Он решил.
Да, имеет полное право. Но за нее решать он не мог.
— Это мое решение, Шам, — произнесла тихо и спокойно, заглядывая в темную зелень глаз.
Раньше они кололись. Резали. Сжигали.
Она ненавидела их так же сильно, как Дейвила целиком. Даже сильнее.
Теперь в них настоящее, неприкрытое беспокойство. И та же ненависть. За ее упрямство.
Отчаянная ненависть.
— Ты понимаешь, что я не смогу тебе помочь?
Он ждал, что она передумает. Надеялся. Что одумается. Но она лишь кивнула в ответ.
— Я не смогу ничего сделать, если что-то пойдет не так, — он разделял слова в привычной манере, стараясь достучаться до нее.
Почему ей кажется, что эти слова доставляют ему физическую боль? Словно они разодрали все горло, пока вылетали.
"Боже, Шам. Мне тоже страшно! Очень. Но ты заслуживаешь хотя бы одного адекватного родного человека рядом".
Прикрыла глаза, выдыхая.
Если у нее дрогнет голос, или она явно покажет свое волнение и страх, он возьмет ее и унесет отсюда. Она в этом не сомневалась. И неважно, что у него болит все тело — он это сделает.
Только дай повод.
— Ты можешь просто поверить в меня, — пальцы невесомо коснулись ладони его опущенной руки. — Хотя бы попытаться.
Он прикрыл глаза, медленно отворачиваясь от нее. Челюсть напряженно сомкнулась. Наверняка чувствовал боль в зубах от такого сильного давления.
Наверно, когда за тебя настолько переживают, это должно быть приятно. Но ей было неприятно смотреть, как он глушил свою злость, старался ее скрыть.
Злился на нее, потому что она сама подвергала себя опасности.
Злился на себя за то, что не сможет помочь. За то, что он увидит ее смерть, если все полетит к чертям.
— Блять! — прорычал, не открывая глаз.
"Я иду на этот шаг не из-за смелой жертвенности, а ради тебя, Шам".
— Вы там скоро? — Маккинни топтался у лестницы, поглядывая вниз и вверх.
Тяжелый выдох Дейвила, и он распахнул глаза.
— Придется подождать. Фоукс решила принести себя в жертву.
Он развернулся и пошел туда, к той самой двери.
— Нахуя мы ее спасали тогда? — крикнул Майлз.
Фыркнула, закатывая глаза.
— Хороший вопрос, — прохрипел Дейвил.
— Вообще-то я всё слышу.
Он взялся за ручку с тяжелым вдохом.
— Еще бы слушала.
Эта словесная дуэль немного отвлекла от безумного беспокойства внутри.
Страх — безудержный. Она не в состоянии его отключить. Но и отступать не станет.
Дейвил будто почувствовал ее эмоции. Сжал пальцами узорный металл.
— Блять, — протянул, закрывая глаза, и задирая голову к потолку.
Она сжала кулаки, начиная сомневаться в собственном решении.
"Нет, ему нужно это пройти. Он не сможет спокойно жить, пока его мать остается криспи".
Его мучения должны закончиться. И сейчас подходящий момент для этого.
"И отличный день, чтобы умереть".
— Ненавижу тебя, Фоукс.
Он дернул дверь, отрезая путь назад.
Да, можно закрыть ее и уйти, но… Они уже переступили невидимую черту, когда отчаяние так велико, что его невозможно стереть. Удалить. Забыть. Его можно только пережить.
Все. Полностью.
Шам пропустил ее вперед.
Вошла, сжимая кулаки, боясь увидеть… кого? Зомби?
Нет, криспи вполне прилично выглядят, и мать Шама не исключение.
Красивая женщина. С застывшей красотой и лицом, растерявшим эмоции, но по-прежнему привлекательная.
Глаза сложно не узнать. Слишком знакомая зелень. Только пустая, словно затянутая матовой пеленой, которая не отражает и не пропускает свет. И волосы, только гораздо длиннее.
Она слышала, что у криспи замедляется старение. Они будто застывают. Изменения происходят в несколько раз медленнее. Но это были знания, которым она не особо доверяла. И теперь поняла — они правдивы.
Отец Шама выглядит набравшим годы. Не старым, но и на тридцать лет не тянет. А этой женщине сложно дать больше хотя бы тридцати пяти.
Дверь хлопнула, вырывая из оцепенения.
Женщина смотрела на гостей безучастно. Ей неважно кто они и зачем пришли. И, в целом, это упрощало задачу. Было бы гораздо сложнее, отбивайся она с криками и воплями.
Ему больно смотреть на мать, это читалось во взгляде. Перевел взгляд на нее, а выражение не изменилось. Все та же неясная боль.
Феликса выдохнула. Ощущение, будто ее несколько раз ударили ножом под ребра.
"Прости, Шам. Это необходимо сделать".
Она видела, как сильно напряжена его челюсть, что сам он как живая струна. Ей тоже больно его видеть таким. Видеть и понимать, насколько ему нелегко. Правда, едва ли она могла осознать это в полной мере.
Невозможно, не побывав в его шкуре.
Он воспроизвел заученную до мельчайших деталей формулу, вплетая единственный, недостающий прежде, элемент. Точку активатора.
Могильный холод внутри от вида маленького кристалла мутного серого оттенка.
Он может потерять все. В один миг.
Мать, которую он уже потерял один раз много лет назад. И Фоукс, которая давно — неотъемлемая часть его жизни. На протяжении всех лет в гребаной школе. Только теперь гораздо ближе. Намного важнее.
Кристаллическая сетка оплела тело матери. Внимательно всмотрелся в каждую точку, проверяя каждый элемент. Дотошно рассматривая каждую грань.
Он готов пережить еще десять кристаллов вечной боли подряд, без перерывов, если бы это как-то помогло. Избавило от риска.
Фоукс стискивала пальцы, ожидая его подтверждения.
"Глупая или смелая? Боится. И больше не пытается этого скрыть. Я всегда вижу тебя насквозь, Фоукс".
Ни одно движение не вызывало такого протеста. Не давалось настолько тяжело, будто пытался сдвинуть скалу с места.
Обычный кивок. Элементарно. И, сука, легче сдохнуть.
Она активировала кристалл.
Липкий ужас никогда прежде не касался его. И мимо не проходил. Всегда обходил стороной.
Не в этот раз.
Сжал кулаки, не зная, чего ожидать.
Частое дыхание Фоукс не успокаивало. Она смотрела на мать, будто что-то могла увидеть.
Даже он не видел. Ничего, кроме сетки, заполнившей тело. В ней нет изменений. Она активирована и набирала силу. И стягивала ее из активатора.
Зубы уже должны скрошиться в порошок, так часто и сильно он их стискивал за последние несколько часов.
Кристалл светился все ярче. Работал на полную.
Гнетущую тишину разбавляло только частое дыхание. Его и ее. Оба неотрывно смотрели на женщину, безразлично наблюдающую за ними.
Какая должна быть реакция после удачного завершения? А при неудачном? Важные вопросы без ответов, которые усиливают эмоциональное напряжение.
Фоукс пошатнулась в сторону кровати, опустив голову и прикрыв глаза. С губ срывалось рваное, слабое дыхание.
Эта картина навечно отпечаталась, выжглась в его сознании. Как она упала на кровать, рука расчертила живот, безвольно расслабленная. Застывшее лицо с умиротворенным спокойствием, нескованное напряжением.
Он сжал челюсть. Давил до боли в зубах, сдерживая желание закричать.
Закрыл глаза, сглатывая дерьмовую сухость во рту. Чувствуя только, как когти безжалостно рвут грудную клетку. Раздирают в клочья.
Нехотя поднял веки. Сразу появилось желание вырвать себе глаза, но уже поздно. Он видел, пожалуй, самый жуткий кошмар, который он никогда не мог представить. Никогда.
Два единственных человека — не считая Майлза и Ди — имеющие настоящую ценность в его жизни, лежали рядом.
— Охуительно, блять.
Злость, перемешанная с усталостью, звучала отстраненно.
Закрыться от испепеляющих ощущений, иначе сойдет с ума прямо в эту секунду.
Это не та сказка. Он сам повторял эти слова много раз, и почему-то повелся на удачу.
Он. Человек, который только и делал, что перетекал из состояния "херово" в "очень херово" и обратно. До бесконечности.
