поверхности, так как мы стерли самое главное из нашей жизни. Нам известно, что нужно использовать красный для воздействия на тело и фиолетовый для разума, но почему? Почему так важен черный квадрат? Для чего законы музыки были построены вокруг гармонии консонанса?
Толстяк увлекся, забрал несколько черных фигур и хитро мигнул маленькими глазками.
— Я не вижу тут ничего мистического. В результате колебания тел, например, струны, металлической пластины, бумажного листа, всего в принципе, возникают колебания воздушной среды, волнообразно распространяясь во все стороны. Они и возбуждают наше сознание ощущением звука. Он может быть приятным или отталкивающим, а также по-разному воздействовать на нас. И все.
— Но почему, Релдон? Почему слишком короткие рваные волны вызывают тошноту? Мы знаем их эффект, но понятия не имеем о конкретных причинах. Это наше ограничение. Я уверен, что сила Императора не в том, что он как-то особенно физически от нас отличается, а в том, что ему известен этот секрет. А мы зациклились на механике. Ответы есть в системе знаков и символов того времени. Нужно только научиться их читать.
— Как говорится: «Не ищите следы древних, но ищите то, что искали они».
— Цитата из Хроник?
Релдон усмехнулся и покачал головой, передвинув фарзина на другой край доски.
— Нет, это Летмин.
— Вот уж не думал, что ты знаком с творчеством современных романистов.
— Я полон сюрпризов. Пат.
— Не видать мне твоего Спрута.
Толстяк как-то сразу обмяк и пальцем прижал фигурку шаха к доске, соглашаясь со своим поражением не только в игре, но и в споре, который продолжать больше не хотелось. Свен облизал сладкие пальцы другой руки, прекрасно зная, какой эффект это производит на педантичного собеседника.
— Не надо было тебе помогать. Ты вот никогда не отплатишь тем же за проявленное благородство.
— Необходимо при любом случае пользоваться оплошностью оппонента, а не вытаскивать его из лужи, в которую он сам себя посадил, — будто оправдываясь ответил Релдон и прикрылся кружкой с чаем, которой захотелось запустить Свену в лоб.
— Иногда мне искренне тебя жаль, друг мой. Но потом я вспоминаю, что ты даже не осознаешь, насколько ущербен магистр Гипноза, переставший являться человеком в полном смысле. Нет чувств, как таковых желаний. Убеждать тебя в чем-либо вообще бесполезно, если это не касается расчета.
— Вот и не стоит. Сэкономишь время и силы. Императора ты, надеюсь, не мучаешь своими речами. А то тогда мне понятно, почему больше ничего в этой жизни не представляет для него интереса. Если секрет всего ему известен, то и смысла нет в этой жизни.
— Тайны сущего тут ни причем. Жизнь должна быть наполнена привязанностью, чувствами и маленькими удовольствиями. Дейон начинает высыпаться, и у него прекрасный аппетит. Не помню, когда такое было, — внимательно вглядываясь в глаза собеседника, толстяк изменил тон. — В конце концов, женское тепло всегда приятно мужчине. Особенно, когда она сама не против…
После этих слов раздражение мгновенно вернулось чуть ли не в утроенном размере. Релдону не нравилось, куда клонит Свен, но эта злость была на себя. Императрица вела себя безупречно и, несмотря ни на что, была всегда приветлива. Дружбой нельзя это назвать, и сегодняшняя ночь может нарушить хрупкое равновесие их взаимоотношений. Если его план — запланированное предательство, пойдёт не так, то он никогда не сможет смотреть ей в глаза.
— Нам необходим результат, поэтому не вижу смысла обсуждать процесс, — промолвил Релдон более резко, чем того желал.
— Понял, понял. Больше не буду, — Свен небрежно приложил пухлую ладонь к сердцу в притворном раскаянии. — Но я не слепой. Ты привязался к девчонке. Не хочу тебе напоминать, что ее ожидает.
— Я не забыл. А привязался — слишком громко сказано. Согласись, что ее невозможно хотя бы не уважать за недетское мужество и стойкость.
— Тут я с тобой абсолютно согласен. Хоть бы десятую часть всего этого Касселю и Нинону, — толстяк при этом так забавно вздохнул, что уголки губ собеседника произвольно поползли вверх. — Я серьезно, между прочим. Что ты намереваешься делать с Касселем? И почему ты позволяешь ему находиться рядом с Кираной? Как бы не замахнулся на то, что ему не по зубам.
— Об этом можешь не переживать, я обо всем позабочусь. Пока пусть думает, что все в порядке. Но, чтобы ты знал, у моих людей — приказ убить его в случае необходимости.
— Пока он не предаст Императора.
— И когда это случится?
— Уверен, что уже этой ночью.
— Ты расчетливый интриган. Я бы мог и не спрашивать.
— Спрут в моей лаборатории. Как раз есть время тебе его продемонстрировать. Заодно подскажешь, что я делаю не так.
— Не можешь привязать к себе?
— Никак.
— Это может сделать только Дейон.
— И как его заставить?
— Никак, — повторил за ним Свен, идеально копируя интонацию Релдона.
О новом провале сообщили едва закончился осмотр Спрута. В этот раз под землю ушла почти вся улица, включая тюрьму, куда отправили участников драки во время Ритуала Призыва. Теперь он не сомневался, что за этим стоят вертийцы.
— Я к тюрьме, а на тебе Мигг и Баз.
— Заберу у них Печати и глаз с них не спущу. Только ты принеси мне такую же игрушку, — вдогонку бросил ему Свен, указывая на послушно семенящего к выходу Спрута.
Релдон инструктировал магов, пока механики разбирали оборудование. Провал еще не затопило, но это вопрос времени. Очень незначительного времени.
Осветительные шары давали яркий свет, и работа шла слаженно и четко. Прокуратор несколько раз сверился с разбором колебаний и проверил все компенсационные формулы, что заняло некоторое время. Спрут ни на шаг не отставал от него.
Все готово, экселант, — бодро сообщил лысый механик, главный в их группе, он подал список силы импульсов для каждой ступени.
— Приступим, — это был сигнал к действию.
Конструкция противолна была тонко настроена на подавления вибрации барьера. Колебания каждого звена были определены и учтены, пружины установлены таким образом, чтобы запустить на каждом уровне зеркальные колебания и остановить подачу магии в связанных между собой охранных темпоралях.
