уж со своей семьей она как-нибудь сама разберется, спасибо, отвалите! — но Ветров погладил ее ладонь большим пальцем, и она решила, что ладно уж. Досмотрит шоу до конца, но потом — сразу к черту.
— Покупай, — согласился Катька немедленно. — Прям завтра и покупай. А когда послезавтра Люся тебя бросит, то не требуй от меня вернуть квартиру обратно.
— И почему же Люся меня бросит?
— Потому что однажды ты накосячишь, — объяснила Катька, и вот оно: действительно обида зазвенела в ее голосе. Люся смотрела на сестрицу во все глаза. — А Люсенька наша не признает чужих косяков. Она же непогрешимая.
Это было несправедливо.
Катька не просто однажды накосячила.
Она творила дичь год за годом, а это уже образ жизни.
Люсе хотелось встряхнуть ее хорошенько и напомнить о мужьях, которым сестра сломала жизнь. О махинациях с медицинскими препаратами. О фотографии на коленях у мэра и оплачиваемом Сергеем Гореловым сексе с его братом Федором.
Ярилки — чертовы куклы, которые безбожно давили на жалость, — были великими мастерами валить с больной головы на здоровую. Почему-то они были уверены, что все их пакости просто обязаны сходить им с рук, а если попадались на горячем, то немедленно прикидывались беззащитными жертвами.
— Кать, — сказал Ветров почти нежно, — ты имеешь право жить как хочешь. А Люся имеет право не вытаскивать тебя из того дерьма, куда ты охотно и добровольно забралась.
— Лицемер, — ответила Катька презрительно. — Если завтра в дерьме окажешься ты, запоешь по-другому. Вообще мне тебя даже жалко. Это очень неприятно, когда тебя полощут на вонючих страницах ее гадкого портала.
Ветров засмеялся.
— Меня там полоскали, — напомнил он, — и не единожды.
— Спорим, ты сейчас думаешь, что теперь-то все изменилось. Теперь ты с ней спишь, а значит, это обеспечит тебе ее поддержку в будущем. А вот с Люсенькой это не работает. Она отвернется от тебя, не моргнув глазом.
— Блин, — не выдержала Люся, — я же не ассенизатор, чтобы раз за разом выгребать после тебя.
— Каждый может оступиться!
— Сколько раз?
— Ну хватит, — Катька вскочила. — Зачем я только приехала! Разговаривать с тобой — все равно что плевать против ветра!
— А ты чего ожидала?
— Сидеть, — вдруг властно велел Ветров, и Катька от неожиданности плюхнулась обратно на стул. Нахмурилась, глаза яростно сверкали. — Мы не договорили, — продолжил он, снова добавив своим интонациям бархата. — Гипотетическая пятикомнатная квартира завтра, информация о том, что ты там нарыла о моем отце, — сейчас.
— Паш, я не позволю тебе покупать моей сестре квартиру и поддаваться на ее тупые манипуляции, — взвилась Люся.
— Прости, дорогая, но это тебя не касается.
Ох, как захотелось вцепиться ему зубами в ухо! Как в первые дни их совместных завтраков.
— Разумеется, меня это касается, — процедила Люся ледяным голосом.
— Деньги у меня. Информация у Катерины. При чем тут ты? Это исключительно наши с твоей сестрой товарно-денежные отношения. Можешь подождать в гостиной, пока мы с ней договоримся.
Еще чего не хватало!
Люся резко отвернулась от него и только тут увидела: пока они препирались, с Катюхой происходило что-то странное.
А именно — губы ее скривились, задрожали, а глаза наполнились слезами.
— Кать, ты чего? — изумилась Люся.
— Оплакивает гипотетическую хату, — злорадно выдвинул свою версию Ветров. — Нет у нее никакой информации.
— А вот и есть, — заупрямилась сестрица и сразу поникла. — Ну так… можно сказать, что и нет. На хатку точно не наберется.
— Вот зараза, — восхитилась Люся.
— Я ведь в положении! Мне вообще нельзя нервничать, — пошла с козырей Катерина и для верности покачнулась.
Ветров посмотрел в окно, потеряв к беседе всякий интерес:
— Видишь, Люсь, как легко я сэкономил тебе кучу денег и избавил от наглого, но очень неумелого шантажиста.
— Люся не бросит нас во вшивой однушке, когда я жду ребенка! — выпалила Катька.
Он опять засмеялся, но как-то противно, насмешливо, зло:
— Кать, не ты ли пять минут назад распылялась, что Люся отвернулась от тебя, потому что она непогрешимая стерва? А теперь оказывается, что отвернулась, но не совсем? Ты либо трусы надень, либо крестик сними, а то это уже нелепо.
— Да пошел ты, — огрызнулась она, покрываясь некрасивыми пятнами.
— С чего ты вообще о моем отце вспомнила?
Сестрица думала долго, потом все-таки решила не закапывать себя еще глубже, драматически вздохнула и достала из кармана телефон:
— Я была с Федором, когда к нему поздно вечером пришел один чувак. Серьезный чувак, сразу было понятно: хоть и старый, а повадки начальственные. Большая шишка, к гадалке не ходи. Федор тут же выставил меня вон, как блохастую дворнягу, но Сергей мне сделал ключ от его квартиры, и я на цыпочках вернулась. Ох, сердце колотилось так, что думала: вот сейчас умру!
— Тоже мне Мата Хари, — усмехнулась Люся.
— Сергей давил на меня, мол, я бесполезная, ничего интересного до сих пор не накопала, за что он мне только деньги платит. Я боялась, что потеряю эту работу…
На сей раз Люся промолчала, хоть и очень трудно было.
Это не работа, Катенька.
Это промышленная проституция.
Впрочем, тоже тяжкий труд, если подумать.
— Ну, в общем, кое-что удалось записать. Качество не очень, я была далеко, но разобрать можно.
Катька покопалась в телефоне, ища нужный файл, и включила аудиозапись.
Голоса раздавались едва слышно, однако разобрать слова и правда было можно.
— Олег Степанович, — говорил Федор Горелов, — ну какая мне сейчас политика, если видовики меня таскают с допроса на допрос. Вы бы приструнили этого Ветрова лучше, мои… кхм… пристрастия вот-вот выплывут наружу, и тогда хана репутации. Совет акционеров меня в порошок сотрет.
— Я в дела видовиков не лезу, мелковато для меня, — отвечал Великий Морж. — А что касается репутации, то тут лучше действовать на опережение. Самому объявить о своих пристрастиях во всеуслышание. Если все правильно разыграть, то ты у нас получишься даже героем, попирающим вековые стереотипы.
— Издеваетесь?
— Предлагаю посмотреть на вещи шире. Ты арх-волк, Федор, граница между живыми и мертвыми для вашего вида стерта. Ваша связь с потусторонним миром все еще очень сильна. Кто станет тебя упрекать за отношения с навями, если это часть твоей сути?
— Ну примерно все.
— Все, — насмешливо произнес Великий Морж, — это никто. Народ безмолвствующий. А те, кто в этом городе реально имеют вес, будут на твоей стороне, уж я позабочусь.
— И чего это вас, Олег Степанович, в политику потянуло? Отец всегда говорил держаться от этой грязи подальше, уж больно хлипко все. Сегодня ты губернатор, а завтра бежишь из города, поджав хвост.
— И такое бывает, — легко согласился Великий Морж, — уж
