— Стой, стой! — крикнул Барбьери отцу Диниса.
Тот молниеносно повиновался, словно Велько был здесь капитаном.
Лодка наших преследователей тоже сбавила ход и стала нас огибать. Мы вздохнули спокойней: по крайней мере, столкновения не будет. Логично, ведь нападающие стремились отобрать у нас книгу, а не утопить ее в морской пучине.
Я насчитал в чужой лодке шесть человек в черном, с лицами, прикрытыми капюшонами. Мы не знали, кто они такие, и, хоть я подозревал Рикардо Лансу, надежных доказательств у меня не было.
Теперь оба судна стояли, раскачиваясь на волнах, моторы урчали на малых оборотах. Две скорлупки грецкого ореха посреди морской бури.
Встав к борту борт, мы смотрели друг на друга. Один из преследователей, устроившийся наносу, держал нас на прицеле, еще один остался у руля, а остальные четверо перепрыгнули на нашу лодку, сильно ее раскачав.
Низкорослый субъект шагнул ко мне, словно бросая мне вызов. В руке его блеснул огромный нож — такими ножами на охоте свежуют оленей и кабанов. Он вдруг направил оружие на Джейн, но, прежде чем сверкающее острое лезвие коснулось ее кожи, я обезоружил наглеца, вывернув ему руку. Он верещал как свинья, пока я не двинул его локтем в трахею. Потом я попытался ухватить злодея за волосы, чтобы удар в нос пришелся наверняка; я сумел ухватить лишь капюшон, но парень все равно рухнул как подкошенный. Он показался мне знакомым… Кажется, мы с ним ходили в один спортзал? Невысокий, с козлиной бородкой, с длинными курчавыми волосами, вполне симпатичный с виду… Да, точно, мы с ним вечно перешучивались во время занятий. Неужели это тот самый Хуан Торрико, студент с факультета информатики? Как он здесь оказался, зачем подался в наемники? Меня утешало лишь предположение, что передо мной — двойник Торрико, живущий на другом конце света.
Пока я дрался с одним из нападавших, Велько, Фернандо и сын Дагмары пытались разоружить остальных троих, а стрелок на носу никак не мог хорошенько прицелиться. Велько, выкинув своего противника за борт, воспользовался суматохой, чтобы достать из пакета короткоствольное ружье и выпалить в человека на носу чужой лодки. Тот замертво свалился в воду. Вторым выстрелом Велько сразил вражеского рулевого — и тут же скомандовал нашему капитану уходить. Потом перезарядил ружье и выпалил сразу из обоих стволов. Чужая лодка накренилась, охваченная дымом и огнем. Те, что дрались с Фернандо и сыном Дагмары, сдались и выпрыгнули за борт.
Я не сомневался, что все нападавшие утонули в бурном море, а мы так и не разглядели их лиц. Остался лишь парень с бородкой, но он не подавал признаков жизни. Велько поднял его сзади за ремень брюк, похлопал по щекам, чтобы привести в чувство, а увидев, что тот не реагирует, пинком послал за борт, вслед за остальными.
— Нет! — вскрикнул я.
Мне не хотелось, чтобы мой товарищ по тренировкам так бесславно погиб, но было уже поздно: тот исчез в бушующих волнах.
Однако на этом наши передряги не кончились.
Уже на подходе к гавани Пальмизаны лодка начала оседать, все больше и больше погружаясь в воду. Мы пришли в ужас. В деревянной обшивке обнаружилась дыра, влага просачивалась очень быстро. Пока отец Диниса пытался довести суденышко до пристани, Барбьери вычерпывал ведром воду, и все-таки лодка тонула. Нам пришлось прыгать за борт в сотне метров от берега, там, где море бушевало уже не так сильно.
Я попытался помочь женщинам, но все они превосходно справлялись сами.
Теперь нашим главным врагом стал холод. На берегу нас закутали в одеяла, и мы бегом припустили к ресторану Дагмары.
Я попросил ключ от нашего бунгало, и мы с Виолетой и Джейн сразу отправились к себе: только горячий душ мог спасти нас от пробирающего до костей холода.
* * *
Джейн осмотрела сумку, где лежали книги, и облегченно кивнула.
Я наблюдал за ней, сидя на краешке кровати, а Джейн удивленно улыбалась, словно на сей раз ей не удавалось прочесть мои мысли. Мне нравилось это лицо Кирстен Данст. Я был без ума от непосредственной, свежей и нежной женщины, взгляд которой умел проникать в самую душу. Когда мы смотрели друг на друга, начиналась дуэль, нечто вроде перетягивания каната; чувство и тайна начинали вибрировать, словно стрелка на самом краю шкалы. Я был отчаянно влюблен и мечтал остановить такие мгновения, превратить их в вечность, чтобы никто и ничто не могло нам помешать.
Но в тот миг, когда мои чувства достигли пика, из душа вернулась Виолета, завернувшись в полотенце, которое едва прикрывало ее грудь и опускалось лишь до середины лобка. Она мило улыбнулась, ее огромные темные глубокие глаза нежно смотрели на меня. А во мне уже поднималось желание, сердце заколотилось чаще. Эта женщина с пристальным взглядом, лишавшим меня рассудка, уносившим куда-то в небеса, тотчас напомнила мне, что у меня есть сердце и что оно принадлежит ей.
Я любил ее, я любил их обеих, я научился любить всей душой сразу двух женщин. И они ясно сознавали это и вверялись мне и глазами, и кожей, и желанием, и чувством — столь же прекрасным, сколь необыкновенным.
Мы провели на этом острове несколько недель, и моя скука перешла в беспокойство — я бродил вокруг усадьбы, как дикий зверь, готовый кинуться на домашних питомцев.
Жизнь здесь текла спокойно: прогулки, болтовня, еда, сон и любовь. Не важно, в каком порядке. Дагмара, в длинных платьях из набивного шелка, в ожерельях и браслетах, писала картины, рукодельничала, читала, приводила в порядок бумаги. Официантка Ивана, невеста сына Дагмары, взяла за правило каждый день прислуживать нам за столом, приносить напитки и вообще всячески угождать. Барбьери произносил тосты, пил, веселился и рассказывал истории из своего прошлого. А я штудировал философов — от самых древних, таких как Зосима Панополитанский,[101] Комариус[102] и Химес,[103] до более близких к нам по времени алхимиков — Альберта Великого, Арнольдо де Вилановы, Скота Эриугены.[104] В обширной библиотеке Дагмары нашлись труды, посвященные тайным обществам; их загадки нельзя было обойти вниманием. Так я получил представление о розенкрейцерах и мартинистах, о франкмасонах, спиритах, теософах и о многом другом, до чего успел добраться. Меня особенно завораживала восточная философия, я хотел досконально разобраться в ней.
Виолета и Джейн тоже проводили дождливые дни за чтением. Иногда мы превращали в библиотеку столовую дома Дагмары. Не знаю, чем именно в те часы занималась наша хозяйка — вела дневник, сочиняла стихи или подбивала счета, — мы же жадно глотали книги, как будто торопились изучить все, что следовало. И чем больше я читал, тем больше убеждался, как мало мне известно, как скудны мои познания, как далеко мне еще до мудрых. Меня приводила в отчаяние мысль: «Я знаю, что ничего не знаю». Впрочем, я отчетливо понимал: вместо того, чтобы печалиться, я должен продолжать путь ученика, приближаясь тем самым к бесконечной мудрости. Чем больше я буду знать, тем ближе подойду к бессмертию.
