— В чем дело? — обратился он к Джейсу.
Однако Клэри уже вытащила из-за пояса кинжал. Сейчас она убьет этого человека! Сейчас! Джейс поймал ее руку:
— Остановись!
Клэри не поверила своим ушам:
— Джейс!
— Клэри, — твердо произнес он, — это мой отец.
Нижу, я не вовремя, — сухо заметил Валентин. — Не сочти за труд, сынок, скажи — кто это? Дочь Лайтвудов?
— Нет, — отозвался Джейс. Несмотря на усталость и печаль в голосе, он не выпустил запястье Клэри. — Это Клэри. Кларисса Фрэй, моя подруга. Она...
Черные глаза Валентина изучающе оглядели ее, начиная с растрепанных волос и заканчивая ободранными кроссовками. Его взгляд впился в кинжал, который она по-прежнему сжимала в руке.
На его лице отразилась смесь изумления и раздражения.
— Откуда у вас этот кинжал, юная леди?
Клэри холодно ответила:
— Его мне дал Джейс.
— Еще бы! — мягко произнес Валентин. — Можно посмотреть?
— Нет! — Клэри шагнула назад, словно опасаясь, что он бросится на нее.
В следующий миг кинжал выскользнул из пальцев Клэри. Джейс с виноватым выражением лица забрал оружие.
— Джейс! — зашипела она, вложив всю обиду за его предательский поступок.
— Ты не понимаешь, — бросил он Клэри и с глубоким почтением, от которого Клэри замутило, вручил Валентину кинжал. — Пожалуйста, отец.
Тот изучающе повертел оружие в больших ладонях:
— Это черкесский кинжал, и у него есть пара. Смотри, на рукоятке высечена звезда Моргенштернов. — Он показал клеймо Джейсу. — Странно, что Лайтвуды ничего не заметили.
— А я им и не показывал свое оружие, — признался Джейс. — Они не лезли в мои личные вещи.
— Конечно, не лезли, — кивнул Валентин. — Лайтвуды были в полной уверенности, что ты сын Майкла Вэйланда.
Джейс убрал кинжал за пояс:
— Я тоже.
Клэри поняла: он не прикидывается и говорит совершенно серьезно. Джейс свято уверовал, что Валентин — его вновь обретенный отец.
Ее захлестнула ледяная волна отчаяния. Клэри уже привыкла, что Джейс бывает злым, агрессивным, подчас жестоким, но его новое состояние — уязвимость и тихая радость от свершившегося чуда — здорово напугало ее.
Валентин изучающе смотрел на Клэри:
— Тебе лучше присесть.
Она упрямо скрестила руки на груди:
— Нет!
— Как угодно. — Валентин уселся во главе стола. Вслед за ним возле недопитой бутылки вина сел и Джейс. — Когда ты услышишь мой рассказ, то очень пожалеешь, что не села.
— Не волнуйтесь, я сообщу, если что, — отрезала Клэри.
— Хорошо! — Валентин откинулся на спинку стула и сцепил руки за головой.
Воротник рубашки распахнулся, и Клэри заметила шрамы на его груди: такие же, как у Джейса, такие же, как у всех нефилимов.
«Жизнь Сумеречного охотника — это шрамы и убийства», — вспомнились ей слова Ходжа.
— Клэри... — произнес Валентин, словно пробовал имя на вкус. — Это уменьшительное от Клариссы? Я бы не выбрал такое имя. — Его губы скорбно опустились вниз.
«Он знает, что я его дочь, — пронеслось у Клэри в голове, — но не подает виду. Интересно — почему?.. Все ясно: из-за Джейса».
Она бросила умоляющий взгляд на Джейса, но тот неотрывно смотрел на бокал с красным вином. Грудь его быстро вздымалась и опадала.
— Честно говоря, меня не волнует, что бы выбрали вы.
— Не сомневаюсь. — Валентин подался вперед.
— Вы Джейсу не отец! — выпалила она. — Не надо врать! Его отец Майкл Вэйланд, и Лайтвудам это известно. И кстати, не только им.
— Лайтвудов ввели в заблуждение. Они до сих пор искренне верят, что Джейс — сын их друга, Майкла Вэйланда. Конклав уверен в том же самом. Даже Безмолвные Братья не догадываются, кто настоящий отец Джейса. Впрочем, скоро это станет всем известно.
— А как же кольцо Вэйландов?..
— Ах да! — Валентин взглянул на кольцо Джейса, сверкающее, как змеиная чешуя. — Кольцо! Забавно, как «М», перевернутая вверх ногами, становится похожей на букву «W»! Конечно, если бы вы присмотрелись к кольцу повнимательнее, то обязательно пришли бы к выводу, что у рода Вэйландов довольно странный символ — падающая звезда. На самом деле изображение звезды имеет непосредственное отношение к роду Моргенштернов.
Клэри непонимающе уставилась на Валентина:
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Я все время забываю, что примитивным дают очень поверхностное образование, — посетовал он. — Моргенштерн означает «утренняя звезда». Так в Библии говорится о Люцифере: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы[16]».
Клэри передернуло.
— То есть Сатана?
— Или любой, кто пожертвовал огромной властью, отказавшись служить. Я, например, отказался служить коррумпированному правительству и за это поплатился семьей, собственностью, почти своей жизнью...
— Не надо было организовывать Восстание! В тот день погибли люди! Такие же Охотники, как вы!
Джейс чуть не опрокинул бокал с вином:
— Не перебивай, пожалуйста! Ты все неправильно поняла. Ходж говорил неправду.
— Конечно, неправду! — откликнулась Клэри. — Он сдал нас Валентину, потому что был его шестеркой!
— Нет! — настаивал Джейс. — До Чаши смерти мечтал добраться именно Ходж! Он и послал Пожирателей к твоей маме. Когда мой отец, в смысле Валентин, узнал об этом, то попытался остановить Ходжа. Валентин забрал Джослин, чтобы излечить ее, а не пытать.
— И ты купился на эту ерунду?! — возмутилась Клэри. — Валентин лжет! Ходж работал на него. Они оба хотели заполучить Чашу. Ходж подставил нас, но он лишь пешка.
— За Чашей смерти охотился Ходж! — возразил Джейс. — С ее помощью он мечтал избавиться от проклятия и сбежать до того, как отец расскажет Конклаву о его преступлениях.
— Ложь! — вскричала Клэри. — Я стояла в комнате, когда вы пришли за Чашей. Так получилось, что меня не было видно, но я все видела и слышала! Ходж отдал Чашу, а вы взамен сняли с него проклятие. Он сказал, что не в силах сделать это сам.
— Я действительно снял с него проклятие, — медленно произнес Валентин. — Из жалости.
— Из жалости?! Вы не можете чувствовать жалость!
— Ну хватит, Клэри! — вмешался Джейс. Он раскраснелся, видимо, от выпитого вина. — Ты не имеешь права так разговаривать с моим отцом.
— Он тебе не отец.
Джейс посмотрел на Клэри так, словно она ударила его:
— Почему ты не веришь нам?
— Да потому, что она в тебя влюблена, — произнес Валентин.
Мертвенно побледнев, Клэри со страхом ждала, что еще он скажет. Она словно приближалась к пропасти, к чудовищному падению в никуда и в ничто. Перед глазами все поплыло.
