уже Роберт говорил зло, а Колетт, не сдержалась, заплакала. Слезы беззвучно покатились по ее щекам, покрытым милым, точно на персике, трогательным пушком:
— Врешь…
«Как бы» уход, истерика, боль — паззл сложился.
Роберт не мог потерять страдающую сейчас Колетт. Ни ее, ни их сына, ни их благополучие. Ни любовь.
— Не вру, это ты сочиняешь! Это гормоны шалят…
Спустя пару секунд оба больше не находились за столом — тесно и аккуратно прижимались друг к другу. Роберт горячо шептал, зарывшись лицом в густые волнистые волосы жены:
— Никуда я тебя не отпущу, даже не думай! Все-все. Успокойся… Все хорошо… Я твой, только твой.
Еще немного позже Колетт позволила усадить себя за стол и нехотя поела. Она пока что не верила ему, имела право, и куда честнее было завоевать эту крепость заново, чем какие-то другие.
Разумнее, и даже чувства Роберта не сопротивлялись.
Длинные распущенные волосы, горьковатый аромат трав, ночь и плеск воды.
Роберт, полностью обнаженный, в огромной лоханке, его жена, точно ведьма, извивалась вокруг в странных заклинаниях:
— Ты мой, только мой!
Прикосновения узких ладоней к загорелой коже, лоханка была полна целебной смеси, Колетт зачерпывала ее и гладила тело любимого.
Роберт сидел с закрытыми глазами, весь отдавшись процессу.
Колетт — его женщина, одно с ним целое, она чувствует, она уверена, что надо делать.
Безмерная благодарность. Свобода. Счастье. Гармония.
* * *
Когда Лукас, обеспокоенный тем, что Тамико не выходит по обыкновению встречать его поутру, зашел в ее комнату, то увидел, что Тамико сидит на постели, обняв колени, и раскачивается вперед-назад, точно в трансе, глядя в пустоту.
Тем не менее, едва Лукас показался на пороге, Тамико повернула голову и пристально посмотрела прямо в его синие глаза:
— Ааа, предатель явился! Я не буду сегодня работать, и делай, что хочешь!
Выпад был совершенно в характере Тамико, в теории Лукас любил подобные эмоциональные всплески, и все же не стоило позволять любимой распаляться:
— И ты здравствуй, Тами. Чем я тебе насолил? — черная густая бровь изогнулась одновременно с поднявшимся уголком пухлых губ.
Тамико, завидев его явную ироничность, резко сменила настроение — мотнув головой, словно отгоняя наваждение, она примирительно улыбнулась. Ее густые волосы рассыпались по спине и округлым плечам.
— На самом деле ты ни при чем. Просто ты скрыл это…
Лукас вздохнул:
— Мне дозволяется присесть рядом?
— Да, конечно…
И уже обнимая Лукаса, спрятав лицо на его широкой груди, Тамико глухо заговорила, срываясь на всхлипы:
— Что же это такое. Как так можно?! У него оргии… Постоянные. Для любой… Для всех!.. Как же я?!.. Наша лю… Наши чувства?!
Сложно было успокоить миниатюрную женщину чем-то вразумительным, но Лукас постарался:
— Я так не поступлю. Обещаю. А он бог, обязанности у него общественные… Помнишь Кэйли? Она тоже свободно со всеми…
Тамико молчала. Единственное, чего ей хотелось — сидеть вместе с Лукасом и сидеть. Вечность. Не разлучаясь. Потом заняться с ним сексом. Переключиться… Покататься на лошадях.
Она предложила:
— Лу, а давай ты тоже не пойдешь сегодня на работу? Сегодня же обычный день…
По плану Лукасу реально не предстояло никаких серьезных операций, побеседовать с просителями прекрасно могла и копия, так что Лукас согласился:
— Ладно, Пушистик, как скажешь. Буду только твоим.
И они еще долго пребывали прижавшись, слушая сердца друг друга и общаясь без слов.
Глава 416. Сказка про Волка и Красную Шапочку
Солнце припекало чуть сильнее, чем должно, его лучи, ласкающие тело поцелуями, разморили Тамико тем пуще, что рядом на траве лежал Лукас, которому светило в подметки не годилось, и все же ни Лукас, ни Тамико не хотели ничего исправлять, загорая и наслаждаясь почти полузабытыми для Тамико человеческими ощущениями.
Легкое соприкосновение ладоней, голубизна неба…
Лукас предложил:
— Тами, хочешь сказку?
— Ммм, — Тамико, отпустив его руку, перекатилась на живот, оценивающе заглянув в глаза Лукаса, — а про что?
Томная смуглость кожи оттеняла белизну улыбки Лукаса, густые брови приподнялись, а на щеках обозначились соблазнительно-задорные ямочки.
— Про Красную Шапочку. Про Волка. Про бабушку, маму, охотников… Все, как полагается.
Тамико бесцеремонно потрепала любимого по сильному плечу:
— Темнишь, Лу! Ты мог услышать эту сказку от кого-нибудь в Городе или где-то еще, но она слишком скучная, да и не новая, чтобы тебя вдохновить!
Лукас улыбнулся еще слаще:
— И все же сказка именно про них. Только Красная Шапочка головной убор не носила вовсе. Зато у нее было малиновое платье…
— Эйей!! — Тамико возмутилась. — Что за «было платье»?! Какая еще девица?! Когда это произошло???!!
В уголках мужских глаз лучиками разошлись веселые морщинки.
— Вижу, ты заинтересовалась. Согласна послушать?
Тамико с легким недовольством перевернулась обратно на спину, не понимая, сколько в байке вымысла, и тревожась. Но уж если Лукас открыто собирался рассказать ей…
— Уж конечно! Ты любую разведешь!
Отвесив комплимент: «Не любую, а только самую любопытную и чудесную», Лукас начал рассказ.
* * *
«Поселение было сравнительно маленьким и одновременно довольно большим, когда на одном конце его возникали слухи, они долетали до другого, но люди не могли проверить каждый случай, а потому несколько опасались выходящих из ряда вон происшествий.
Наши герои жили именно там.
Ты с подобным не знакома, но некоторые мамочки очень любят баловать своих нежных сокровищ, наряжая и причесывая дочурок, как принцесс, реализуя собственные амбиции. А уж если девушка правда хороша собой, да еще находится в возрасте цветения, ее юность и свежесть, подчеркнутые яркими красками, манят…»
Повествование прервалось, ибо Лукас получил существенный толчок в бок:
— Лу, ты что, хочешь меня обидеть???
Лукас метнул на Тамико обеспокоенный взгляд.
— Конечно нет, Пушистик. Просто стараюсь максимально близко передать чувства персонажей. Сомневаешься, что я тебя обожаю?
Тамико потупилась:
— Нет… Прости, Лу. Буду держать себя в руках, наверное, я на солнце перегрелась…
Жар светила в следующий миг уменьшился, а Лукас, внимательно следя за реакциями самой дорогой его сердцу слушательницы, продолжал.
Глава 417. Модницы и другие
«Мама Красной Шапочки как раз принадлежала к числу подобных родительниц, а ее девочка отличалась послушанием и пока не понимала, для кого в сущности предназначены кокетливые уловки и пестрые одежды, так что позволяла завивать свои светлые, почти белые волосы, надевала легкомысленные женственные платья и смотрелась настоящей куколкой.
Разумеется, она была не единственной красоткой в селении, к тому же как я уже сказал, далеко не бойкой и характерной, некоторые брюнеточки давали Шапочке
