила, что женщины купаются вне воды, окунаясь достаточно надолго, чтобы остыть.
Без предупреждения Рис поднимает меня на край тинаджи,