Феликс вел хуже Себастьяна, а может, это я устала и стала невнимательней, но в этот раз мне пришлось следить за своими ногами, вместо того чтобы с удовольствием танцевать и болтать. А когда танец закончился и я присела в реверансе, закружилась голова. Если бы я не опиралась на руку Феликса, пошатнулась бы, а так удалось сохранить равновесие. Никто не заметил.
Почти никто.
Потому что, когда Феликс, как полагалось этикетом, спросил, куда меня проводить, и услышал «на галерею», он нахмурился, а шагнув на лестницу впереди меня, сжал мою руку так, словно я уже собиралась падать.
И если говорить правду, сделал он это не зря. В голове мутилось, мир как будто плыл, и почему-то было очень трудно сосредоточить взгляд.
Оглянувшись на меня, Феликс нахмурился, но промолчал. Найдя свой бокал, я выхлебала его в пару глотков, забыв о том, что барышне приличествует томно потягивать из бокала. Лимонад горчил — или я просто не успела понять вкус, проглотив все разом.
Ставя бокал, я пошатнулась, пришлось опереться на стол.
— Нори, сколько ты выпила? — вдруг спросил Феликс.
Я подняла на него взгляд. Лицо парня расплывалось.
— Бокал игристого.
— Дурачка из меня не делай. Перебрала — так и скажи, все мы люди, со всеми бывает.
— Честное слово, один бокал! Я бы и тот не стала пить, но Бенедикт заладил — в знак примирения, то, се.
Он взял мой бокал со стола и бесцеремонно сунул туда нос.
— Лимонад.
— Лимонад, ха! Да от него так винищем разит, что закусывать от одного запаха можно!
49
Я ошарашенно на него посмотрела. Точнее, попыталась посмотреть — но не смогла сосредоточить взгляд на плавающем лице.
— Погоди…
Мысли путались. Я тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться, и едва не свалилась — Феликс подхватил меня в последнюю минуту. Бесцеремонно обнял за талию и поволок куда-то вглубь галереи.
— Погоди, — повторила я. Хотелось остановиться, чтобы нормально поговорить — почему-то это казалось очень важным, но сосредоточиться одновременно на равновесии и словах не получалось. — Да куда ты меня тащишь!
Феликс довольно грубо пихнул меня на банкетку. Рядом увлеченно целовалась какая-то парочка, совершенно не обращая на нас внимания, парень двинул ногой, опрокинув бокал, тот покатился, оставляя мокрый след. Я подскочила, чтобы его поймать, — не знаю, почему мне захотелось немедленно начать его ловить. Феликс не дал мне встать, жестко надавив на плечо. Я тут же начала оправдываться:
— Честное слово, один бокал… И еще лимонад мне сейчас показался…
— Говорю тебе, не надо из меня дурака делать!
— Да я ни разу в жизни не пила! И сегодня не собиралась, если бы не Бенедикт!
Неужели он меня отравил? Но вино проверили двое. Конечно, парень с целительского мог оказаться приятелем Бенедикта, но Оливия?
— Так, — сказал Феликс. — Сиди тут. И упаси тебя пресветлые боги вставать и пытаться спуститься по лестнице.
— Но я обещала танцы! — Я потрясла заполненной книжечкой. — Это неприлично, обещать и…
— Барышня, которая на ногах не стоит, вот что по-настоящему неприлично! Сказал, сиди здесь! Сейчас найду кого-нибудь из наших…
— Я обещала, а обещания…
Феликс выругался и толкнул меня обратно. Я упала на банкетку, не удержав равновесия, стукнулась затылком о стену. Зашипела, схватившись за голову.
— Ты чего дерешься!
— Это тебя шатает, как… — Он вздохнул, склонился, заглядывая мне в глаза. — Нори, очень тебя прошу — не заставляй меня вспоминать, что ты не только красивая девушка, но и боевик, и успокаивать тебя так, как я успокаивал бы перебравшего парня.
— А как? — полюбопытствовала я.
— По морде, если по-другому не понимает.
— У самого-то давно синяки сошли? — возмутилась я.
— Нет. Только поэтому я пока с тобой нянчусь. Пожалуйста, посиди тут, я найду кого-нибудь из наших, чье отсутствие никого не оскорбит и кто сможет проводить тебя в общежитие. И, умоляю, не подходи к лестнице — свернешь, к тварям, шею.
Мне нужно было, непременно нужно было ему сказать, что я не пила ничего, кроме того бокала и…
— Лимонад был горький.
— Я понял, — неожиданно терпеливо сказал он. — Посиди. Обещаешь, что одна с места не сдвинешься?
— Зануда. Обещаю.
Я прислонилась затылком к стене, закрыла глаза. Голова кружилась все сильнее, в ушах звенело, банкетка подо мной то подлетала вверх, то проваливалась вниз, или я сама то подлетала, то проваливалась. Хотелось спать и одновременно — вскочить и бежать танцевать. Я даже попыталась встать, потом вспомнила об обещании, данном Феликсу. Но ведь другим парням я обещала раньше, первое слово дороже второго!
Но ведь и Феликсу…
Я крутила эту дилемму так и этак, поражаясь собственному тугодумию, когда меня тронули за плечо.
— Нори.
— Ой, а почему вас четверо? — удивилась я, открыв глаза. Захихикала — почему-то расчетверившиеся парни показались очень смешными.
Близнецы переглянулись.
— Пойдем, горе ты луковое. — Зак или Зен, различить их я сейчас не могла, потянул меня с банкетки, подставил плечо.
— Один бокал, честное слово!
Парень развернулся вместе со мной, и перед глазами замельтешили кудряшки. Оливия или Дейзи — в полутьме не разобрать, русые или черные, а лицо плыло белым пятном.
Нет, Дейзи здесь нечего делать.
— Оливия, ну хоть ты-то мне веришь! Один бокал!
— Пойдем домой, Нори, — вздохнула она. — Сейчас уже все равно.
— Нет, не все равно, я не пьянчужка!
— Ты не пьянчужка, — послушно согласилась она.
— Вот! — Я воздела палец в потолок. — А мне никто не верит! Хоть ты мне поверила! — На глаза навернулись слезы, я шмыгнула носом.
— Эй, дома будешь сопли разводить, — сказал Зак. Или Зен? Они и так на одно лицо были, а сейчас и вовсе не разобрать, кто есть кто.
— Зак,
