Но потом она подключилась к отзвуку собственного я, своей крови. Он был намного сильнее, чем она ожидала, настоящий маяк, который вел ее сквозь плотные здания мегаполиса, высокие шпили из стекла и стали, этот техногенный лес среди асфальтового и кирпичного пейзажа с мелкими вкраплениями зелени.
Следуя за отзвуком, она поняла, что направляется на совершенно определенную террасу среди множества схожих, в одном из самых высоких сооружений — и прибыв, она не стала сразу принимать осязаемую форму. Она оставалась в тени, притаившись на маленьком крыльце у стеклянной стены.
Внутри жилища айЭм поднял взгляд, словно мгновенно почувствовав ее присутствие. Шагнув вперед, он сдвинул массивную дверь в сторону.
— Ты пришла, — сказал он.
Собрав свои рассыпавшиеся молекулы воедино, она вновь приняла телесную форму. И лишь тогда холодный ветер с реки проник под ее одежды, будоража ткань и пробираясь до самых костей.
— Входи, — произнес мужчина. — Тебя надо согреться.
Она не знала, что сказать, когда перешагнула порог, и ледяные порывы исчезли за закрытыми дверьми.
— Что случилось?
Она не знала, как у него получалось понимать ее чувства так хорошо, ведь ее лицо было укрыто вуалью.
И в самом деле… она должна рассказать ему всю правду. Даже если это разрушит связь между ними… да и разве будет по другому? Она соблазнила его, и он взял ее первым, он, а не его брат. Она была той женщиной, которую, по его собственному признанию, он ненавидел долгое время, за то, что она разрушила жизнь его брата.
— майкен?
Она долго смотрела на него, пытаясь найти слова. Как начать? И почему она впустую потратила дневные часы, фантазируя о нем, когда должна была готовить обличающую себя речь?
Она еще мгновение подумала.
— Ничего, — сказала она, стараясь держать голос ровно. — Здесь так мило.
По крайней мере, последнее не было ложью. Пол вокруг был цвета медового золота, белые стены и элегантная мебель в огромном открытом пространстве смотрелись дорого и необычно.
— Ты голодна? — спросил он ее… и оказался очень близко.
Подскочив от неожиданности, она посмотрела через плечо. Он нависал над ней, его тело, казалось, чего-то ждет.
Секса.
Но нет, сказала она себе. Им надо поговорить. Она должна была открыться ему; в противном случае, страсть, которую айЭм испытывал по отношению к ней, была лживой манипуляцией, в которой виновна она одна.
— Ты, — прорычал он тихо, и шагнул еще ближе. — Голодна?
Она облизнула губы под вуалью.
Он прижался к ней бедрами, его возбужденная крупная плоть чувствовалась сквозь разделявшую их тела ткань.
Еще будет время, сказала она себе. Она все расскажет ему потом.
Чувство вины было сильным. Но похоть еще сильнее.
— Да, — выдохнула она. — Но мой голод не имеет к еде никакого отношения.
Он словно прочел ее мысли, и освещение, что шло с потолка, погасало, эффективно прикрывая их от любых вольных и невольных зрителей.
— Я собираюсь снять это, — он стиснул зубы, словно ненавидя ее капюшон.
Внезапно, ей стало легче дышать, видеть, обонять.
Из его горла вырывалось урчанье, и было в нем что-то животное, но руки не были грубыми, когда он притронулся к ткани на ее голове. Вес исчез, как и легкая оболочка.
Она стояла перед ним обнаженная.
Он в благоговении провел своими руками по ее плечам и груди. Прижимая ее к себе крепче, он попробовал на вкус один сосок, потом другой, поглаживая, посасывая — о да, это было прекрасно. Ее ноги ослабли, и он, будто почувствовав это, подхватил ее на руки и вынес из светлой и просторной комнаты, по коридору, в спальню с большим высоким матрасом, который казался мягким, как облако.
— Вот так я хотел сделать это прошлой ночью, — сказал он, положив ее на мягкую поверхность.
Откуда-то шел свет, наверное, из одной из ванных комнат, и благодаря этому тусклому освещению, она могла наслаждаться выражением его лица: айЭм смотрел на нее с таким восторженным вниманием, что она чувствовала себя красивой без каких-либо лишних слов.
Его большая ладонь легла между ее ног.
— Я хочу познать тебя всю.
— Я предлагаю тебе свое тело, — сказала она хрипло. — Делай со мной все, что пожелаешь.
***
Рейдж был на полпути через Гудзон, направляясь в другую часть Колдвелла на своем GTO, когда ощущение удушливости и головокружение накрыли его словно тонной кирпичей.
Проглотив порцию желчи, он опустил стекло и выключил обогреватель. Не помогло. Примерно милю спустя, он чуть не съехал на обочину.
— Соберись, тряпка.
Совсем расклеился. Да что с ним такое? Он не был ранен, и с нетерпением ждал, когда выведут на чистую воду Эссейла и его зеркальных кузенов-близнецов. Скоро он увидится со своей возлюбленной шеллан и прокатит ее на своей любимой машине. Жизнь была чудо как хороша, как ни крути.
Ему просто надо взять себя в руки.
На этой ноте он крепче сжал руль и начал выстукивать легкий ритм свободной ногой.
Близко. Он был уже так близко.
Может, ему просто надо быстро обнять свою Мэри.
Клинику Хейверса перенесли в новое, ультрасовременное место, и Рейджу довелось бывать там пару раз: первый, когда он получил ранение в живот, и времени ехать в особняк Братства не было, и еще один раз, когда надо было забрать оттуда Мэри, которая приезжала навестить женщину и ее маленького сына. Может, и больше. Он не помнил.
Рейдж, наконец, добрался до поворота, проклиная отдышку. Если все продолжится теми же темпами, ему понадобится медицинская помощь.
Может, это вирус. Человеческие вампиры не цепляют, раком, слава Богу, тоже не болеют, но запросто можно подхватить простуду или грипп и заразить потом всю семью.
Наверное, так и было.
Не иначе.
Когда свет фар GTO, наконец, скользнул по глухому, серому бетону, Рейдж почувствовал, как что-бы-там-ни-было слегка отпустило его, и это стало приятным сюрпризом. По крайней мере, он не встретит свою Мэри, сидя с застывшим, устремленным в одну точку, придурковатым взглядом.
Выйдя из машины, он подошел к багажнику и поднял вверх темно-фиолетовую панель.
При виде сумки Мэри, которую он сам упаковывал, вернулись все симптомы: голова закружилась, вспотели ладони — словно он и не стоял на холодном ветру в одних кожаных штанах и майке.
— Хватит с меня этого дерьма. — Он схватил сумку за ручки и закрыл багажник. — Ты должен взять себя в руки.
Подойдя к невысокому зданию, он вошел в неприметный холл и прошел процедуру проверки. Мгновение спустя за ним пришел лифт. Как и множество вещей, которым приходилось по мере необходимости работать в дневное время, новейший объект Хейверса полностью располагался под землей, верхняя часть служила лишь прикрытием, отсекавшим посетителей от возможных проблем.
Таких как люди. Или убийцы.
Вниз под землю. В комнату ожидания. Выходя в приемную, он задался вопросом, как он будет искать…
— О, Боже, ты уже здесь.
Его Мэри кинулась к нему так, словно за ней кто-то гнался, и когда она прыгнула в его объятия, он бросил эту чертову сумку, закрыл глаза и обнял ее так сильно, что казалось поразительным, что она все еще могла дышать. Но, когда она сказала, о, Боже…
Ее запах, ощущения ее тела, когда она обняла его шею руками сильно-сильно, все это было как живительный глоток воды в пустыне, который подпитывал и возвращал силу.
— Я так скучала по тебе, — прошептала она ему на ухо. — Очень-очень сильно.
Не желая ставить ее на пол, он наклонился и поднял сумку, а затем понес Мэри и сумку с одеждой в дальний угол, подальше от глаз сотрудницы регистратуры.
Которые сосредоточились на их паре, словно в этот самый момент женщина прописывает в голове романтические этюды.
В любом случае, его это не раздражало, но он не собирался транслировать свое воссоединение с любимой всему миру.
Устроив Мэри у себя на коленях, он погладил ладонями ее руки, а затем потянулся за поцелуем, прижимаясь к ее губам, словно скрепляя печатью их воссоединение. Но, не доверяя самому себе, он быстро прервал поцелуй.
Слишком много поцелуев, и он завалит ее прямо у всех на глазах.
Хэйверс, привет-привет.
Его Мэри улыбнулась и провела рукой по его волосам.
— У меня такое чувство, будто я не видела тебя целый год.
— Аналогично, только для меня прошло почти десять лет.
Да, он же сейчас задышит, высунув язык, как ручной песик. Охренеть.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Нет, я практически зачах. Я не ем, не могу уснуть, и у меня такое чувство, будто кто-то подсыпал чесоточный порошок мне в трусы.
Она рассмеялась.
— Все так плохо? Боже, я ведь не должна чувствовать себя польщенной?
Наклонившись, он тихо сказал:
— И я натер мозоли на левой ладони.
